Кривая линия

спрашивает Славка, подозрительно щурясь.
— Как?
— Не дам я тебе свой рассказ, не дам. Во всяком случае, в ближайшее время. Даже не намекай.
— Даже не пытаюсь, — вздыхаю я.
На самом деле, мне не так уж это и важно. Но хочется её подразнить.
— Опять рисовал что-то на паре? — интересуется Славка.
— Не покажу.
— Больно надо, всё равно ведь выложишь.
У меня есть страничка с адским количеством подписчиков, аж целых двести человек! Там я иногда выкладываю наброски.
— Если мы друзья, как ты говоришь, почему ты мне не доверяешь?
— Опять за своё! — в одной руке чашка, в другой — печенье, и раздражённый тон. — Может быть, я не готова. Вот напечатают, тогда покажу.
— Ладно, договорились, — я устаю спорить.
Тем более, моей целью было просто позлить её. Не знаю, зачем.
— К сессии мы окончательно сойдём с ума, — Славка смотрит на меня. — Тебе не кажется? У меня уже голова пухнет.
— Эдичка за нас не похлопочет? Как тебе вариант?
— Недосягаемый, — она смеётся. — Но приятный. А Митя, наверное, опять слопал полбанки мармелада. Ничего не боится.
— А должен?
— У него была один раз страшная аллергия. Должен. Я так устала маяться от безделья!
— Завтра в универ.
— Как будто пара Валентины лучше безделья. Всё равно не пишу конспекты. Только её голос неприятно жужжит в ушах, как надоедливая муха.
— Согласен.
— Пойду на кухню, позвоню подруге. У неё намечалось там что-то важное, хочу послушать.
— Я могу выйти.
— Не надо, — она встаёт, берёт чашку с недопитым чаем и телефон. — Не скучай тут. Я минут на десять.
— Знаю я эти десять минут. Попробую тогда почитать твою хвалёную “Тень”, что ли.

~ Глава 7. ~

В субботу Славка просыпается в семь утра — и будит меня.
— Сгораю от нетерпения, — жалуется она. — А ты?
А я просто хочу поспать, но мне вряд ли позволят. До восьми мы разговариваем. Ничего особенного не происходит, и разговор напоминает лёгкую болтовню.
— Наконец-то выходные, — Славка потягивается. — Суббота без пар, так классно!
— Это потому, что мы наконец-то прогуливаем.
— Это потому, что мы заслужили.
Мы и правда заслужили. Воскресенье как единственный выходной — полное издевательство. Даже очухаться не успеваешь.
— Ты что будешь на завтрак, йогурт?
— Да.
— Я тоже. Чем меньше суеты, тем лучше. Кстати, я вдруг вспомнила... Ты книжку начал?
— Начал. Но устал.
— Я думала, тебе понравится, — хмурится Слава.
Ещё бы губы надула, как Митя.
— Мне понравилось. Возможно, вернусь когда-нибудь.
— Знаю я тебя, — Славка хмыкает.
Я больше не лезу целоваться — с того дня, как Слава напомнила о нашей дружбе. Мне и хочется, и колется. И боюсь нарваться. Не понимаю, к чему всё идёт.
Йогурт холодный, и Славка ставит его подогреваться, а я пью так. Зубы неприятно сводит — самое то, чтобы проснуться до конца.
— Опять йогурты, — кривится Эдичка, выползая на кухню.
Именно выползая, потому что вставать в такую рань явно не в его стиле.
— Не нравится, не ешь, — улыбается Славка.
Её не проймёшь.
— На концерт повезёшь нас?
— Обязательно. И в зал за ручку отведу.
— Какой ты милый, — Славка целует его в щёку. — Выезжаем в двенадцать?
— Да. Только соберись заранее, ты всегда очень долго канителишься.
— Не волнуйся.
Когда я возвращаюсь в комнату, Славка стоит у шкафа и выбирает наряд.
— Неужели платье наденешь?
— Это же концерт, Паш. Конечно. Как думаешь, это подойдёт?
Чёрное бархатное платье ниже колена с длинным рукавом и широкими плечами. Ни разу не видел в нём Славу.
— Концерт же дневной, так что глупо надевать что-то вычурное, — говорит она.
— Согласен. Я вообще не очень в этом разбираюсь.
— Надену его, — она бережно кладёт платье на постель. — Пойду в душ.
— Давай.
Я сажусь и провожу по нему пальцами. Ткань приятно холодит. Славка возвращается минут через двадцать.
