уравнялось по значению с Ивицей и торговым походом в Урган. Раз то сделали, то и это получится.
Едва успели слегка перекусить, как к дворищу стали собираться «ополченцы», а следом вновь пожаловали выборные ходоки. Теперь им рассевшимся вместе со старшими ватажниками в гриднице пришлось больше слушать, чем самим говорить.
– Мне нужно триста вооруженных людей, сто двадцать лошадей, тридцать снаряженных возов, десять двуколок и пятьсот дирхемов, – спокойно, как о само собой разумеющемся, сообщил им юный воевода.
– А дирхемы зачем? Каждый будет с оружием и харчем, – возразил Куньша.
– На запасное оружие и нужные припасы. Я потом не собираюсь побираться.
Ходоки переглянулись, требования выглядели по-настоящему воеводскими.
– Чем должны быть снаряжены возы? – уточнил гончар.
– На каждом возу должны быть: съемные боковины из крепких досок высотой в полтора аршина, два запасных колеса, пила, по две лопаты, косы и кирки, палатка, ящик с наконечниками стрел и сулиц, десять подков, десять саженей веревок и десять мешков.
– А мешки зачем? – удивился представитель кузнецов и оружейников.
– Для пленных арсов, – усмехнулся Дарник. – И вот еще что: одну восьмую всей добычи мне и одну восьмую моей ватаге. Остальные три четверти сами будете делить с ополченцами.
– А что вложишь ты? Одну двадцатую или одну сотую? – съязвил Куньша.
– Я вложу свою ватагу и победу над арсами, – спокойно ответил Дарник.
Ходоки молчали, услышанное произвело на них сильное впечатление. Они уже почти не сомневались, что сделали правильный выбор с этим безусым юнцом.
– Сход не согласится, – покачал головой Куньша.
– Тогда уговаривайте другого на своих условиях.
По старшим ватажникам прошло невидимое движение. Да хоть немного уступи, казалось, просили они.
– А пятьсот дирхемов кому, тебе? – спросил третий, самый невзрачный ходок, кожевенный мастер.
– Ваш человек будет ходить и покупать, что я скажу. – Рыбья Кровь не затруднился с ответом.
– А не мало ли триста ополченцев? – усомнился Куньша.
– Если я сам буду отбирать, то не мало.
– Ну что ж, послушаем, что скажет сход. – Гончар решительно поднялся с лавки.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил, после ухода ходоков Быстрян.
– Мама научила, – ухмыльнулся новоявленный воевода.
Старшие коротко хохотнули и разошлись рассказывать о переговорах остальным ватажникам. Дарник им не препятствовал, его одинаково устраивало любое решение посадского схода. Хотя нет, не любое, ведь в случае отказа, ему грозило снова попасть на княжеский незаконченный суд.
К полудню стало известно, что сход согласился на его условия, урезав лишь серебро до 300 дирхемов, мол, ты, Куньша, будешь сам платить и отвечать. К концу дня Дарник с выборным посадским казначеем уже обходил тележников и оружейников. Им он заказал десять двуколок, отдельные детали для десяти камнеметов, починку арсовых кольчуг, а также, по совету Быстряна два ящика «чеснока» – стальных колючек с четырьмя вершковыми шипами – самое злое оружие для копыт лошадей и сапог пешцев.
Отбор ополчения растянулся на несколько дней. Каждый третий тут же отсеивался. Отцы и братья похищенных женщин рвались в бой, многие из них бывали и прежде в военных походах, но Дарник больше смотрел на их сноровку в обращении с оружием, хорошо понимая, что в схватке с арсами им не поможет никакой праведный гнев и горячность. Сомневался и насчет бездомников, которые тоже жаждали показать свое молодечество, записываясь в посадское войско. Отобранных ратников он приставлял под руководством своих старших к обучению строевого боя.
Лошадей браковал менее тщательно. В упряжке, считал, пригодны будут самые обычные кони. Выбрал и три десятка трехвершковых лошадей для будущих катафрактов.
Весь Корояк только и жил разговорами об этих сборах. Иногда посмотреть на них приходили княжеские гриди. В сарай, где шло изготовление камнеметов, их, разумеется, не пускали. Но им и без этого хватало потехи над неуклюжестью ополченцев, над большими прямоугольными щитами, над строевыми построениями. Много насмешничали над колесницами: зачем они в лесной чаще? С их легкой руки большие тарначские повозки получили название «сундуков», мол, из-за своей тяжести непременно застрянут где-нибудь в трясине или на переправе через речки. Общий приговор гридей звучал убийственно: такое войско и вовсе не дойдет до Арса.
Словно в подтверждении их слов с увеличением числа воинов общий порядок становился только хуже. Дарник назначил Меченого управлять колесницами, Борть, Кривонос и Лисич стали полусотскими пешцев, Быстрян возглавил конников, часть ратников постарше взял под свое крыло Куньша, чтобы им не приходилось подчиняться слишком юным начальникам. Но оказалось, что назначить вожаков, вовсе не означало, что им тут же начнут беспрекословно подчиняться. Если сам Рыбья Кровь еще внушал трепет молодым воинам, то его подручные никаким командирским весом пока не обладали. Их приказы выслушивали – и редко когда исполняли.
Из затребованных трехсот ратников набрать удалось всего двести пятьдесят, из десяти колесниц изготовили и снарядили камнеметами только пять, повозки предоставлены были самые разные, половина без съемных щитов, четверть ратников без хороших доспехов и оружия, многим пришлось раздать оружие из собственных ватажных запасов. Два десятка бездомников, бывших жителей селищ, в качестве оружия собрались использовать цепы, косы и вилы, мол, владеют ими лучше, чем копьями и сулицами. Полусотские докладывали о плохих продуктах и фураже. Однако сильно откладывать поход уже было нельзя, лето заканчивалось, вот-вот польют осенние дожди, да и настроение у ополченцев от долгих сборов теряло свою прежнюю воинственность.
