отвернулась и смотрела в тёмное окно, безучастно ожидая мужской дуэли.
- Можно было бы посмотреть в старых газетах, - подсказал себе лже-журналист-дипломат себе выход, - но копаться в архивах не хочется, тут же оправдал себя, - да и что там по неосведомлённости выкопаю, могу и нечаянно приврать, - сам того не желая, высказал главную особенность любого современного интервью.
Хозяин пожевал толстые губы, несколько раз остро взглянул на неприятного нахалюгу, минуя взглядом затаившуюся жену.
- А и не надо копаться, - посоветовал архивариус, - выпишешь фамилии всех пяти директоров, они-то и будут настоящими героями, что поднимали, строили и обновляли комбинат, доведя его до предприятия ударного социалистического труда, - и даже усмехнулся простецкой истине, понятной всякому дураку, но только не этому.
- А как же рядовые работники комбината? Простые люди? – влез дурак с дурацким вопросом.
Роман приподнял густые брови.
- А что простые? – и объяснил несмышлёнышу: - Им скажешь, они и сделают, вот и весь их героизм.
- А вы себя к каким относите? – не удержался дурень, чтобы не съязвить глупо.
Роман Григорьевич грузно поднялся, опершись кулаками о столешницу.
- Больше ничем не могу служить, - обрезал интервью, недвусмысленно давая понять, что псевдо-журналисту пора выметаться подобру-поздорову, тем более что секундантка так и не повернула головы, не приняла той или другой стороны, словно её вообще при встрече не было.
Пришлось идти на поклон к прекрасной Аделаиде, тем более что утро было ослепительно-солнечным, звончатым, птичье-песенным, обещавшим успех, и день обещал быть ведренным, хотя и ветреным и пыльным. Потопал пёхом, с наслаждением вдыхая пока ещё свеже-прохладный озонистый воздух и ощущая всем телом здоровье и бодрость, каких в последнее время не чувствовал ни внутри, ни снаружи.
Увидев его, газетная прелесть до того обрадовалась, что смимикрировала, покрывшись цветущим розово-лиловым румянцем, приятно сочетающимся с оранжевыми взбитыми лохмами и прозеленёнными веками.
- Вы прекрасно выглядите, - польстил хитрец авансом и чуть не добавил зачесавшимся языком: «особенно в сумерках», но удержался, побоявшись схлопотать по набалдашнику увесистым копьютерным справочником, от которого в глазах непременно сработает двоичная система. – Аделаида Арнольдовна, - залебезил заискивающе, подсаживаясь поближе к ней, а главное – к монитору. – Вы уже, наверное, начали подборку материалов к юбилею пищегиганта.
- Да, - подтвердила она, - искоса пытливо вглядываясь мышиными глазками в совсем близко и волнующе сидящего рядом симпатичного парня.
- Не поделитесь ли кое-чем со мной? – умасливал шапоклячку, стараясь не выказывать явной брезгливости, и даже изобразил на губах скромную улыбочку. – Я смотрел по гаджету, но не разобрался толком. – Можно было, конечно, и нужно поспрашивать непосредственно Голову, но, встретившись с ним, как обычно занятым вёрсткой номера, постарался не отрывать от нужного для просвещённой части города дела и проскользнул прямиком к Аде, стараясь не выдать как-то ненароком шпионских замыслов. Да и Пётр Степанович не изъявил желания дружески покалякать с ушлым конкурентом, поздоровался коротко и снова углубился в гранки. Он-то уж точно знал всю подноготную завода-комбината и не сомневался в своём информационном предприятии, не желая делиться чем-либо с набеглым красноречивым спекулянтом медийного бизнеса. И Семён, сидя невдалеке от редактора, только кивнул головой. С некоторых известных пор Виктор стал чуждым элементом в редакции.
- У Кривчуков тоже есть компьютер, - вспомнила некстати адова дева.
- Но нет такого профессионала, как Ада, - быстро нашёлся Виктор.
Она даже порозовела от редкой, очевидно, похвалы, высветив кучу тёмных веснушек. Повернулась к нему, чтобы удобнее было трепаться вместо дела.
