СОРНЯКИ

перебить. Словно погружался в неведомую пучину, где по своему малолетству когда-то уже побывал. Только почти ничего не помнил и теперь проживал все заново…
- Случилось все быстро. От неизвестной болезни начали гибнуть люди. Они ни на что не жаловались, просто однажды не просыпались. Никто ничего не мог понять. По телевизору сообщили, что появился новый вирус, лекарства от него нет, и кто заразится – того скоро не станет. Скоро – это через две недели. Болезнь так и назвали – “лихорадка пятнадцати дней”. И было неизвестно – заболел ты или нет. Скоро стало понятно, что заразились все. Удивляла одна штука – болели только взрослые, детей это не коснулось - тех, кому еще не исполнилось четырнадцать. Тебе тогда было три года, мне почти четырнадцать. До дня рождения оставался месяц. Это все, что тогда было известно. Когда родители обо всем узнали, стали действовать. К этому времени в городе начался хаос. Люди метались, многие уезжали. Те, кто вернулся, говорили, что везде одно и то же. Мы не знали, сколько у нас осталось времени, в какой день заболели родители. Но, то, что это произошло в один день – не сомневались, поскольку жили вместе. И теперь они торопились успеть. Дальнюю комнату завалили коробками с едой до самого потолка. Отец на машине целыми днями объезжал магазины, свозил ее сюда. Это была настоящая еда – не та, которую мы едим сейчас. Крупы, рис, сахар, шоколад, кофе, макароны, сухофрукты. Короче, все, что не портилось и могло храниться годами. Как сейчас помню, делали они это с удивительным спокойствием. Словно ничего не произошло. Словно собирались в дальнюю дорогу. А они и собирались. И нас тоже должны были собрать, обеспечив всем… В один из дней отец привез буржуйку… Отец - это папа, - пояснил Жермен. – Видишь? Та самая. Сохранилась. Теперь у нас с тобой было все. Время шло. Однажды, спустя почти две недели с момента, как все началось, они сели за этот стол, рядом усадили нас. Это было прощанием. Они были уверены, что со мной все будет хорошо - уходили те, кто с точностью до дня были старше четырнадцати. Мы немного посидели, помолчали. Потом мама начала говорить. О том, что скоро у меня будет день рождения. А на праздник можно будет приготовить… Отец ее перебил, сказав, что к этому времени в доме не будет электричества. Зато воды в больших пластиковых бутылках он привез много.
- Дальше сами. Поняли?
- Да, - ответил я.
- Но, на буржуйке тоже можно будет готовить! – перебила отца мама.
- Можно. Конечно, можно, - согласился отец.
Говорили о чем-то еще. О несущественных мелочах. Словно ничего не случилось. А потом… Потом все встали. Родители по очереди нас обняли и спустились на улицу к машине. Я знал, куда они поедут, отец заранее мне все рассказал, запретив провожать. Это место находится всего в километре от города - продолжение 14-ой. (Тогда она называлась по-другому.) Там находится кладбище, где они с соседями успели все подготовить, разбить лагерь. Теперь, кто из взрослых оставался, хоронил других. Я побывал там спустя год. В том месте еще находится кладбище оставленных машин. Могилу их нашел. Люди все сделали по-человечески, по-хорошему. Кто похоронил последних - неизвестно. Вот так…
Брат встал, подошел к окну, раскрыл его. Долго смотрел на вечерний город, окутанный прохладой. Солнце уже зашло, стало почти темно. Издалека слышалось мерное урчание работающих генераторов, праздные голоса девчонок и парней, лай собак. Шла обычная, такая привычная, жизнь. Были слышны крики развлекающихся мелких, иногда легкий ветерок доносил запах гари из тлеющих кварталов.  Пожары в городе были делом привычным. Вон по улице, сверкая фарами, с рокотом промчались несколько машин – гонки продолжались. Снова голоса и смех.
- А потом? Что было потом? – не выдержал Поль.
- Потом… мы начали выживать.
Жермен стоял у окна. Его худая фигура черным силуэтом замерла на фоне сумеречного неба, голос отчетливо звучал в темноте:
- Не стало электричества, воды, ничего не работало, но осталось много толковых девчонок и парней. Пришла осень, потом зима. Стало холодно. Даже выпал снег, который пролежал два месяца. Нам еще повезло, кто находился в горах на севере, скорее всего не продержались - там было холоднее. Спасла буржуйка. Те, кто заранее позаботились, смогли это время пережить. Остальные… Нельзя было выжить всем. Топили книгами. Кто-то из ребят так придумал – и пошло-поехало. Эта книжка единственная, что осталась в доме. Думаю в целом городе. Раньше у нас их было много – мама работала в библиотеке, любила читать. Книги нас спасли. Рубили на улицах деревья, собирали мебель в опустевших домах. Еды, что родители привезли, хватило на много лет. Так мы выжили. Трудно было первые два года. Не многие продержались. И все-таки в городе остались десятки тысяч девчонок и парней...