– Ну когда уже, когда? – беспрестанно спрашивали у воеводы.
– Завтра, – наконец бросил он.
– Как завтра? Ничего же до конца не готово?
– Оно никогда до конца и не будет готово. Поэтому завтра.
И действительно на следующее утро посадское войско с вышитым Зорькой Рыбным знаменем переправилось на левый берег Танаиса и двинулось по Остерской дороге на восток. Видимость порядка наблюдалась только у конников Быстряна и колесничих Меченого. Да возле Дарника компактно ехала полуватага младших ватажников, оставшихся после того, как все старшие подались в полусотские и командиры колесниц. Их вместе с оруженосцами Селезнем и Терехом так теперь и называли: воеводские гриди. Один из гридей стал знаменосцом, еще двое – трубачами. Остальное воинство шло и ехало как придется: оружие на повозках, строй перемешан, многие втихаря подсаживались на и без того перегруженные повозки. Рыбья Кровь молчал – главное было как можно скорее удалиться от города.
Их первая дневка превратилась в ночевку – никак не получалось составить правильный повозочный круг. Дарник долго не вмешивался, давая своим полусотским, как следует накричаться и окончательно запутаться. Потом стал с Селезнем и Терехом от центрального воеводского знамени отмерять шагами расстояние и втыкать в землю колышки, возле которых должны стоять повозки. Нужный арифметический расчет им был сделан по пути, поэтому, когда возницы принялись подгонять повозки и колесницы к назначенным колышкам, получился просторный правильный круг, а бреши между повозками заполнили съемные повозочные боковины, а где их не хватило – ограда из мешков с землей. Точно так же, не повышая голоса, указал он, где именно и куда входом ставить палатки и шалаши, где размещать коновязи и даже где быть отхожим местам. Невеликое вроде бы дело, но оно сняло у всех окружающих последние сомнения в праве молодого бежечанина распоряжаться сотнями людей старше себя. Недовольный таким поворотом событий был лишь Куньша.
– Мы что же каждый раз будем все это так тщательно выставлять и столько времени терять? – бурчал он.
– Нет, дальше все будешь делать ты и в три раза быстрей. – И Дарник под смешки других полусотских передал гончару свой расчет расстояний повозочного круга и рисунок того, как все должно быть внутри стана.
Следующее утро Рыбья Кровь начал с раздачи войску целого мешка разноцветных лент, специально захваченных им из Корояка. Нашейные ленты одного цвета получили не только воины каждой полусотни, но и все их кони и даже повозки. Сразу стало видно, где кто есть и где кому следует быть, в каком порядке выезжать на дорогу и в каком съезжаться в круг на стоянке. Тут уже заворчали рядовые ополченцы:
– Что ты нас помечаешь, как коров на пастбище? Что, я не могу со сватом в другой ватаге идти?
– Со сватом ты будешь дома за столом сидеть, а сейчас хотя бы сделай вид, что ты бывалый вояка, – отвечал им Рыбья Кровь и поручил конникам Быстряна тщательно следить, чтобы никто ни с кем не перемешивался.
Но наведение нужной дисциплины требовало не только окрика и едкого слова, но и должного наказания, которое мог определить лишь сам воевода. Причем, наказание необходимо было применять крайне осмотрительно, дабы не вызвать всеобщую злобу и бегство домой. Для начала Дарник придумал самых ретивых ослушников привязывать нагишом к повозке, чтобы они в таком виде целый день следовали за ней. Это понравилось не только ратникам, но и самим виновным, которые охотно посмеивались над собой вместе со всеми.
– Ну и какой толк тогда от этого, – кривился Быстрян.
Ночью на ложе в воеводском сундуке Дарника как осенило: «А будет толк!» И утром он приказал всем ополченцам разбиться на пары, дабы в бою было кому прикрыть твою спину. Войско встретило его распоряжение с одобрением – тем более, что такой порядок уже существовал у дарникцев. Ровно сутки продолжалась эта их благостность, пока не выяснилось, что за малейшее нарушение дисциплины вместе с виновником к той же позорной повозке будут привязывать и ни в чем не повинного напарника.
– А его-то за что? – смущенно спрашивали бузотеры.
– Чтобы вам вдвоем веселее и не так обидно было, – невозмутимо отвечал Дарник.
Особую силу наказание имело, когда виновным оказывался младший напарник, тут уже его старшому бывало еще досаднее. Очень скоро эта мера возымела действие – послушание среди ополченцев заметно повысилось. Некоторые бывалые воины, правда, советовали воеводе ввести еще парное наказание плетьми, но тут Дарник был решительно против:
– Мне поротые воины не нужны, я к ним не смогу относиться с уважением.
Его слова тут же облетели все войско, заставив многих шире расправить плечи.
Следующими шагами Рыбьей Крови по наведению войскового порядка было разделение всех пешцев на постоянные десятки с тем, чтобы четверо лучников никогда не расставались с шестеркой шитников, всегда стояли за их спиной и оттуда стреляли в противника. Он понимал, что сравняться с русами-арсами, которые только войной и живут, его воинам невозможно, поэтому основной упор делал именно на плотный строй щитников и большое количестве стрелков за их спинами. Хорошо помнил, как кони ивцев сами сворачивали в сторону, не желая натыкаться на выставленные копья. Поэтому суть строевых упражнений ополченцев на стоянках сводилась к тому, чтобы научить все четыре полусотни Бортя, Кривоноса, Лисича и Куньши двигаться и разворачиваться в любую
