него еще меньше стало времени. Из-за отсутствия учебников для училища практически единственным пособием оказались его институтские учебники. Каждый день учащиеся приходили на консультацию. Получив необходимые разъяснения, они переносили их на ватман и через день-два вновь приходили к нему.
В один из дней у него было окно. Обычно он использовал окна для подготовки к занятиям. Но сегодня у него не было желания заниматься новым материалом. Была суббота, а воскресного дня ему с лихвой хватит для подготовки. Он стоял около двери в пустой классной комнате и решал, чем бы заняться. Вдруг с другой стороны закрытой двери он услышал, как две преподавательницы обменивались новостями.
- Слышали, Марину Степановну вызвали в милицию?
- Нет. А что случилось?
- Вы же знаете, учащиеся на хранение деньги отдают воспитателям, мастерам. Один из учащихся получив перевод из дома, решил добавить к нему деньги, полученные ранее и купить костюм. Он обратился к Марине Степановне, у которой хранились его деньги. А она в ответ заявила, что у нее нет денег. Тогда другие учащиеся тоже потребовали свои деньги. Она им тоже заявила, что у нее нет денег. На вопрос где же деньги она сказала, что она их издержала. Учащиеся написали заявление в милицию.
Дней через пять после уроков Боязный сидел в своем кабинетике и ожидал шахматистов. Открылась дверь и вошел старший лейтенант милиции.
- Вы Боязный Дамир Викторович, - спросил он.
- Да. Старший лейтенант прошел в кабинетик, сел на стул и объяснил, что он следователь по делу Марины Степановны. И просит ответить Боязного на ряд вопросов. Прежде всего, какие отношения у Боязного с Мариной. Дамир сказал, что они были любовниками, но Марина порвала отношения. Причем по времени это совпало с освобождением его от исполнения обязанностей директора училища. Он же ее до сих пор любит. Но все его попытки продолжить отношения она отвергает, она даже не хочет с ним встретиться и поговорить.
- Знали ли Вы, что она издержала деньги учащихся?
- Нет. Она никогда об этом не говорила.
- Знали ли Вы, что она должна знакомым значительную сумму денег, при этом продолжала занимать, а отдавать не спешила?
- Нет, не знал. Она никогда об этом не говорила. А откуда это известно?
- Уже восемь человек подали об этом заявления. Она утверждает, что ее заставлял делать это ее любовник. Если она отказывалась, избивал ее. Деньги же он тратил на свои развлечения. И указала, что это были Вы. Но я установил, что Ваши отношения начались в декабре, до этого Вы даже не были знакомы, а деньги она стала занимать за год до этого. Что Вам известно о других ее любовниках?
- Ничего. Мы никогда об этом не говорили. Я понимал, что до меня у нее кто-то был. Но меня не интересовала ее прошлая любовь. Я был на седьмом небе от того, что как я считал, меня любит такая женщина. До нее у меня не было женщин. Я ее боготворил! Старший лейтенант стал прощаться.
- А что ей будет? – спросил Боязный.
- Это решит суд.
- И меня вызовут на суд?
- Мне нравится, что ты откровенен со мной. Я старше тебя немного, но опыт общения с женщинами у меня значительно больше твоего. Не буду скрывать, я уверен, что она хотела использовать тебя, чтобы расплатиться с долгами. Но не успела, слишком быстро тебя отрешили от должности директора. В материалах, передаваемых в суд, твое имя я упоминать не буду. Так, что тебя вызовут в суд в случае, если твое имя будет названо подсудимой во время судебного процесса. Ну, досвидания, - милиционер протянул руку. Они с явной симпатией пожали руки.
Оставшись один, Дамир некоторое время пытался обдумать то, что услышал от лейтенанта. Но он никак не мог сосредоточиться, мысли путались. Одна из них потрясла его. Может прав Вильям Гэнли и действительно: «Вся наша жизнь – ошибка и позор!» О Гэнли он прочитал у Джека Лондона. «Может прав буржуазный писатель? Ведь и наш классик Фадеев пишет, что жизненный путь может быть ошибочным: «Вы скажете – но чем вы можете проверить, что вы проливали свою кровь не зря? Я этого не могу проверить ни чем, кроме как опытом, традициями поколений моих отцов, кроме как своими желаниями и стремлениями. А если ошибались отцы и если стремления ложны, то пусть… В этом и состоит жизнь, иначе бы она прекратилась…» И опять мысли лихорадочно теснили друг друга. Вместо обретения спокойствия он еще больше разволновался. Он обратил внимание, что у него, как всегда в минуты волнения, дрожит правая рука. Голова разламывалась от сильной боли. Но болеть и страдать было некогда, класс уже наполнялся шахматистами. Он принял две таблетки анальгина и шагнул в класс.
Боязный сидел в своем кабинетике и проверял, как идет выполнение учащимися дипломных заданий. Один из учащихся расстелил на столе чертеж. Дамир склонился над ним. Но он ничего не видел. Он пытался сосредоточиться, но перед глазами все расплывалось. Вчера Боязного вызвали в отдел кадров ГХК. Там ему объяснили, что с шинным заводом и институтом согласована его работа в училище до конца учебного года. После чего он должен явиться на шинный завод и приступить к обязанностям в соответствии с направлением. Иначе он лишится диплома о высшем образовании. Он был в полной растерянности. Он не мог даже представить, как он будет работать на участке вулканизации: «Что делать?! Господи, как болит голова!» Он проглотил еще две таблетки анальгина. С большим трудом заставил себя сосредоточиться.
- Вот здесь у тебя не верно, - показал он на чертеже. Дамир стал объяснять исполнителю, в чем ошибка. В это время двое учащихся, затеяли какой-то спор.
