создавали. Они строили прекрасный город с прямыми проспектами и домами, покрашенными в пастельные цвета. Вскоре должен был открыться театр. Настоящий театр посреди тайги, с колоннами, бархатными креслами и симфоническим оркестром!
В один из дней Глеб Борисович сказал невестке, что ожидается большой наплыв гостей, потому что в город приехал Великий Физик, они все так и звали его. Лида не встревожилась, она уже привыкла готовить на большие компании, но свекр сказал, что нужно обязательно приготовить пирог с осетриной, чтобы порадовать важного гостя, и тут она растерялась. Девушка не любила рыбу, в Москве ее готовили редко, а в Свердловске она только жарила тухлую селедку, от запаха которой ее воротило. Но делать было нечего, она поставила тесто и стала изучать тетрадку с рецептами, оставшуюся в наследство от Ольги Владимировны. И рецепт нашелся, и очень подробный, но как разделывать рыбу в нем не описывалось, процесс был очевидный. Ближе к вечеру шофер Глеба Борисовича доставил на кухню средних размеров осетра. Рыбина была свежая, Лидии даже показалось, что живая. Она попыталась соскрести с нее чешую, но рыба выскальзывала и несколько раз шлепнулась на пол. После нескольких неудачных попыток Лида заплакала от досады, что с ней случалось крайне редко. «По какому случаю плачет прекрасная дама?» - раздался приятный мужской голос. В дверях кухни стоял высокий подтянутый человек, с веселыми, живыми глазами. Лида растеряно показала на рыбу. «Понятно!» - он снял пиджак, засучил рукава рубашки, и быстро, за несколько минут разделал рыбину. «Познакомимся,- сказал он, вымыв руки, - вы, вероятно, Лидия Васильевна?». Лида кивнула, он назвал свое имя. Так она впервые увидела Великого. Впоследствии, он стал часто бывать у них в доме, и всегда это был праздник. Такие вечера неизменно заканчивались танцами, шарадами или импровизированными розыгрышами, иногда не совсем приличными. Но в те дни, когда Физик был в городе, Глеб Борисович гораздо чаще, чем всегда, уезжал на объекты ночью, и гораздо реже бывал дома, хотя и обычно его рабочий день длился больше двенадцати часов.
Глава IV
Борис приезжал очень редко, только на каникулы, и на выходные, если в Свердловск шла попутная машина. Иногда он проводил в доме у отца буквально пару часов, потому что дорог практически не было, машины вязли в снегу и грязи, и большой удачей было в этой ситуации найти трактор. Он рассказывал последние студенческие новости, и Лида все больше понимала, что не хочет возвращаться в институт. Жизнь в доме свекра делала ее пусть чуть-чуть, косвенно, но причастной к великому делу, сути которого она, может быть, даже до конца не осознавала. Масштаб людей, с которыми она общалась и мужчин, и женщин был, совсем несравним, с теми девочками и мальчиками, которых она знала в Свердловске. Но она убеждала себя, что нужно получить высшее образование и уже полноценно работать на вновь создаваемом производстве, и тут же понимала, что никогда, ей не приблизиться к уровню этих гигантов. Тогда, может быть, честнее поить их чаем и танцевать с ними вальсы в их редкие минуты отдыха. С другой стороны, своим трезвым умом она просчитывала, что, если с Глебом Борисовичем что-то случится, то быстро придет конец ее комфортному существованию. Она была умна, и видела не только веселые посиделки и напряженный труд блестящих интеллектуалов.
Каждый раз, выходя в город, она сталкивалась с колоннами заключенных, которые работали на строительстве, и каждый раз у нее сжималось сердце от понимания того, что и она могла бы сейчас, не стоять на обочине в своем ладно скроенном платьице, пропуская угрюмую толпу, а идти вместе с нею. Она понимала, что уголовников здесь мало, а в основном такие же люди, как ее отец, да и как отец ее мужа. Она видела, что многие женщины, встречая на улице зэков, стараются сунуть им кто кусок хлеба, кто яблоко, у кого, что было в карманах и сумках. Сама она так не делала, боясь навредить свекру. Но через несколько лет, когда подросла дочка и стала играть с детьми на улице, Лида заметила, что совсем еще крошечная Лариса просит у Кузьминичны дать ей с собой, то кусок пирога, то хлеб с маслом и сахаром. Проследив за девочкой, она увидела, что та, еле поспевая за компанией, более взрослых детей семенит на соседнюю улицу, где строилось здание больницы. Там, огороженные колючей проволокой, заключенные заливали фундамент. Дети рассредоточились по периметру и ждали, когда кто-нибудь из конвойных отвлечется, тогда они бросали принесенные куски за ограждение и убегали, а зэк потом потихоньку прятал подношение в карман. Лариска была еще совсем маленькой и не докинула бы свой кусок, туда, где его можно было взять, за нее это сделал пацан, лет семи, очевидно предводитель банды. Лида не знала, что делать. Глотая слезы умиления и давя в себе приступ животного страха за семью, она развернулась и тихо пошла к дому. Позже она стала находить среди игрушек дочери деревянных медведей и зайцев, она понимала, откуда они, но ничего не говорила Ларисе, она не знала, как объяснить маленькому человеку, почему такие же, как они, люди живут за колючей проволокой и голодают. Однажды Глеб Борисович нашел забытого на подоконнике довольно уродливого зайчика, Лидия видела, как посуровело его лицо, и ждала, что сейчас он сделает ей заслуженный выговор. Но он повертел в руках игрушку и ничего не сказал. Наверное, генерал Мезенцев понимал, что в любую минуту он может оказаться среди тех, кто в короткие часы отдыха от каторжного труда, вырезал эти грубые фигурки, чтобы хоть как-то отблагодарить чужих детей за их, еще не осознанную доброту и сострадание к себе подобным.
