только четыре промелькнувшие каски. Гул двигателей перекрывался громкими криками, и легко было догадаться, что едут две молодые парочки. Вот это да: они остановились! Мотоциклы заглохли, и шумная компания, судя по всему, вошла во двор соседней дачи.
- Ура!!. Катька, где ключ?!. Здесь всё наше!! – донеслось оттуда.
Задребезжал магнитофон.
Пахратдинов перебрался на другой угол домика и, выглянув, - кусты смородины и фруктовые деревья прикрывали его – с ужасом обнаружил, что Миха всё ещё в душе. Так долго мыться! Хоть не подавал сигнала, но мотоциклы-то можно было услышать…
Одна парочка шумела внутри дачи, другая стояла как раз возле душа.
- Катюха, пойдём в дом, выпьем… - парень лет восемнадцати тянул подругу за руку.
Та нетвёрдо держалась на ногах и мотала головой:
- Не хочу!.. Вы все сговорились… Жанке, кобыле, я посмеюсь… Отпусти, Кнут!
- Пошли, дурочка, там обсудим все проблемы…
- Не хочу…я пьяная… Подожди, умоюсь…
Храбро оторвавшись от товарища, Катька полезла на душ. Ноги её два раза попадали мимо ступенек, и она едва не падала. Парень посмеялся и пошёл к друзьям, а Катюха, видимо, удовлетворённая температурой воды, слезла-свалилась вниз, с трудом стянула куртку и,
88
продолжая что-то ворчать, зашла в душ.
Пахратдинов растерялся: жалеть сослуживца или завидовать ему. То, что Миха внутри с этой пьяной красавицей, сомнений не было: всё вокруг открыто, и, если б он уже вышел, вряд ли бы смог где-нибудь спрятаться. Разве что за их домиком, но кто-то из приехавших обходил его вокруг. Между тем Пахратдинов, наверное, сразу бы успокоился и вышел из своей засады, если б знал, что в это время в душе происходит совершенно светский разговор двух слегка подвыпивших людей.
- Пожалуйста, полотенце, сударыня.
- Благадь-дарю, брр… Значит, ты китайский шпион?.. А почему глаза не узкие?
- Пластическая операция… Фу! Чего он капает…дурацкий советский кран.
- На, повесь… Чё рот-то зажимать, шпион?
- Сама понимать должна: мы всё время соревнуемся с Америкой, кто быстрее выведает ваши военные тайны и захватит СССР. И если бы ты не поклялась, что не выдашь меня, я тут же нажал бы на свой комсомольский значок и застрелил бы тебя отравленной пулей.
- Мама. Не говори так важно… Я боюсь всяких шпионов и привидений… У Кнута по видео их много всяких…
- По чём?.. Ладно, хватит болтать. Сейчас за мной прилетит вертолёт. Выходить по одному. Не забудь сказать пароль.
Пахратдинов, заподозривший уже неладное, наконец увидел выходящую из душа девчонку, которая огляделась и, повернув голову назад, громко сказала: «Кал-ба-са!» Вслед за этим с другой стороны душа появился ещё один человек. Он резво разбежался и ловко перемахнул забор в кувырке, плавно приземлившись на траву между яблонями.
- Ну всё, хватит бездельничать! За работу, товарищи солдаты!!! – Миха схватил лопату, поплевал на руки, вытер их и прислушался. – О, «Жига» едет. Война войной, а обед по расписанию, как любит говорить старший лейтенант Винипухов.
…После замечательного гражданского обеда, приготовленного заботливой пуховской тёщей, которая сама приехала попотчевать солдат, Миха быстро покурил и предложил «побыстрее оформить все земляные работы», иначе им больше не попасть на дачи. У соседей по-прежнему гудел магнитофон, вместо криков доносился лишь громкий разговор, а солдаты беседовали и, не останавливаясь, махали лопатами.
Солнце всё пригревало, и бледные после долгой зимы солдатские спины впитывали лучи, превращая их в загар. Земля, ещё сырая, тяжёлая, с трудом поддавалась; кое-где штык лопаты упирался в мерзлоту.