- Прекратите! Вы мне мешаете! – прикрикнул на них Дамир. Учащиеся затихли. Боязный вновь начал объяснять, в чем ошибка. И вновь в уши ударил громкий шепот одного из учащихся. У Дамира потемнело в глазах. Вскочив, он схватил учащегося за ворот и вытолкнул из кабинетика в класс. Тот, не удержавшись на ногах, упал.
- А-а-а!- закричал Боязный. Он выскочил в класс, схватил стул и стал с силой колотить им по столу. В стороны полетели сломанные ножки. Прибежавший на шум Матюхин пытался его уговорить. Но Дамир ничего не слышал, тогда Матюхин вызвал скорую помощь. Два дюжих санитара скрутили Боязного. Один из них закатав у него рукав, сделал ему внутривенный укол. Минут через десять он затих и вскоре уснул. Его погрузили в машину скорой помощи и увезли.
Вернувшись из отпуска, декан факультета Левин сидел за приставным столом ректора. Они с ректором обсуждали задачи, стоявшие перед факультетом в новом учебном году. На пульте коммутатора засветилась лампочка. Звонила начальник отдела кадров института. Ректор снял трубку, некоторое время слушал. Затем сказал:
- Хорошо, заходите сейчас. У меня как раз Давид Маркович. Вместе и обсудим. Он положил трубку и вернулся к прерванному разговору. Минут через пять в кабинет вошла начальник отдела кадров Милиция Ивановна. Высокая, полная, громогласная женщина она уже с порога начала рассказывать, что с шинного завода опять пришло письмо. Боязный так и не явился на завод.
- И где же он? – спросил ректор.
- По моему запросу ГХК ответил, что Боязный на лечении в психиатрической клинике. К ответу приложена копия справки психиатрической клиники.
- Довели парня, а я его помню, звезд с неба не хватал. Но учебный курс знал твердо, очень упертый парень - сказал ректор. Помолчали.
- Что же мне делать? Ведь как то надо изымать у него диплом? – спросила Милиция Ивановна.
- После психиатрички его и с дипломом не возьмут ни на одно химическое предприятие. Шинный завод сам откажется от него, - сказал Левин.
- Да, да, - поддержал ректор, - оставьте диплом ему. Напишите на завод, что Боязный не может прибыть к ним по болезни и приложите копию справки психиатрической клиники. Копию письма и копию справки отправьте в управление кадров нашего министерства. Он нажал одну из кнопок на пульте. Заглянувшей в кабинет секретарю приказал соединить его с директором шинного завода.
Глава пятнадцатая
Через три месяца отец приехал за Дамиром в клинику. Перед выпиской лечащий врач долго беседовал с Дамиром. Настоятельно рекомендовал не позже, чем через неделю обратиться к психиатру по месту жительства и регулярно посещать его. Рассказывал как себя вести, какие лекарства принимать. В заключение посоветовал поменять профессию, так как все равно ни одна медицинская комиссия к работе на химическом предприятии его не допустит. А попытки все-таки устроиться на химпредприятие приведут лишь к дальнейшему травмированию его психики.
- Вы сейчас здоровы и прежде всего от вашего поведения зависит оставаться работоспособным, стать полноценным членом общества или провести свою жизнь в стенах такой клиники как наша. Я скажу сейчас то, что говорю всем выписываемым: «Дай бог нам с Вами больше не встречаться!»
Родители и сестра окружили его заботой и вниманием. Старались не упоминать о его болезни. Но как раз это больше всего задевало Дамира. Он думал: «Значит, они считают меня больным, если не допускают никаких разговоров о моей болезни». Недели через две его стало тяготить амебное сосуществование. Он понимал, что вместо помощи родителям, он фактически стал иждивенцем. Надо работать, а где? Он быстро решил, что диплом о высшем образовании ему оставили, так как за последние три с половиной месяца ни он, ни его родные никаких требований сдать диплом не получали. В СМИ публикаций о недействительности его диплома также не было. После того как он попал в клинику его личные вещи и документы, в том числе и диплом, сослуживцы по училищу передали его родителям. В его трудовой книжке Матюхин сделал запись: «Уволен по собственному желанию», за что Боязный был бесконечно благодарен ему.
На третьей неделе после выписки Дамира из клиники к ним зашел друг юности отца, приехавший в командировку в город. Он проживал в соседнем областном центре. По русскому обычаю был накрыт стол. Выпивая, друзья вспоминали минувшее и делились заботами настоящего дня. Естественно у них зашел разговор о Дамире. Отец поделился тревогой за судьбу Дамира. Даже устроиться на работу для него теперь большая проблема. И гость предложил Дамиру переехать в соседний город:
- Первое время поживешь в моей семье. Муж моей сестры занимает высокий пост в строительной отрасли области. Он устроит тебя на работу, да и жилищный вопрос поможет решить.
- Но я же не строитель!
- Не волнуйся, не боги горшки обжигают. К тому же он подберет более-менее тихое место. Освоишься, почитаешь соответствующую литературу. Ты ведь говоришь, что в институте вам читали курс строительного дела. Ты же грамотный человек и вполне можешь самостоятельно пополнить свои знания до объема, дающего возможность полноценно трудиться на производстве. Конечно, корифеем, теоретиком, двигающим науку на светлые вершины, ты станешь. Но я уверен, года через два ты будешь справляться на своем рабочем месте не хуже любого инженера, окончившего строительный вуз. За это время поправишь здоровье и сам решишь, что тебе делать дальше. Может быть, состояние здоровья года через два позволит тебе вернуться в химическую отрасль. Ведь кроме справки клиники, нет никаких документов о твоем заболевании. А ее ты можешь спрятать подальше и никому не предъявлять.
