меня. Женить на себе Николая. Опытный сердцеед потерял голову из-за нее. Чем взяла, не знаю... Теперь он вынужден жениться на той, кого вовсе не любит... разбивает свою жизнь и жизнь двух преданных ему женщин...
-- Я совершенно запутался. Скажите ее имя. Почему же все-таки Николай не женился на вас, если он вас так любит?
-- Ее имя давно забыто всеми. Да и было ли известно когда-нибудь... Я только помню, как употребив огромную дозу кокаина, она исцарапала мне лицо. Эти шрамы, -- Елена покрутилась перед одной из камер, -- Видны и сейчас на мне... Я не хотела обращаться в полицию и выносить это все на всеобщее обсуждение.. Это позор, в первую очередь, для нашего центра. Но хитрая пресса, все же, вынесла это все на суд читателя. Вы меня поймете.
-- Имя. Я хочу, чтобы вы сами произнесли ее имя. Во всем должна быть справедливость.
«Вот уж не думала, что его коварству нет конца. Теперь ему выгодно продать свою подопечную, на которой хотел сделать рейтинг, в первую очередь себе. Теперь видит, что дело дрянь. Дай, думает, наживусь на неудаче... Вот так Агниев... возьму его в союзники...»
Елена, не раздумывая, выпалила:
-- Эта промелькнувшая, пропавшая без вести, лже-звезда Стефани Кариева-Чайка. Запомните ее имя. Бегите от нее все, кто попался ей на пути. Это хитрая воровка и хабалка. Сейчас отбывает наказание в местах не столь отдаленных.
Зал зароптал. Все громче и громче. Волна смятения грозила подняться девятым баллом. Данила поднял руку в знак примирения.
-- Спокойно, товарищи. Во всем я обещаю справедливость. Именно за этим я здесь нахожусь. Я повидал всякое на этой передаче, я тертый калач... В одну калитку не играю. По известной причине я вызываю в эту студию человека, который прояснит обстановку и расскажет нам другую историю...
Зал успокоился и ждал в напряжении. Ждала в напряжении и сама Елена. Она знала, она чувствовала спинным мозгом. Кирка будет здесь через несколько секунд. Даниле это выгодно. Интуиция ей подсказывала... она уже думала, что скажет ей при встрече. Елена приосанилась, поправляя прическу. Сейчас она возьмет свое от жизни. Данила продолжал:
-- И так, дамы и господа... встречайте... на сцене та самая... злобная разлучница, наркоманка, воровка, хабалка и тюремщица...
Глава 22
Стефани решила провести свой «отпуск» дома. Большую часть времени она просиживала за столом. Своим стареньким, подаренным еще в детстве. За ним писалось особенно легко и вдохновенно... Она писала, рисовала и продумывала план дальнейших действий. Никуда выходить не хотелось. Финансов хватало только на то, чтобы оплатить коммуналку да немного помочь своим пожилым родителям. Может, поездка скрасила бы ее унылое одиночество, но не было таковой возможности. И желания. Только сон и покой. Все, как доктор прописал. Да еще надо было скопить деньжат на дальнейшее обследование.
Никогда не думала Стефания Чайка, что вот так будет проводить свои дни. Еще вчера была весела и здорова, а сегодня – полный тупик. Апатия и безысходность. А там, где-то Колька и Даня... а еще Семен... Кариев. Он действительно ее брат. Носит такую же фамилию, как их отец. Стефани тоже хотелось бы носить эту фамилию. Но как же память ее родного деда, которою мама очень дорожила... кто-то же должен ее нести... если не увековечить, то продлить, как можно дольше. Ведь это же не справедливо...
Стефани сонно смотрела в окно. Стояли ясные весенние дни. Молодая листва уже распустилась и ожидала ливня. Но небо никак не хотело хмуриться и спускало на пересохшую землю только ультрафиолет.
По старой дороге пылили грузовики. Где-то раздавался рокот бетономешалки. Наверное, что-то строят. Стефани вспомнила те минуты детства, когда бабушка забирала ее с детского садика намного раньше, чем положено. Все дети усмирено спали в своих белоснежных кроватках. А Стефани гордо шагала по пыльной дороге в полдневный зной с бабулей. А вокруг было столько интересного, нового. Это невозможно было увидеть через забор садика в то время, когда их по плану выводили гулять. Но, какая же сладкая, все же, свобода... Ее запах навсегда впитался в Стешкину память. Запах летней жары и пыли, прибитой неожиданным солнечным дождем, запах бензина и отдаленный рокот машин.
Они заходили в ларьки по пути, и бабуля покупала Стефани сок. Какой она хотела. Но, чаще – березовый или яблочный. Потом, к вечеру, умаявшись, по пути к дому, бабуля покупала еще и пирожные, мороженое и конфеты, втихаря от мамы. И этот вкус свободы тоже навсегда остался в ее памяти. А строгая мама всегда говорила, сладости – после еды, не то может быть сахарный диабет. И эти сладости уже не были такими сладкими.
-- И чего тебе в детсаде не спалось? – повторяла бабуля по дороге, -- Вот, детки выспятся, потом опять гулять пойдут. А там – беседка, тенечек. А ты, вот, со мной по такому зною ходишь.
Но Стефани нравился этот зной. Она не могла понять, как это бабушке хочется спать среди дня, когда так много интересного. И всякий раз опять упрашивала ее забрать пораньше от этих скучных воспитателей. А успеть надо было немало за день. Обойти все службы и заплатить за коммуналку, и еще посетить всех бабушкиных подруг.
Стефани дремала в любимом бабушкином кресле, пока та посапывала на тахте. Она почти заснула. Ей стало сниться...
Стефани десятиклассница. Она сидит в своей родной школе, в своем классе за первой партой на уроке истории. Но вокруг не ее бывшие одноклассники, а те ребята, которым она преподавала недавно...
Дарья Федоровна стоит у доски и пишет... пишет... пишет... сухие даты. У нее закончился мел и она поворачивается к классу, чтобы отослать кого-то из ребят за новым мелком. Хочет что-то сказать. Но Мурзилкин опережает ее:
-- Что, Дарья Федоровна, мелок закончился? Вы еще не всем нас загрузили? Можете не стараться. Стефания Георгиевна давно наперед нам всю программу выслала по интернету. И эти даты интерпретируются иначе. Так, что, сядьте, отдохните.
Дарья Федоровна возмущенно смотрит в сторону Мурзилкина:
-- Мурзилкин, ты что себе позволяешь? Ваша Стефания Георгиевна просто... просто интернетовская дура. Она ничего в жизни не видела. А сесть я еще успею.
В классе захихикали. Послышался шепоток:
-- Да, после экзаменов... сесть успеет... вот, экзамены скоро... а потом сесть успеет...
-- Тихо! – кричит Дарья Федоровна и стучит указкой по столу.
Она стучит так громко, что Стефани просыпается. В дверь кто-то отчаянно тарабанил.
Глава 23
Елена не верила своим ушам.
-- Аплодисменты в студию. Перед вами... Стефания Кариева-Чайка!
Грянули «фанфары». И в студию вошла... девушка в стареньком свитерке и черных тренировочных брюках. Некогда красивые темные волосы, грязными прядями ложились на плечи. Рванные мокасины грозились развалиться каждую минуту. Так, словно она только что вышла из того самого дня... из того сырого подвала и была еще под воздействием... тех впечатлений.
Елена не верила своим глазам. Неужели, это она?! Ведь столько времени прошло... А Данила, этот мерзавец, самым приветливым образом теперь обращался к только что вошедшей:
-- Стеша, здравствуйте. Мы вас сюда пригласили не случайно. Расскажите нам, пожалуйста, каким образом вам удалось «охомутать» такого великого метра нашей эстрады, из-за которого сходят с ума не только зрители?
Стефани глубоко вздохнула, готовая начать рассказ. А Елена почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Так вот в чем заключается его коварство! Этот негодяй срубит все на них обоих. Надо с ней подружиться... Стефани начала:
-- Я хочу рассказать не о любви. О ненависти. Той ненависти, которую испытывают ко мне вот эти люди, -- она кивнула в сторону Елены.
-- Да, как ты смеешь? – стала возмущаться Елена, -- Я и сейчас на твоей стороне.
-- Мы вам слова не давали, -- строго заметил Данила, -- Все внимательно слушали вас, теперь давайте послушаем другую сторону и спокойно разберемся.
Елена заметно занервничала. Стефани спокойно продолжала:
-- Все началось с того, что мы с Николаем должны были исполнять его песню в полуфинале «Аккорда». Перед этим мы встретились в кафе «Сказка» для обсуждения наших дальнейших репетиций. Я не скрою, что перед этим он признался мне в своей симпатии и говорил, что хочет семью. Самую обычную семью. Я была расположена к нему, но ответа еще не давала. Мне нужно было отлучиться домой по семейным обстоятельствам. В тот вечер я никому не сказала об истинной причине своего отъезда. Я думала, что вернусь через два дня. Знал об этом только Николай. Но даже он не знал, что рядом находившаяся Кира Безухова, в тот вечер подбросит мне в карман вот такой пакетик с ядом.
Стефани достала маленький пакетик и швырнула его на стол. Елена снова закричала:
-- Это ложь! Не может быть!
Данила обратился к ней:
-- Вам известна эта история? Вам известен этот предмет? Вам известно, что если дело приобретает криминальный характер, мы обязаны передать его в суд?
Елена побагровела от злости. Потом побледнела.
-- Дайте ей воды, -- хладнокровно попросил Данила, -- Стефани продолжайте.
-- ...меня долго держали в изоляции, пока я не напишу весь сценарий. Потом, когда полиция стала меня разыскивать, благодаря Даниле Агниеву, меня под воздействием наркотических средств поместили в сырой подвал и держали там... я специально пришла в таком виде сюда, как была тогда... я хочу, чтобы вы поняли и поверили мне... потом я лечилась у себя дома, у меня был синдром отмены... частые провалы в памяти... головокружение, обмороки. Состояние, близкое к шизофрении...
Зал захлопал в ладоши.
-- Подождите хлопать, -- поднял руку Данила, -- У нас в студии еще один свидетель. Встречайте, лечащий врач реабелитолог Стефании.
В студию вошел пожилой человек, так похожий на... Эссена. Он присел на скамью и стал подробно рассказывать историю болезни Стефани со всевозможными выводами и врачебными заключениями.
-- Это не правда! – снова взорвалась Елена, -- Он нарушает врачебную этику. Он не должен выносить на обсуждение диагноз, это врачебная тайна.
-- Милая Елена, -- обратился Данила к ней, -- Вы, когда шли сюда, вы думали, что не должны выносить на всеобщее осуждение чью-то частную жизнь? Или вы не знаете, что клевета и наговоры – это тоже отдельная статья? Я не говорю уже о том, что сделали вы.
-- Это не правда, это грубая ложь!
Данила был ненавязчив. Он только исполнял свою работу.
-- Давайте посмотрим небольшое видео, -- спокойно предложил он.
И поплыли по стене телеэкрана кадры тех отчаянных далеких дней. Кадры, от которых невозможно было не содрогнуться даже самому скептически настроенному зрителю. Кадры, отражающие минуты борьбы... борьбы за жизнь... состояние между жизнью и смертью. Они были изъяты из видеокамеры изолятора, как прямая вещественная улика. Теперь содрогнулась Елена.
-- Вы узнаете эту картину? Это не ваше лицо? – Елене казалось, Данила получает удовольствие от издевательских вопросов.
Она побагровела. И, даже густо-наложенный крем на лице не мог скрыть лихорадочный румянец. Звезда программы косо глянула в сторону ведущего. Ей казалось, что он ехидно прищурился. Но лицо Данилы было серьезным, как никогда, даже хмурым.
-- Нет, это не я, -- спокойно и уверенно ответила Елена.
Она знала, что отрицание ею всех и вся – последняя соломинка для нее.
-- Правда? Покажите лицо крупным планом... – Данила был неумолим, как судья.