- А ты и вправду Анькин хахаль? – повела разговор не в ту степь на щекотливую для него тему.
- Вот ещё! – возмутился он больше, чем требовалось. – Я – ничей, - и это была сущая правда. – Мне так удобнее, - и это была самая правдивая правда. – Если Аня считает по-своему, то простим её – она ещё совсем подросток.
Ада недовольно фыркнула, и он чуток отстранился, чтобы брызги яда не попали на одежду.
- Под-рос-ток… - злобно протянула кобра, выпятив и без того выступающий подбородок и нервно подёргав длинным носищем, - а врёт по-взрослому. Ей верить нельзя… как и матери, - добавила почему-то.
- Слушай, - попросил он, - давай не будем уклоняться слишком в сторону, а то Голова, прислушавшись, причешет нас против шерсти.
Она понятливо ухмыльнулась и послушно повернулась к компьютеру.
- Что ты хочешь узнать?
- Для начала хотелось бы узнать имена тех, кто наиболее рьяно участвовал в восстановлении комбината до нынешнего состояния, начиная с послевоенного времени.
Она даже не попыталась пощёлкать зелёными ногтями по клавиатуре, а, повернув к нему хэллоуинову маску, отмолотила как по барабану:
- Таких на сайте комбината тьма. А когда мы попросили в отделе кадров уточнить конкретно, оттуда отбрякали, что не могут и не хотят, поскольку предприятие восстанавливали и строили всем коллективом.
«Ясно», - сообразил Виктор, - «раз таких много, значит, попросту нет никого».
- Ладно, - согласился с юбилярами, - ну, а герои нынешнего времени есть?
- То же самое, - не замедлила с ответом Адова душа. – Пётр Степанович тоже пытался выдавить из них что-нибудь конкретное, но безрезультатно – глухо, как у попа в этой самой… сам знаешь, где, - заблеяла удовлетворённо.
- И что делать, - спросил растерянно с двумя проплешинами в дорожной карте речи мэра.
Она неопределённо пожала плечами, абсолютно незаинтересованная его проблемами.
- Обычно, - всё же подсказала, но неуверенно, - у нас выходят из положения, экономя место и называя несколько имён наугад, а далее: «… и многие другие».
Его глаза вмиг повеселели.
- Эврика! – вскричал чуть слышно. – Ты – молоток!
Она тоже залыбилась, растянув тонкие лиловые губы, и даже приятельски пихнула его в плечо своим костлявым плечиком. И тут же в ужасе отпрянула: с другой стороны, встав на задние лапы и впиваясь когтями в её незащищённое бедро, гневно шипя и колотя напруженным хвостом, уставился в её зелень своей зеленью неизвестно откуда взявшийся Мурча.
- Кто это? – завопила ведьма, увидав чёрта и пытаясь отодрать его передние лапы. – Откуда? Брысь! – заорала так, что привлекла внимание главреда, и тот недовольно постучал торцом карандаша по столу, призывая к сдержанности слишком взбодрившуюся молодёжь.
А Мурча, не спеша убрав когти естественного цвета, соскочил передними лапами на пол и, обойдя не понравившееся чучело, подошёл к Виктору, показывая, кто хозяин и по какому праву кот здесь, потёрся о его ногу и уселся, внимательно и настороженно поглядывая на взъерошенную раскрашенную куклу, карауля каждое её движение.
- Мурча! – окликнул Виктор и даже осмелился погладить недотрогу. – Ты как здесь?
- Твой? – спросила со злостью и страхом Ада, растирая оцарапанное тощее бёдрышко.
- Приблудный, - не захотел принять на себя хозяйские функции неблагодарный хозяин, приобретённый чернышом насильно. – Дикарь, - отбоярился от ответственности на всякий случай. – Иногда приходит ночевать. Живём, не ссоримся. Непонятно, почему он озлобился на тебя. Да и не злобный он, а только пугает.
