МОЁ ТV Повесть

sans-serif]Сталина, Берии*, террором тех лет. И показывали его в Доме политпросвещения только «работникам идеологического фронта», - