Кароль. И Надежде ничего другого не оставалось, раз её так просят, как на этом попрощаться с ними и выйти вон.
Трой демонстративно вздыхает и поворачивается к Кароль, ожидая от неё услышать её мнение. И Кароль его высказала. – И этого вы считаете достаточно? – спросила она.
– Всё что нам нужно было узнать, мы выяснили. – Дал ответ Трой, с глубоким подтекстом постучав по спине Константина пальцем руки.
– Ну раз дело так спорится, то мы до обеда все дела на сегодня закончим. – Сказала Кароль, вернув себя в прежнее положение и, углубившись в планшет. Трой с Константином, как уже стало их привычкой, знаково переглянулись насчёт ног Кароль, – хороши, хоть и слишком болтливы, – и вернулись к тому, с чего начинали первый приём, к ожиданию следующего кандидата на их и ног Кароль внимания. Но теперь они подготовлены и знают, чего можно ожидать от этой хитроумной Кароль – она по своему выбору будет подтрунивать, то над ними, то над той, с кем будет вестись собеседование. А вот на основании чего будет делаться этот её выбор, то это то единственное, что они для себя пока не выяснили. Хотя есть свои догадки – Кароль хочет, чтобы она обладала решающим, а не только совещательным голосом. А для этого, скорей всего, и было всё это дело с ширмой и задумано. Вон как ловко она всё обставила, придумав эту версию с громоотводом для них.
Типа вызываемые на собеседование кандидатки, благодаря выставленным Кароль туфлям, обнаружив присутствие за ширмой ещё одного человека, однозначно всё решающего лица (такие лица всегда остаются в тени занавесов и ширм), естественно весь возникший негатив перенаправят на это лицо за ширмой, которое к тому же женщина, и Трой с Константином могут спать дома спокойно, их энергетика не пострадает. Вся отрицательная энергия уйдёт в эти на её ногах туфли, которые и послужат своего рода громоотводом для них. А Кароль после того, как всё это закончится, только и останется, как избавиться от этих, так ей нравящихся туфлей (вон на какие жертвы идёт ради них, а они, что за неблагодарные скотины, этого совсем не ценят, а пускаются в такие насчёт неё рассуждения), ведь с этого момента они представляют крайне большую опасность для их носителя. И теперь они самый высматриваемый взглядами сотрудниц корпорации предмет интерьера чьих-то ног. И что будет ждать того человека, кто попадётся им на глаза в таких туфлях, даже представить страшно.
А туфли Кароль хоть и редкостная дрянь по мнению Троя, да и Константина, людей совершенно ничего не понимающих в женских туфлях, и им только нравятся на них интересные спереди застёжки, всё-таки они выполнены не в эксклюзивном исполнении и могут встретиться и на других ногах. А если Кароль вдруг захочет выкинуть фокус с этими туфлями и преподнести их в качестве анонимного подарка какой-нибудь своей не благожелательнице, которая её достала, что уже по другому с ней и нельзя, то история этих туфлей получит для себя незабываемое для их носительницы продолжение. И что-то во взгляде Кароль подсказывает, что она не бросает послужившие ей верой и правдой вещи на произвол судьбы мусорного бака, а она обязательно им или ими, что для неё одно и тоже, за всё отплатит, пристроив их в хорошие руки, то есть ноги.
А за всеми этими мыслями о Кароль, полностью под себя подмявшей Троя и Константина, они и не заметили, как быстро пронеслись перед ними все эти вызванные к ним лица сотрудниц и беседы с ними. Правда, на первый раз их было немного. А вот когда была вызвана последняя девушка, то они уже немного свыклись с тем, что сегодняшний день пошёл насмарку из-за вмешательства в процесс собеседования Кароль, с которой нужно что-то в следующий раз делать, – скажем, что это недопустимо, так себя вести, – и уже не были столь напряжены: они махнули рукой на всё и можно сказать, формально досиживали.
К тому же вошедшая в кабинет девушка, как бы помягче для неё сказать, в общем, во внешнем плане не представляла из себя особого интереса для Троя и Константина (а может им несколько приелась заходящая сюда красота) и это одно уже успокаивало и по-своему утихомиривало их сердцебиение. А когда тебе спокойно, то можно себе позволить развалиться на своём стуле и с мягкостью во взгляде посмотреть на это отчасти природное недоразумение и посочувствовать ему за то, что ей так не повезло со своей природой.
Правда, надо отдать должное всё примечающему взгляду Троя, сумевшего разглядеть в ней неразвитые ростки красоты, и сделавшего вывод, что в большей степени она виновата в том, что в ней сейчас есть, сама себя так запустив, видимо, когда оставалась в тени своих ровесниц, не замечаясь парнями. А красота для того, чтобы расцвести, требует для себя света внимания, без которого всякая симпатичность и не развивается, и начинает вянуть, в итоге загоняя в себя свою небрежность, которая и приводит природный задаток в такую свою несуразность. И разве на тебя с восхищением и с желанием посмотрят, когда ты сама на себя так не смотришь и в результате этого совсем не смотришься, исподлобья смотря на всех и искоса на себя. Чему как раз способствует вся эта её сутулость в плечах и втянутость вниз к груди её головы, которая там пригрелась и только из необходимости оттуда отрывается, чтобы искоса посмотреть на того, кто вдруг её заметил и решил до неё снизойти своим обращением.
