отпустил ее. Она даже не успела понять, где видела его раньше... Но мальчишка не отступал. На детские крики выбежала Стешкина бабушка из дома, простоволосая, закутанная в одну только шаль. Она увидела, что дети дерутся, и подбежала к ним:
-- Что вы делаете? Первый день и уже драка. Ну, чего вы так...
Мальчик отпустил капюшон своей обидчицы, а Стешка вытерла ладонью нос и перестала плакать. Она не любила, чтобы за нее заступались взрослые, поскольку считала себя окончательно взрослой чуть ли не с самого момента рождения.
-- Ну, что произошло? – не отступала бабушка, но оба «партизана» молчали, каждый потупив глаза в землю.
-- Ой, Стеша, не умеешь ты играть с детьми. Только выйдешь на улицу и уже драка. И что ты за дивчина такая?! Ой, ой... пойдем в дом. Ты хоть бы мальчика в гости пригласила. Как его зовут?
-- Не знаю, -- угрюмо проговорила Стеша.
-- Ну, как тебя зовут? – обратилась бабушка к мальчику, -- Пойдем, я пирожочков испекла.
Но мальчик, насупившись, молчал. Он не хотел никуда идти. Вдруг к ним подошел какой-то мужчина, лет сорока на вид, и весело оборвал беседу:
-- Что, уже дерутся? Это хорошо, значит, скоро поладят.
-- Ты матери не говори, а то опять расстроится, -- сокрушенно закачала головой бабушка.
Мужчина заулыбался:
-- Пойдем, малец. Нам к мамке надо.
И они удалились. А Стешка долго смотрела им в след.
Дети продолжали играть и шуметь, но Стефани как-то помрачнела. Играть на улице ей больше не хотелось. Завтра в школу, надо подтянуть оценки. Что скажет мама, когда вернется домой
Глава 8
Был апрель. И был он теплым. Таким теплым, что хотелось снять курточку, шарфик и ботинки. Наверное, можно ходить босиком, думалось Стешке. А ведь только прошла неделя последней учебной четверти в школе. Уже четвертый класс. Стешке десять лет. Она бредет домой после уроков по пыльной дороге. В руках увесистый портфель, набитый учебниками, тетрадками, всевозможными оценками: и тройками, и четверками, и пятерками, даже двойкой по поведению. Опять подралась на уроке. На уроке истории, своем «любимом». Мальчик, сидящий с лева от нее, опять забыл пинал. У него не было ни ручки, ни карандаша, ни тетради. Попросил у Стешки листок бумаги. Она вырвала из своей тетрадки, но строгая завуч, которая вела у них историю и географию, сделала Стешке замечание. На доске она стала писать тему самостоятельной работы, которую по плану должны были выполнять сегодня ученики. Мальчик не унимался, он дергал Стешку и просил у нее ручку. Стешка показала ему, что ручки у нее больше нет, только своя. Учительница пригрозила Стешке, что выгонит ее из класса. А мальчик стал называть Стешку жадиной. Стешка отвернулась от него и стала аккуратно выводить тему самостоятельной у себя в тетради. Мальчику это не понравилось, он повернулся и больно ткнул линейкой Стешку в плечо. Стешка вскрикнула, а завуч в негодовании потребовала, чтобы Стефани вышла из класса. Тогда Стешка не стерпела такой обиды и ударила мальчишку пеналом по голове. Тот нарочито завыл на весь класс. А завуч поставила двойку в дневнике Стефани и вызвала родителей в школу. Стешка встала и ушла прямо с урока, за полчаса до звонка. Она не могла больше там находиться.
И вот Стешка бредет по пыльной дороге домой. Вокруг никого, еще не окончились уроки в школе. Солнце уже высоко прогревает воздух. Вокруг тополя роняют бордовые гроздья прямо Стешке под ноги. На них атласные малюсенькие листочки лимонного цвета. А когда-нибудь станут большими и они с бабушкой снова уедут в деревню к ее родным, а потом, может, на море. И к ним снова приедет мама, если ее отпустят с работы... А пока надо идти домой. Учить уроки. А стоит ли их учить? Все равно двойку поставят из-за того, что кто-то не хочет носить портфель в школу. А ты, дурра, тащи все книги за собой, пиши самостоятельные все подряд, торчи за этим письменным столом и получай свои законные двойки. Так тебе и надо. Дуррой ты родилась, дуррой и сдохнеш.