— Я так нервничаю, ужас. Вдруг Миша ошибётся на сцене или ноты забудет?
— С чего бы? — удивляюсь я. — Не думай об этом, и всё будет нормально.
— Тебе это не знакомо, а я годами наблюдаю волнение мамы перед выступлением, — Славка включает фен, и пару минут он режет уши.
— Укладывать не буду, и так хорошо.
Часы летят быстро. Я тоже успеваю посетить душ, а Славка в это время наносит лёгкий, как она говорит, макияж. Вообще в универ она не красится никогда.
Надевает платье за ширмой. У неё даже ширма есть расписная, не могу.
— Ну как?
Душезахватывающе — есть такое слово? Вряд ли. Но это действительно так. Вот же она, привычная беззаботная Славка. Только сейчас назвать её так язык не поворачивается.
— Ты чего застыл, Веснушкин? Под впечатлением? — ещё смеётся! — Пойду спрошу у Эдички, готов ли он.
Я в своём прикиде выгляжу дёшево. Неподходяще. И сейчас вдруг остро это ощущаю.
— Мне что-то резко захотелось перекусить, — у Славы в руке яблоко. — Выезжаем через десять минут.
— Не боишься испортить платье?
Слава улыбается.
— Яблоком? Да брось ты. Я аккуратно.
Она надкусывает — и сок брызжет немного.
— Зараза, — ругается Слава. — На платье не попало?
— Вроде нет.
— Не стоило всё-таки брать.
Сегодня прохладно. Слава решает накинуть плащ. В машине мы молчим. Она периодически заглядывает в телефон.
— Пробок нет, ты смотрел? — наконец спрашивает Слава.
— Какие пробки в субботу?
— Ну, мало ли.
— За цветами надо заехать.
Паркуемся на Грибоедова. Дойти до Малого зала — дело пары минут. Славины туфли на маленьком каблуке цокают по мостовой. С одной стороны от неё иду я, с другой — Эдичка. Она держит нас обоих под руку и что-то рассказывает о Мише. У меня стучат зубы — не от холода, а от какого-то странного волнения.
В фойе лёгкий гул и разговоры. Слава смотрит на себя в зеркало — сейчас она из другого мира. Мне неловко.
Мы поднимаемся по огромной мраморной лестнице — кажется, я был здесь последний раз лет пять назад. Ещё с Гошей. Играл какой-то ансамбль, а потом — пианист. Слава оглядывается.
— Потеряла кого-то? — спрашиваю я с улыбкой.
— Нет. Миша уже в артистической, — она тоже улыбается. — Просто смотрю вокруг. Вдруг замечу кого-нибудь из знакомых.
Неужели у них с Мишей есть общие друзья?
— В зал когда пойдём? — интересуюсь.
— Минут через пять.
— Смотри, графчик приехал, — шепчет Эдичка Славе. — А ведь говорил, что не приедет.
— Не называй его так, я же просила.
— Тебе можно, мне нельзя? — усмехается Эдичка.
Я сначала не понимаю, о ком они говорят, а потом вижу молодого человека, направляющегося в нашу сторону. Знаете, бывают такие люди с благородными-благородными лицами, что аж тошнит? Это как раз тот случай. Приглаженные тёмные волосы, изысканный бархатный костюм (в тон Славиному платью) и белая холёная рука, пожимающая мою, когда Слава представляет нас. Я сейчас сам по-другому заговорю — и даже избавлюсь от вечного “пофиг”, наобщавшись с этим Мишиным однокурсничком.
— Ярослава Вадимовна, — его лукавая улыбка тошнотворна, я уже говорил?
И невероятно действует на нервы.
— Дэнни, я рада, что вы приехали.
— У вас прелестные серьги.
Мне всё это ужасно не нравится. Ужасно. Стоп. Дэнни. “От Д.” Неужели он подарил ей книгу?
— Пойдёмте в зал, — Слава берёт нас обоих под руку.
Как с Эдичкой. Никого не принижая, никого не выделяя. Хотя меня уже всё равно принизили. Она садится между нами, а Эдичка, устроившийся по другую сторону кресел, смотрит на неё с улыбкой. Эдичка — и улыбается. Конец света ещё не грянул? Миша выходит на сцену, играет — я не знаю, что он играет. Наверное, я самый тупой в этом зале. Не понимаю, зачем Слава меня пригласила — развлекалась бы здесь со своим графчиком. Или она специально? Типа, почувствуй разницу? Я не могу встать и уйти только потому, что это некрасиво по отношению к Мише. А ещё потому, что хочу дождаться развязки.