-… Понимаешь теперь, почему я застучал? – рассказывал Пахратдинов. – Аракелян – чмо, сволочь. Но он фазан. А Чабаев, Арасов – наш призыв. И они меня били и дрочили. Каждый вечер. Ты не знаешь, ты работал в клубе. А я всегда в роте… Как жить?.. Любой застучал бы…
- И все трое перед ротным задницу рвут.
- Эй, увидишь ещё! Чабаев будет старшина!
- Чистый погон – чистая совесть.
89
Беседуя таким образом, напарники вскопали весь участок. Узнали время: без двадцати пять. Старик собирался приехать за ними в шесть, и можно было вздремнуть.
Молодёжная компания с соседней дачи теперь расположилась во дворе. Миха с удовольствием присоединился бы к ним, но там, похоже, все места были заняты. Однако местные сами обратили своё внимание к солдатам, видно, исчерпав темы для разговоров. Замолчал и магнитофон, работавший на батарейках.
- Шпион! – позвала Катька, очевидно, с разрешения приятелей. – Иди сюда!.. Расскажи нашей шпане, как в армии служить! Им тоже скоро идти на войну!
- Я не пойду! Я там никого не знаю, - пошутил один из парней.
- А я не пойду, потому что знаю кое-кого… - не улыбаясь, отозвался другой, которого называли Кнут.
Он сидел на маленьком заборчике, делившем участок на двор и огород и, налегая грудью на гитару, пытался из аккордов сделать мелодию.
- Я не один: с резидентом! – ответил Миха и собрался было спросить сослуживца, пойдёт ли он к гражданским, но по лицу каракалпака увидел, что вопрос неуместен.
- Давайте всей бандой1 – вновь крикнула Катька, и солдаты вежливо обошли забор через две калитки.
Пахратдинов скромно сел за спинами, а Миха первым делом поправил девчонку, ничего не знающую о службе:
- Вообще-то, Советская Армия не воюет, а обороняется… Иногда – за границей.
Он встретился глазами с Кнутом, и взгляд предводителя компании, презрительно-высокомерный, неприятно поразил Миху. «Начальственный сыночек», - подумал он и сразу же почувствовал себя неуютно в присутствии этого типа.
- Можно я попробую, - Миха взял гитару, провёл по струнам.
Хотел было сказать, что хорошо настроена, но не стал хвалить Кнута и, сделав виртуозное вступление, запел: «Мы себе давал слово…» Жанка, вторая из девушек, подпела и застучала себя по коленям.
- Кстати об армии, - Миха положил гитару. – Я расскажу анекдот, а вы сами судите, что она такое. Майор, командир батальона, захотел пить. Выходит в коридор с кружкой. Мимо идёт командир роты. «Эй, капитан, принеси-ка воды». Капитан спрятал кружку за спиной. Стыдно. Видит: идёт лейтенант. «Ну-ка, товарищ лейтенант, принеси воды». Тот берёт кружку. «Так, раз я только из училища, значит, можно меня за водой посылать… Сержант, принеси воды». Сержант берёт кружку и думает: «Паршивый кадет! Меня, деда Советской Армии, припахивать!..» Кричит: «Эй, дух, бегом в умывальник за водой!» Молодой солдат хватает кружку и убегает. В умывальнике встаёт у крана и думает: «Так, мало того, что сержант меня задрочил, заставляет работать днём и ночью, так я ещё должен ему воду носить!» Переворачивает кружку вверх дном и идёт назад. «Товарищ сержант, да ведь кружка запаяна. Как воды набрать?» Сержант берёт кружку. «Ах ты, дух-лейтенант, козёл, так меня надуть!» Подходит к офицеру: «Что за шутки, товарищ лейтенант?! Кружка ведь запаянная…» Тот берёт. «Вот это да! Посмеялись надо мной коллеги. Ну, я им припомню, сволочам». Идёт к капитану. «Какая там вода, товарищ капитан? Кружка-то запаяна!» Ушёл, а капитан себя по голове
90
стукнул: «Ах, ты гадость! Ну, и пёс наш комбат! От скуки шутки шутить вздумал». Идёт к командиру. «Разыгрываете, товарищ майор? Запаянную кружку даёте?» Майор берёт кружку, вертит в руках: «И правда, запаянная… Во, ещё и дна нету!..»