- Так и до ящика испугать можно, - прошипела, всё ещё злобясь, пострадавшая. Поморщилась и, не отводя насторожённого взгляда от зверюхи, предложила хозяину ответить компенсационной жертвой: - Слушай, если тебе так приспичило узнать, кто больше всех делает погоду на комбинате, пойдём в ДК, вечером там будут многие из интересующих тебя героев. Пойдёшь? – Ей очень хотелось насолить певице, аж подмышками засвербело, и прошвырнуться напоказ с её парнем. – Как?
А он не знал, как поступить.
- Пожалуй, - протянул неуверенно. – Местные не побьют?
Ада, обрадовавшись, что согласился, и отмщению быть, рассмеялась чуть слышно, показав острые неровные зубы и успокоив:
- Не дрейфь! Наши бабоньки в обиду не дадут: не только коня запрягут, но и по шеям любому надают, - и, не давая ему времени на отступление, предупредила: - Я зайду за тобой, жди после работы, - и, уж совсем освоившись, пугнула: - А сейчас проваливай потиху вместе со своей нечистью, мне надо работать, а то Голова уже второй раз поглядывает предупреждающе.
На выходе Пётр Степанович, приглаживая роскошные усы, словно копируя Мурчу, заботливо предупредил коллегу:
- Учти, мэр всё равно будет пользоваться нашей фактурой, подтверждённой документами, так что не особенно напрягайся. «И значит», - подумал Виктор, - «пять директоров, и нет рядом места Авдотье. Ну, и чёрт с вами! Живите, как знаете, против бюрократической мафии не попрёшь! И вообще зря я взялся за эту грязную работу». С тем и ушёл, сопровождаемый назойливым Мурчей, старающимся то и дело проскочить у него между ногами.
Она, как и любая женщина, пришла, конечно, с опозданием, не сразу после работы, а позже почти на час, для надёжности, наверное, что их увидят многие и, конечно же, наябедничают Анке. Услышав бандитский посвист и увидев вздыбившегося на подоконнике Мурчу, вышел, таясь от Авдотьи. Ада, на удивление, была в минимальной боевой раскраске и выглядела вполне безобидной дурнушкой, которую из жалости надо опекать и защищать.
- Потопали, - просунула руку в его локтевой крендель и уверенно зашагала в ногу, далеко выкидывая вперёд ходули в оборванных и заношенных тесных джинсах, плотно обтягивающих тощую задницу. Шла, задрав выпяченный подбородок, не оглядываясь по сторонам, в полной уверенности, что из-за заборов и окон на них смотрят и разнесут уличную новость по всей округе. А следом обочиной крался Мурча.
Около обшарпанного Дворца – Дома культуры – уже роилась девичья кодла, скудно разбавленная дефективными парнями, не нашедшими применения в Ставрополе. Все взгляды устремились на парочку: девчата обшаривали, облизываясь с завистью, а парни – угрожающе нахмурясь, но никто не осмелился произнести ни одного дурного замечания, очевидно, опасаясь острого язычка Ады, не стесняющейся хлёстких выражений. В напряге прошли сквозь расступившуюся толпу в храм, а там – прямиком в его чрево. Заняли удобный столик подальше от миниатюрной эстрадки, где несколько полуглухих лохматых пацанов с заткнутыми ушами уже дёргали струны, подвывали медью и поколачивали барабаны, настраиваясь на громкий музыкальный вечер, способствующий обильному пищеварению.
- Бабки есть? – спросила волонтёрша, оглядываясь на бар-стойку, где готовились разбежаться за заказами одинаковые по виду, как стюардессы, официантки в коротких кружевных передничках с глубокими вместительными кармашками для складывания посетительской мзды. Виктор добыл из заднего кармана джинсов умятый кошель, хотел открыть и выудить сколько надо, но она требовательно протянула руку, цепко ухватила походный банк, пообещав: - Не боись, лишнего не замылю, остатки получишь как в личном кабинете, - и ушла, виляя потёртым задом, а он сторожко огляделся, рассматривая ещё редких посетителей, вернее – посетительниц, которые в свою очередь с любопытством разглядывали его. И ни одной выдающейся