Слава одухотворённо слушает музыку. Сонаты, пьесы — весь список есть в программке, но он проскальзывает мимо меня. Здесь разыгрывается какой-то другой спектакль, не имеющий отношения к увлечённому Мише за роялем. Концерт небольшой, чуть больше часа, и в конце Миша играет “Наваждение“ Прокофьева. Я помню его, опять же, благодаря посещению этого места с Гошей пять лет назад. Пьеса продирает душу и вызывает дикие мурашки — мы с Гошей сидели тогда на пару рядов дальше. Опять сводит зубы от неприятного ощущения внутри. Никакого удовольствия от субботы — лучше бы сидел на парах. Честное слово. Слава дарит Мише цветы — и мы проходим за кулисы. Я поздравляю его с успешным концертом, он улыбается.
— Знаешь, я всегда так волнуюсь перед выходом на сцену, а когда всё заканчивается, хочется снова. И ощущение, что во второй раз справлюсь лучше.
— У меня примерно те же чувства перед экзаменами, — улыбаюсь в ответ.
Эдичка, Слава и Дэнни стоят чуть поодаль и разговаривают. А они подходят друг другу. Дядя — кандидат наук, родители — математик и пианистка. Дэнни отлично вписывается в это высшее общество.
Миша смотрит на меня внимательно.
— Всё в порядке?
— Да, а что?
— У тебя взгляд застыл. Извини.
Застынешь здесь.
— Ты часто выступаешь? — спрашиваю у Миши, отворачиваясь от весёлой компании.
— Не очень. Мне вообще повезло быть сегодня здесь.
— Ты за роялем так смотришься, будто всю жизнь за ним прожил.
— Так я почти всю и прожил, — усмехается Миша. — С пяти лет.
К нам подходит Эдичка.
— А где Слава, Эдуард Викторович? — интересуется Миша.
— Пошла прогуляться. Вернётся сейчас.
Он что-то говорит Мише, а я ускользаю. Хочу найти Славу, потому что Дэнни тоже нет.
Они находятся быстро — в фойе за колонной. Я выглядываю, и снова прячусь обратно. Люди уже разошлись.
— Я думала, вы не приедете, — говорит Слава. — Почему вы даже не позвонили?
— Во-первых, хотел сделать сюрприз. Во-вторых, обиделся. Вы сами всё время пропадаете.
—  Это вы можете прогуливать свою консерваторию, сколько вам вздумается, а у меня учёба.
— Я вам не верю.
— Верьте, во что хотите, — Слава смеётся.
У меня мурашки по всему телу от этого её смеха.
— Вы меня совсем не любите.
— Люблю. Страшно люблю, — это говорит не Слава.
Она не может такое говорить. Кажется, я сам очутился в тупой мелодраме.
— Надо возвращаться, нас будут искать.
— Мы увидимся завтра? — молящий тон и сплошное кокетство.
Странно, что у меня до сих пор не возникло желания выйти из окна. Наверное, я более стойкий, чем Гоша.
— В четыре у Русского, — отвечает Слава.
— D’accord.
Ещё и французское словечко. А, ну да, это же он написал на форзаце ту строчку из Кокто. Я возвращаюсь в артистическую позже них, чтобы не возникло подозрений.
— А поехали куда-нибудь! — говорит Миша. — Посидим, поговорим. Я угощаю.
— Поддерживаю! — Слава улыбается. — Куда? Можно до “Катюши” пешком дойти. Там уютно.
— Давайте, — соглашается Миша.
— Ты с мамой?
— Нет, она уже уехала. Дела.
Мы идём вроде и все вместе, а вроде и порознь. Эдичка с Дэнни спорят о позднем творчестве Модильяни. Вовремя. Я иду рядом с Мишей, а Слава то здесь, то там.
— Сегодня хороший день, Веснушкин, — говорит она мне.
Звучит насмешнически. Хотя она, конечно, не знает, что я слышал тот разговор.
— Замечательный, согласен.
Вечером я поговорю с ней обо всём. А домой поеду, наверное, уже завтра.
За столом она сидит между мной и Дэнни. Эдичка рассказывает смешные истории о студентах. Сам не смеётся, но Слава с Мишей заливаются. Дэнни смеётся сдержанно — воспитанный, вашу ж мать. Ни одного лишнего слова и движения. Как выверенные часы.
— В