В общем, всё так благоприятно сложилось для всех, – обе стороны знали, что друг от друга ожидать и это их между собой мирило, приведя в благосклонное расположение духа, – что Трой, поддавшись этому душевному настрою, без всякой задней мысли, позабыв заглянуть в блокнот с записями, где значилось её имя, так за между прочим, задал свой вопрос. – Милая девушка, – даже не заметив за собой такой милости в своём обращении (и что удивительно, то этому мало кто придал значение из тех, кто находился с этой стороны стола), которое могло бы сойти за грубую фамильярность, Трой продолжил, – а вот скажите нам. Что вы ждёте от нас? – Что определённо странно слышать даже от человека близко знакомого, а когда такой вопрос задаёт человек тебе практически незнакомый, то тут хочешь, не хочешь, а задумаешься над природой такой любознательности этого, в первый раз вижу, что за любопытного и отчасти дерзкого на свою любознательность человека.
Но видимо эта милая девушка, как о ней отозвался Трой и в самом деле такой и была, хоть и редко это демонстрировала и по ней это было с трудом заметно, и она отнеслась к этому благосклонно. А вот Трой приметил это за ней и тем самым не нарвался на встречный иск за предвзятое к себе отношение.
– Представьте только, ваша честь, каким словом он меня назвал! – Громогласно, а по-другому и нет никакой возможности себя озвучивать, когда задета ваша честь, да ещё и такими тревожащими чувствительное сердце девушки словами, вот так обратится к высокому судейскому собранию, задетая этими словами Троя, скажем так, независимая от его мнения и любого рода слов, полностью самодостаточная и ей не нужны поблажки, Она с большой буквы. И у неё, конечно, есть собственное имя и даже отчество, ненужный рудимент в будущем, но сейчас, когда она выступает от имени всех оговорённых этим типом современниц, Она посчитала нужным отбросить в сторону эти идентифицирующие её как личность частности (к тому же мы пока ещё так и не знаем её имени).
Ну а как только Она с такой убедительностью в голосе и словах обратилась за помощью к достопочтеннейшему собранию в лице вашей чести, Юстиции Ивановны, то Юстиция Ивановна, а также все присяжные, без которых в этой реальности не проводится ни одно судебное заседание, похолодели в лицах и в сердцах, уже догадавшись, с каким сложным субъектом им придётся иметь дело. И этот Трой, уж очень не прост и он не какой-то там мужлан, который забурев в своём хамстве и безнаказанности, прёт напропалую сквозь толпу прохожих, совершенно не замечая на своём пути хорошеньких девушек на выданье и просто загляденье, – а бывает так, что он им отдавливает ноги и без всякого простите прёт дальше до остановки общественного транспорта, чтобы по заходу в него продолжить издеваться над симпатичными гражданками, не уступая им место, когда ему и самому на нём прекрасно сидится, – а этот Трой идёт дальше в своём вероломстве, привлекательными и заманчивыми словами заговаривая для начала уши встреченных им на своём пути девушек, а затем наполнив их под завязку надеждами на свой счёт, в итоге скажем так помягче, не оправдывает их.
А это, как всеми тут, в суде, понимается, самое страшное преступление, на которое способно вот такое лицо, как у Троя, с виду вполне себе ничего и заслуживающее доверие. И стоило Юстиции Ивановне, а также все присяжным в числе двенадцати особ женского пола, которые сами себе на уме, в чём-то может и разные, но в одном они всегда единодушны и уверены, – таким красивым мерзавцам, как Трой, нет никакого доверия, – понять, насколько коварен и опасен этот Трой, известный так же под знаковым именем Ганнибал Сердцеед (это вам не какой-то там Лектор, кому по большому счёту и похвастаться нечем, – ковыряться в чьих-то мозгах, не комильфо и указывает на недостаток в его разумении, – а это его имя сразу обозначает, до чего он большой гастроном), а затем себя представить на месте той, с кем так безнадёжно обошёлся этот Трой, то приговор ему прямо напрашивался на вдруг засохшие уста, которые пришлось языком облизнуть, чтобы их увлажнить.
А как только этот процесс ухаживания и гигиены был произведён присяжными и самой Юстицией Ивановной, несколько удивлённой этой своей сухостью во рту, так Трою был дан шанс, если не оправдать, то смягчить для себя наказание. Но только не тем способом, какой мог бы прийти на ум Трою, при виде того, что привело к этому смягчению взглядов на него Юстиции Ивановны, позволившей себе больше, чем все остальные.
Правда, тут не обошлось без своих ошибок и заблуждений, в какое впал Трой, при виде так себя ведущей Юстиции Ивановны. – Показывает, что сожрёт меня без всякого сожаления. – Вот так ошибся на счёт Юстиции Ивановны Трой и как результат, он стал упорствовать в своей невиновности. – Да быть такого не может, чтобы я, человек гадкий и не культурный, для которого послать человека на дальнее расстояние есть обыденность, обратил свой взор к такого рода милейшим словам. Всё это наветы и прямо какая-то пакость, целью которой является сделать из меня пример другим мужчинам, на которого бы потом все разболтанные своей свободой и неустроенные семейной жизнью типы ровнялись и вовлекались в эту семейную жизнь. В общем, я хоть и не поклонник теорий заговоров, но в моём случае он имеет место. – Вот так попытался оправдаться этот слюнтяй Трой. А был бы он настоящим мужиком, таким, на кого могли бы все ровняться, то он бы все обвинения против себя воспринял как должные и по всем пунктам обвинений себя заклеймил, как последнего негодяя. В общем, на что только не готов пойти вот такой, так Трой, прохиндей, чтобы себя оправдать в глазах таких же изворотливых типов (в глазах его видящих насквозь присяжных, это бесполезно).
Но мы слегка забежали вперёд с этой самооправданностью Троя, тогда как Юстиция Ивановна и суд присяжных, ещё только