Стешка не хотела думать о школе. Знала, что мама увидит замечание в дневнике и опять скажет: «Сама виновата, не правильно себя ведешь. Надо быть умнее, хитрее.» Но в школу она не пойдет, напишет записку, что не имеет такой возможности, поскольку работает на полторы ставки в больнице каждый день с восьми до пяти, остальное время подрабатывает участковой медсестрой. Стешка знала это, но домой идти не хотела. Ведь мама не раз рассказывала истории, как сама пряталась в кустах, сбежав с уроков. Она тоже не любила учиться. Мама сбегала с уроков математики. И в школу поэтому появляться не хотела, выслушивать замечания по поводу Стешкиного поведения.
Стешка свернула в проулок, где было больше деревьев. Там ее не знал никто. Она так думала. Возле колонки вертелся рыжий кот, хотел пить. Стешка нажала на рычаг, брызнула прохладная струя, появилась лужица. Кот, урча, стал лакать воду. Стешка погладила шелковистую шерстку. А тут еще и щенок подбежал, играя. Вот и компания собралась. Куда уж там, домой... Стешка, напоив всех, попила и сама. Обрызгалась, выпачкала лицо, размазала по нему пыль. Ну, это ничего. Зато здесь здорово.
-- Эй, замурзяка, -- услышала она голос сзади себя.
Стешка обернулась. Рядом стоял парень, выше ее ростом.
-- Ты чего с уроков сбегаешь?! – обратился он к ней.
-- Хочу и сбегаю, тебе-то что? – не поняла Стешка претензии.
-- А ничего. Потом не говори, что из-за моего Гаврюши двойку в четверти поставили. А тебе она обеспечена, так и знай.
-- А ты скажи своему Гаврюше, чтобы портфель в школу брал. Я не обязана его ручками и тетрадками снабжать.
-- Чего??? Ты – шмакодявка. Молчи, тише будь, глядишь повезет. Там, где я был, в колонии, таких, как ты, жлобих, по стене размазывали. Поняла.
Парень подошел в плотную к Стешке и прижал ее к колонке:
-- Слушай, замурзяка. Я знаю, кто ты и всю твою семейку знаю. Твоя мать – шлюха, поняла! И ты будешь носить моему Гаврюше портфель с завтрашнего дня. Ему нельзя, аппендицит вырезали. В курсе? Все, свободна!
В ответ на это Стешка не выдержала:
-- Моя мать не шлюха, и я тебе ничем не должна. Пусть твой Гаврик говорит о своих болезнях учителям. Не буду портфель ему носить...
Стешка еще что-то хотела крикнуть, но комок боли сковал ей грудь и остановил дыхание. Она скорчилась от боли. Увесистый кулак ударил ее в сонное сплетение. Перед глазами все поплыло, она могла различить перед собой только наглую ухмылку. Больше ничего она не успела увидеть на этом лице. В следующую секунду обидчик упал к ее ногам и стал кататься по земле. Чья-то рука прохладной водой оросила Стешкино лицо. Боль постепенно стала отпускать. Она выпрямилась. Перед ней стоял мужчина. Странный, в затертой джинсовой курточке. Штаны от старого костюма. Под курточкой старая заношенная водолазка. Такую она видела на маме, только новую.
-- Ну, как, дочка, полегчало? – спросил он у Стешки.
-- Да, немного, -- у нее вдруг навернулись слезы.
-- Не плачь. С этим я сам разберусь, -- он пнул, валявшегося на земле пацана, -- А ты иди домой, к маме.
Стешка вдруг не выдержала:
-- Не хочу домой! И в школу не хочу-у-у! – выла она.
-- Из-за него, что ли?! Да брось ты.
-- Не-е-т. Там плохо. Я все равно только двойки получаю. Мамку в школу вызывают каждый раз.
Мужчина нахмурился.
-- В общем так. Иди домой, учи уроки. А со школой я сам разберусь. Можешь не переживать и маме так скажешь. Поняла.
Стешка заворожено глянула на мужчину и тихо ответила:
-- Да.
Она торопилась домой.