Он отошел от окна, включил фонарик, который за долгий солнечный день успел зарядить свои батарейки. В комнате стало уютно и светло.
- Потом все как-то наладилось. Кто-то сумел сделать электричество, разобрался с генераторами, которые в городе нашлись. Кто-то подключил воду, в некоторых районах она появилась. Откуда-то начали привозить еду. А позже появилось оборудование – шлемы, терминалы, прочее железо. Никто не знает, из каких городов это привезли и кого за это благодарить. И наконец, появилась сеть. Казалось, стало проще. Теперь можно было видеть друг друга, решать вопросы, быстро находить то, что нужно. Иногда наши выезжали из города. Парни научились управляться с машинами, которых в городе тогда было много, а на заправках еще оставался бензин. Наладили привоз еды, солярки. Целые автобусы набивались.  Взрослые ребята хотели попробовать что-то новое, посмотреть, как живут за чертой города. Автобусы “Солярка”, “Еда” и другие. Они все уезжали, уезжали. Откуда все это везли – не знаю. Я тоже думал податься с ними, но не хотел оставлять тебя одного. К тому же, потом ни разу не встречал тех, кто уехал. Парни не возвращались...
Прошло время, ты вырос, я не раз думал сбежать отсюда, а тебя забрать с собой. Только куда? Так мы остались здесь. А потом… Поначалу, когда появились чипы, никто не хотел их вживлять, но постепенно к этой мысли привыкли, и я согласился. Запасы наши заканчивались, купить еду, которую привозили, можно было только в Бродилке. Там теперь была вся жизнь. Ты рос, помогал. Так прошли без родителей 15 лет. Наконец, ты стал большим. Тебе 18. Остальное знаешь сам.
Брат молчал. Было видно, что он устал, Поль с любовью на него смотрел, чувствуя, как много их объединяет. Пожалуй, впервые он понял, что такое  любить. Не еду, не игрушки. Брата. Жермена. Он видел, что тому нелегко далась эта история, но должен был задать еще несколько вопросов. Помолчав немного, он спросил:
- Родители – это…
- Благодаря им мы появились на свет. У каждого есть мама и папа, - ответил тот, словно, ждал этот вопрос.
- А эмбрион – это будущий человек?
- Да.
- Скажи, Жермен, кто управляет Бродилкой? Кто ее хозяин?
- Модератор.
- Это человек?
- Конечно.
- Ты его знаешь?
- Нет. Но очень хотел бы познакомиться, - почему-то зло добавил брат. – Зафрендиться!
Голос его стал чужим, незнакомым, глухим, злым.
- А кто перевесил названия улиц?
- Много лет назад Бродилка предложила это сделать. Сказано было - для удобства. Мы все равно не понимали смысла, не помнили значения старых названий. Вот и повесили номера.
- А кто закрыл Храмы? Дома с картинами? Кто назначает Чужих, заставляет нас каждый день тратить коины? Модератор?
- Слишком много вопросов, мелкий… Прости, Поль… Скажу одно - если дерево спилить у самого корня, а потом воткнуть в землю рядом с пнем, вряд ли оно будет расти. Приживутся только сорняки.
- Мы сорняки?
Жермен не ответил. Молча открыл альбом с фотографиями, полистал, захлопнул и сказал:
- Сегодня ты нарушил ваши, так называемые, правила. Тебя обнулили. Я бросил тебе на счет немного коинов, на первое время хватит. И еще… Будь осторожен.
- Почему?
- Так - к слову, мало ли что…
Брат ушел. Поль долго сидел за столом, глядя на закрытый альбом. Иногда бросал взгляд на книгу. Вдруг вскочил, схватил фонарик и бросился к двери, ведущий в другую комнату. Белый деревянный косяк весь потрескался от старости, краска кое-где осыпалась, но на нем явно проступали черточки, рядом с которыми были видны надписи. Располагались они снизу вверх – одни были на одном из косяков двери, другие на другом. И тут он вспомнил, как кто-то из родителей подводит его сюда, прислоняет спиной, кладет на голову книгу и проводит вдоль нее черту. Потом рядом с ней ставит дату.
- Нам сегодня три годика! - слышит он голос мамы.
- Вон, малыш, какой большой уже вымахал! – отвечает отец. - Жермен, иди к нам, мы тебя тоже измерим, - зовет он.
- Это почему в день рождения мелкого я должен ставить свою метку? Не пойду! – раздается капризный голос Жермена из дальней комнаты.
- Не вредничай!
- Не пойду! Не сейчас.
- А когда?
- Через три месяца! В день своего рождения!
- Вот, негодник!
Потом слышится громкий смех…