Месяц проходил за месяцем, а Лида так и не восстановилась в институте. Летом приехал Борис, они замечательно проводили время. В нескольких метрах от коттеджа был прекрасный пляж на берегу чистого большого озера. Там всегда собиралось много молодежи, играли в волейбол, ныряли с понтонов, катались на прогулочном катере. По вечерам в городском парке устраивались танцы, на летней эстраде пели артисты театра и художественной самодеятельности, причем профессионалы, хоть и имели прекрасные голоса, иногда уступали талантливым самородкам из рабочих и научных коллективов. Борис и Лида очень сдружились с Зиной, которая уже успела выйти замуж за Леню Квасникова, инженера конструкторского бюро. Вскоре в их жизни появились Саша и Влад Кожевниковы. Оба были врачами, Саша работала участковым терапевтом, а Влад занимался воздействием радиации на человеческий организм.
Когда-то зимой Глебу Борисовичу стало плохо, и, несмотря на его протесты, Лида вызвала врача из городской поликлиники. На вызов пришла высокая стройная девушка со строгими глазами. Осмотрев больного, кроме проблем с желудком, она выявила еще и высокое давление, и не терпящим возражения голосом, приказала ему соблюдать постельный режим. На все доводы о том, что работа не позволяет валяться в кровати, Александра Александровна, возражала спокойно, но твердо. И Лида была удивлена, когда на следующее утро свекр остался дома. У нее было явное ощущение, что тот не столько испугался болезни, сколько заробел перед врачом. Когда через день Александра пришла навестить больного, хозяйка угостила ее чаем, они разговорились. Оказалось, Саша приехала из Ленинграда вслед за супругом. Она очень любила свой город и тосковала по нему, но Влад был распределен в этот таинственный почтовый ящик, и она приняла свою судьбу. Лиде очень нравилась эта молодая женщина, в ней чувствовалась какая-то внутренняя культура, которая делала ее несгибаемо сильной. Они подружились и пронесли эту дружбу через всю жизнь. А в то лето познакомились и подружились их мужья. Вся компания была очень спортивной, все, кроме Лиды, очень любили научную фантастику, и их разговоры о будущем, порой затягивались до ранних летних рассветов. И на все хватало сил. И на работу, и на маленьких детей, и на дружеские посиделки. Осенью Борис уехал доучиваться, а Лида поняла, что беременна. Вопрос об институте отпал сам собой.
Глава V
Роды были тяжелыми. Лидия мучилась уже вторые сутки, когда в палату зашла пожилая нянечка, тетя Мура. Она была из немцев, переселенных во время войны из Поволжья на Урал. Посмотрев на измученную женщину, она подошла к ней, разорвала подол ночной рубашки, и что-то пошептала. «Сейчас родишь!», - сказала она на ломанном русском. И, через полчаса на свет появился мальчик, его тут же унесли, как тогда было принято, Лида даже не успела толком глянуть на него, только услышала задорный, здоровый крик. Через несколько часов она проснулась, все тело ломало, но на душе было радостно. Она поняла, что скоро наступит время кормления, и она, наконец, увидит сына. «Наверное, я сейчас ужасно выгляжу. Не мытая, не чесанная! Как же я покажусь сыночку в таком виде?»,- подумала Лидия. Сделав над собой усилие, она встала, поплелась к раковине, находившейся в конце длинного коридора, за что немедленно получила выговор от проходившей мимо медсестры. Все-таки она привела себя в порядок, повязала платок, как было положено, но тут же сняла его, потому что очень не понравилась себе в зеркале. Наконец принесли малыша, Лида взяла его на руки, и с удивлением увидела, что на нее смотрят два совершенно, осмысленных, взрослых глаза. Она прижала ребенка к груди. «Володя, Володечка!» - шептала она. Так они с Борисом решили назвать сына. Но мальчик скривился и недовольно закряхтел. «Ты не Володя?» - спросила Лида. «Тогда ,может быть Саша? Нет. Леня?» - она перебирала мужские имена, и ей, казалось, что ребенок совершенно четко давал ей понять, что это не его имя. «Глеб!» - сказала она, и тут сын успокоился, Лиде показалось, что он даже заулыбался. «Значит, Глеб!» - решила она. Из роддома их встречали большой компанией, Зина с Сашей, Кузьминична, мальчики с Ларисой. На минутку подъехал Глеб Борисович, глянул на внука, поцеловал невестку, вручил врачу, принимавшему роды, букет и уехал на какое-то срочное совещание. Он еще не знал, что получилось так, что внук назван в его честь. Вечером приехал Борис, с трудом добравшийся по раскисшим дорогам. Слегка удивился, что вместо Володи у них появился Глеб, но спорить не стал. Глеб Борисович внешне тоже никак не отреагировал на то, что теперь в их семье будет маленький тезка. Но Лида подслушала, как разговаривая с кем-то по телефону, он сообщил, что у него родился внук, и с какой-то очень замаскированной гордостью назвал его имя.
Дни пошли своим чередом в заботах о малыше, о доме, о старших детях. Впрочем, Глеб был очень спокойным, и Лида почти с самого рождения, воспринимала его как взрослого человека. Иногда, гладя белье, или моя посуду, она разговаривала с ним, рассказывала свое отношение к последним новостям или к новым людям, появлявшимся в их доме, ей казалось, что он абсолютно все понимает. Никогда у нее не было такой связи с дочкой, да и вообще ни с кем, разве что с покойной мамой. Сказать, что она любила сына, значит, ничего не сказать. Она жила только им, но пыталась это скрывать даже от самой себя.
В это же время Лидия близко сошлась с женой Великого, она нечасто приезжала в город, но всегда была очень деятельной.
