Роман и Джета - Ромео и Джульета?

почувствовав, что может сорваться в истерику. - Что брать в руки?! Какие руки?! У нас же будет ребенок! – вспомнив о беременности, запаниковала вдруг она. - Это же наш…, это же наш с Романом будет ребенок! Но она, судя по всему, не хочет, чтобы мы были вместе! Может сообщить ей о беременности? И как это будет выглядеть? Нате вам, мати, дитя из-под кровати?! А может

все-таки сообщить - «порадовать», так сказать, свекровь? - хихикнула она про себя, - Та-ашь, девочка! Тихо, Джета! Молчи, не надо – ее кондрашка хватит. И все-таки?  Ромка ведь тоже не знает…  Нет, унижаться я не буду…».

    - …оба младше его, – как сквозь пелену из ваты слышала она голос

матери Романа, - и нам нужно выучить еще и этих детей.  Мы просто не потянем вас двоих.  В общем-то, я ничего не имею против вас, вы мне, даже очень симпатичны, - противоречила сама себе Людмила Петровна, - но мы не сумеем потянуть вас двоих. Джета, я вас очень прошу - не торопитесь с замужеством! – почти умоляла женщина.

    …неужели это конец? По всему видно – да. Ей жалко меня, жалко Романа, жалко себя, жалко всех вместе. Ну и что? Взяли бы все вместе и рискнули. Но, - нет, она в полной растерянности и на это пойти, не готова:

“Подождите, мол, немного, может все и обустроится”. – Нет, навязываться я не хочу и не буду. Господи! А мне казалось, что все, наконец, устроилось и разрешилось! Так нет, нате вам: и здравствуйте, и пожалуйста, и с Новым Годом, дорогие товарищи, а вон валяется банановая кожура! Какой дурак ее туда бросил? Вот же - урна рядом! И что теперь делать…?

    - …ваша семья, как я понимаю, тоже не в ахти каком мармеладе, -

прорвался через ватную пелену голос собеседницы. - Кстати, я ездила в село, к вашему отцу, - взяла себя в руки Людмила Петровна, - и, совсем, не в восторге от этой поездки. Он, узнав, что я мать Романа, пришел в

совершенно дикую ярость! Едва не набросился на меня с кулаками! Чуть ли ни взашей выгнал меня со двора! Я поняла, что он люто ненавидит нас - русских.

Откуда такая неприязнь?!  Я была просто ошарашена такой встречей…

    - Позвольте объяснить, - мягко перебила Джета мать своего

возлюбленного. - Во время войны, отец был призван служить в румынскую армию; воевал под Сталинградом, попал в плен, пять лет провел, где-то в Сибири; там с ним обошлись не совсем гостеприимно и он затаил в себе злобу и ненависть к обидчикам, а заодно и ко всему советскому и русскому. Я полагаю, что это обстоятельство несколько объясняет его неприязнь к

русским и его отношение лично к вам. Плен, как мне кажется, далеко и

совсем, не сахар, и тем более не мармелад. Далее, должна заявить вам, - подражая тону матери Романа, чеканила она, - что отец, с некоторых пор, не может служить мне примером для подражания, и, указаний в мой адрес,

никаких давать не смеет! Я не пользуюсь и не желаю пользоваться его

финансовой помощью! Живу тем, что подрабатываю ночными дежурствами и получаю повышенную стипендию, -  не без гордости рубила

студентка фразами. – Должна вам сообщить, что мне понятна ваша

озабоченность судьбой сына и других ваших детей, что совершенно

логично и, само собой, разумеется… Минуточку, - остановила она жестом руки, попытавшуюся, что-то сказать даму, -  смею вас заверить, что приложу все силы, для того, чтобы больше не тревожить покой вашей семьи, ваш лично, и не давать вам никаких поводов для беспокойства. А теперь, прошу извинить меня и разрешить покинуть ваше общество, так как мне предстоит прослушать важные, для продолжения образования, лекции.  До свидания мадам, еще раз миль пардон*,– очень вежливо, но жестко произнесла Джета; изящно присела в книксене, перед оторопевшей матерью Романа, резко крутнулась на каблуках кругом и с гордо поднятой головой пошла прочь.