Глава 9
Седьмой класс, начало пятидесятых. Страна еще не отстроена после войны, но жизнь потихоньку начинает налаживаться. Длинные очереди за хлебом. А хлеб по талонам. По талонам хозяйственное мыло и другие продукты обихода. Для кого-то есть продолжение учебы. Для кого-то седьмой класс – выпускной, завершающий. Дальше трудовые будни, взрослая жизнь. Послевоенные пятидесятые забрали нормальную жизнь не только у старшего поколения, у их детей, повзрослевших так рано. Не каждый мог учиться дальше. Вот и Вика не могла. С матерью они жили более, чем скромно. Одна надежда на то, что Викачка уже взрослая, пойдет работать и сможет иметь свою зарплату. Потом, замуж выйдет и все у нее будет хорошо. Время ведь мирное, счастливое. Лишь бы войны не было. Не было этих бомбежек и ужасов. Пленных, концлагерей и расстрелов за малейшее неверно сказанное слово. Дальше леска, рядом с которым находился дом Вики, вырос новый поселок. Но никто не вспоминал больше о том, что стоит этот поселок на человеческих костях тех людей, которых сгубили фашисты в сорок третьем. В их память только выстроили памятник-монумент: «Не забывать». Да, война войной, а живым дальше жить надо. Жить и размножаться. Остался этот монумент в памяти лишь у тех, кто пережил это все. Для остальных он только груда камней, не больше. Камень навсегда останется в сердце.
Вика устраивалась работать на завод. В своем родном поселке. Просторабочей. Уже освоила верстак. Работа нравилась по началу, пока не произошла авария. По неосторожности спрыснула рука, рукав втянуло между лопастей. Затягивало все дальше и дальше. Вот уже мелькнули резцы прямо у самой кожи. Что делать. Вика закричала от боли и страха. Кто-то из рабочих подскочил к станку, обесточил питание. Ее увезли на скорой в больницу. К счастью, все обошлось глубоким порезом, который оставил шрам на руке на всю жизнь. Больше работать на станке Вика не смогла. Хватит, за два года наработалась.
Она решила окончить вечернюю школу и поступить в институт. Какой, еще не знала. Может, в педагогический, может, в художественный. Выбор пал на культурно просветительный.
Школу заканчивала с трудом. Очень тяжело давались точные предметы. С них она сбегала, а потом списывала задание у мальчишек, учившихся в одном классе.
-- Как же ты поступать будешь? – спрашивала сокрушенно мать.
-- Ну, и что? За то я историю люблю и литературу. А еще плакаты рисовать умею, только мне и доверяют. Там тоже рисовать надо будет.
-- Ну, давай. Лишь бы даром время не прошло.
И время шло недаром для Вики.
С подругами она не раз засиживалась допоздна на лавочке возле дома. Несколько раз мимо них промелькнул силуэт мужчины средних лет. Решили проследить.
-- Ой, Вика, он к вам пошел. Прямо в квартиру.
-- К маме? Не может быть...
-- Может, знакомый, шофер. Полечить чего надо...
Девчонки перешептывались и хихикали.
-- Вика, он уже там долго.
Вика не смогла вытерпеть. Ревность взяла верх. Она решилась войти в квартиру, когда мужчина еще не вышел из нее. Замерла в коридоре, напряженно слушая.
-- Кто там? – осторожно спросила Мария.
Вика откашлялась.
-- Ах, это ты, Викуля. Что так рано, подруги домой разошлись?
-- Нет, просто кофту взять хотела. Похолодало.
Вика вошла в комнату. За столом сидел тот самый мужчина, который промелькнул в подъезде. На нем был пиджак, видавший виды. Рубашка белая и свежевыстиранная, хотя тоже не новая. Он сидел, положив руки перед собой и сложив их в замке. Вероятно, они с матерью о чем-то разговаривали. О чем-то важном. Мария поставила стул перед Викой:
-- Присядь, сейчас поужинаем все вместе. Вот, знакомься, это Иван. Боевой товарищ.
Вика присела. Иван украдкой рассматривал ее. Длинная светлая коса с красной ленточкой и, по мальчишески, веселая улыбка. Глаза синие, как у Марии, и озорные. Худощавые плечи.
-- Что, Буратино. Как жизнь молодая? – весело спросил Иван, в такт Викиному