Слушательницы засмеялись, слушатели ухмыльнулись. Наблюдательный Миха заметил: специфического армейского юмора они не уловили.
- Неужели в армии все такие тупицы? – спросила Жанка.
- И ненавидят друг друга?.. – прибавила её подруга, которую больше всего поразила полярность мнений героев анекдота и того, что они высказывали вслух.
«Вообще-то, это называется лицемерие», - подумал Миха, вспоминая, как подчёркивал все слова своих действующих лиц то ненавидящим, то льстивым тоном.
- И что, в жизни тоже молодой солдатик умнее офицеров? – прищурившись, спросил Кнут, и перебив приятеля, который начал было хвалить солдатскую изобретательность.
Миха встал: ему послышался шум мотора. Заткнуть бы этого щенка напоследок. Да вдруг это не за ними едут, и можно будет ещё поболтать с гражданскими.
- Умнее тот, - вежливо ответил он, - кому каждый день приходится о себе заботиться. Наш комбат получает пятьсот рублей и в ус не дует. А все дела делает ПНШ… Братан, это за нами! Через забор! Штыки примкнуть! Ура!..
Первая и вторая роты теперь жили на втором этаже, первая – поделив расположение с танковой. Чуть ли не каждый день в часть приводили группы новобранцев, и под карантин отвели весь нижний этаж второго батальона. Весенний призыв жил припеваючи: учил присягу да иногда разминался строевой, если не было дождя. Вид молодых вызвал у черепов первой роты буйный смех, когда они однажды утром вышли на зарядку и увидели на плацу два десятка пацанов первой группы новобранцев, лысых, с испуганными лицами. В эти минуты Миха, Митяй и их однопризывники по-настоящему почувствовали, что в армии ими прожит значительный кусок жизни.
- Вешайтесь! – громко советовали молодым убегавшие по аллее одинаково одетые люди.
- Пиши маме: я умирай! – прибавил от себя Душман.
В начале мая в часть прибыла и большая группа молодых сержантов из учебок. Их привели вечером и, наскоро распределив по батальонам, доверили дежурным офицерам самим устроить новичков на ночлег. Старшинам рот пришлось выделить по две-три кровати, благо дембеля большей частью уже отбыли на родину. Соколов, Оскомбаев, Аракелян весь вечер расспрашивали тех из сержантов, которые были из одной с ними учебки: кто сейчас там капралами, поменялись ли офицеры. С восторгом восприняли новость о том, что оставленный замкомвзводом сержант их призыва теперь за старшину. Даже позвали Зайцева, который держался особняком от однопризывников, и сообщили ему этот радостный факт. Миха и Митяй, прислушиваясь к разговорам, вспоминали своё начало службы, чмыря Петина и грозного Терещука. Миха некоторое время после отъезда из Вихрянска переписывался с Петром и знал от него, что служилось в сапёрной роте так себе и что лычки на погоны получат далеко не все. Хотелось бы знать, не оставят ли кого-нибудь из их набора командовать новыми
91
курсантами. В учебке, где офицеры почти не вмешиваются во внутреннюю жизнь солдат, сержант – царь и бог. Обращение на «вы», беспрекословное подчинение всех без исключения – лишь некоторые из привилегий. В войсках от галуна на погонах мало что зависит. Подчиняться тебе будут только младшие призывы (прикажи работать старослужащему – так ещё и схлопочешь), никто никогда не «выкнет», зато офицеры, особенно ротный, требуют от сержантов так же, как и в учебке, и дают задание на весь взвод, не заботясь мыслью, что, хотя налицо и десять человек, рабочих рук только пять пар.
Дневальный Курбанов объявил о построении на вечернюю поверку, и минут через сорок, покричав «я» и, как обычно, не обнаружив в строю Кирьяковой, Карапетяна, Мазурова, Юсупова и уехавшего недавно, но ещё не вычеркнутого из списка Флюзина, первая рота по приказу Номина совершила вечернюю прогулку и произвела отбой. Припорщик Номин, новый официальный старшина швердякинской роты, проработал в этой войсковой части чуть ли не с рождения на самых разных