    Мать Романа поникла головой: «Боже мой! Как стыдно!  Она все поняла! Какая гордая и умная девочка! Может, - пусть живут? Но он же абсолютно ничему не обучен, и ты, же сама хотела, чтобы все твои дети получили высшее образование! А что, нельзя учиться, будучи женатым? Скажи,

признайся, хотя бы себе самой, что несмотря на положительно сложившееся мнение об этой девочке; несмотря на безумную любовь к ней твоего сына, ты, грубо говоря, отшила ее! Тебе, просто, не хочется, чтобы он женился на молдаванке, и тобой…, (какой дурак здесь бросил банановую корку?! Чуть не упала! Вот же – урна!), в настоящий момент, правит чувство, высокопарно говоря, великодержавного шовинизма! Ну, в общем-то, - отвечала она себе, - отсутствие такового желания присутствует в полной мере, да и

гордость за свою национальность я не считаю постыдной. А отчего же ты не сказала об этом своему сыну, а наоборот, даже дала ему какую-то надежду. Я думала, что со временем он остынет к ней, ан – нет… И к отцу девочки ты ездила с целью разрушения планов Романа и Джеты. А там оказалось, и говорить не надо было – он сам - до бешенства против! Ну вот, наконец-то мы разобрались, что к чему, а то плетешь здесь: - дети, их учить надо…! А если Роман прознает о твоей поездке сюда? Вот тогда будут тебе: и матросы, и женщины, и неприятности с парафином, как говорит Рома! А потому

смирись, еще раз - смирись, и пусть они живут себе на радость и здоровье! Чем сможешь – поможешь! А не сможешь, они все равно не пропадут! Ты же не пропала во время войны! Даже с ребенком на руках, без мужа - не пропала ведь? Не пропала. То-то же. Ой, не знаю - голова идет кругом – надо еще раз все хорошенько обдумать.









    -  Ну, вот и приехали, - нарушил затянувшееся молчание и воспоминания Джеты Николай, - иди, открой ворота, - бросил он Роману. Тот, недовольно поморщившись, вылез из машины, пошел открывать. Распахнув

свежеокрашенные створки ворот, он направился вглубь двора, где на него с лаем бросился, выскочивший, невесть откуда взявшийся пес. Узнав

молодого человека, он радостно закрутил хвостом и с лая перешел на

восторженные взвизгивания. Вставая на задние лапы - пытался опустить

передние на грудь Романа, как проделывал не раз в прежние посещения.

    - Пошел вон! – зло прикрикнул на него мужчина.

    Пес, испуганно отскочил в сторону на безопасное расстояние; оттуда он недоуменно, обижено и вопрошающе смотрел на него: «Что это, - мол, - с тобой сегодня, дядька»?       

    Когда Николай въехал во двор, там Романа уже обнимала бабушка, а

рядом, дожидаясь своей очереди, ворчал, вечно чем-то недовольный, дед.



*тысяча извинений – фр.

    К шумно обнимающейся группе подошла Джета, где сразу же попала в объятия матери. Отпустив, наконец, дочь, мать уступила место отцу, но Джета, холодно, взглянув на него, вежливо поздоровалась и пошла в дом.

    Отец, досадливо крякнул, покачал головой и побрел следом.

    Через некоторое время, сидя с внуком за столом, дед заинтересовано

выслушивал от Романа восторженные планы националистически

настроенной молодежи и всего «Народного фронта»: - … и что дальше? 

    - Что дальше? Дальше русские убираются вон из республики, а перед нами широко открываются врата демократического рая! Мы начинаем

торговать с западом! Деньги рекой текут в страну, и мы живем так, как

живут все страны демократического мира: Франция, Германия, Италия,

Соединенные Штаты!

    - Ну а если они не захотят уйти? – злобно ощерился дед.

    - Ну что ж, тогда придется немного пострелять, и заставить их выйти

силой.

    - А оружие у вас есть? – с затаенной надеждой спросил дед.

    - Все, дедуля, есть и оружие, и люди, умеющие держать его в руках, все есть.

    - Рома, обязательно дашь мне оружие, слышишь? – Обязательно.