6

Четырнадцатая оказалась длинной. Это на карте навигатора она смотрелась тоненькой черточкой, которая проходила через половину города, заканчиваясь на окраине. Идти по ней пришлось несколько часов. Но Полю нравился этот маршрут, как и его новое имя. Он с удовольствием про себя повторял: - Поль,… Жермен,… Поль…
Вчера он лег поздно. Перед сном не играл. Играть не хотелось вовсе, шлем надевать тоже. При тусклом свете фонаря он читал книгу, единственную, которая сохранилась в целом городе. Называлась она “Маленький принц”. Конечно, можно было выключить фонарик, сберегая заряд батарейки, нацепить шлем, который даже в ночное время обеспечивал отличную видимость. (Это был чудо-шлем.) Но делать этого Поль не стал. Не хотелось сквозь пластик смотреть на старенькие, пожелтевшие от времени, страницы. Было приятно держать в руках книгу, ощущать ее аромат, вес. От книги исходила таинственная энергия. Он чувствовал ее, впитывая страницу за страницей историю про Маленького принца, написанную неизвестным Экзюпери. А когда закончил, понял – будь его воля, назвал бы в его честь самую главную улицу в городе. Еще удивляло - здесь было слишком много букофф, строчек, целых страниц, напечатанных мелким почерком. Он и раньше много читал. То были посты, которыми друзья делились в своих профилях. Были они лаконичными, а главное прикольными, иначе не станут читать. И обязательно короткими. Если кто-то нафлудит через меру, тоже читать не станут, засмеют и затроллят. Невозможно в Бродилке читать длинные посты - не хватает терпения и сил. Да и зачем? Лучше всего лайкались посты, где находились только фотки – читать ничего не нужно, все понятно без слов. А тут… Десятки страниц, напечатанных мелким шрифтом!
Думая об этом, Поль посмотрел на сообщения, располагающиеся в группах самых, как это называлось, талантливых. Больше всего лайков стояло под постом с названием “Стихо”. На первом месте по популярности находились две строчки:

“Ехал-ехал, вдруг ба-бах!
Отвалилось колесо!”

Ниже шли восторженные отзывы. Ничего не скажешь - талантливо! Главное коротко, лаконично, чтобы не утомить ум. А тут целая книга! Он дошел до последней страницы не отрываясь! Пожалуй, это самый длинный пост, который он в жизни прочитал. Пост?