Давненько, - потирая руки, злобно шипел, как потревоженная змея дед, - мне стрелять не приходилось! А ждал я этого часа всю свою жизнь! – голос его постепенно набирал высоту и вот он уже почти визжит захлебываясь от

злости. - Я за все отомщу этим русским свиньям! Я им всем перережу глотки! Только б добраться до них…!

    - А зачем добираться? Далеко идти не надо, - перебил его прозвучавший у двери тихий, но твердый голос дочери. - Вот оружие, - взяла она со стола длинный, остро заточенный нож, которым дед нарезал хлеб, - на, режь глотку, - протянула Джета его деду, - режь горло. Режь ему, - кивнула она головой в сторону своего сына и внука деда, - Вот он русский, перед тобой! – опять посмотрела она в сторону Романа, - Правда, наполовину, но русский.

    Дед и внук оторопело переглянулись, и недоуменно уставились на

хладнокровно изъясняющуюся Джету.

    - А-ах ты, шлюха! Русская подстилка! – наконец дошло до деда. - Сука! - вопил он, вскочив на ноги, - Все-таки, сумела лечь под этого малолетнего щенка!

    - Да, сумела!  - с вызовом выкрикнула женщина. - Этот русский, как ты говоришь, щенок - не насиловал меня! Измывался надо мной сын твоего

соседа - чистокровный молдаванин!  Из-за тебя мне пришлось выйти замуж за бандита и насильника! Этот русский щенок, не избивал меня, как

обожаемый тобой Аурел! И шлюха – совсем не я! Шлюхой сделали в тюрьме не русского щенка, а твоего односельчанина, все того же, - чистокровного молдаванина, моего, по твоей милости, мужа! Что рот открыл?! – бросала она в его лицо слова, как комья грязи, оторопелому отцу, - Не

верится? Да, он стал самой настоящей, грязной шлюхой для каждого

пожелавшего перепихнуться с ним зэка!  Я сама видела, как его имел

мерзкий, отвратительный, вонючий и грязный тип. И теперь, твой

чистокровный молдаванин, становится в позу перед всяким, самым

последним, хламом!

    - Не слушай ее - она все врет! – завопил дед, обращаясь к Роману. – Да твой отец в тюрьме, но он – настоящий борец за независимую Молдову! Своей плохой работой и, якобы, пьянкой, он саботировал все начинания и работу советского правительства и за это русские посадили его в тюрьму! Остальное она все придумала! Скажи сыну, черт тебя побери, что ты все выдумала, или я тебя прибью, как собаку! – сделал он шаг в ее сторону.

    - Попробуй, - еще раз показала Джета нож отцу, и тот, видя ее готовность к действию, в нерешительности остановился.  - Ничего я не выдумала, и ты прекрасно знаешь, что я..,  врать не умею, - жестко добавила она.       

    - Что скажешь на это, сынок? – обратилась она к Роману, - Как тебе

такой оборот дела? Ты еще не передумал стрелять в русских?!

    Роман, оглушенный этой неожиданной новостью, потерял весь свой

«румынский» лоск, сгорбился и, чуть пошатываясь, побрел к выходу.

    В дверях, мрачно ухмыляясь, стоял его дядя - Николай.

    - Дядя Коля, - вопросительно и с надеждой посмотрел на него Роман, - это правда?

    - Пойдем-ка, племянничек, выйдем – поговорим, - приобнял молодого мужчину за плечи Петроае, проводя того в дверь, ведущую в другую

комнату…

    Целую ночь Джета не могла сомкнуть глаз: «Как воспринял сын

сообщение о том, что у него русский отец?  Как случилось, что он так

возненавидел Советский строй и всех русских»?

    Чтобы как следует все это проанализировать, ей пришлось вернуться к воспоминаниям.





    После беседы с матерью Романа, Джета впала в уныние и жесточайшую депрессию. Всей душой и сердцем любя Романа, она, хотя, и с некоторым сомнением, все же приняла, преподнесенную матерью Романа, историю об аховом положении его семьи, и не стала унижаться, набиваясь в невестки, чтобы не стать для нее обузой: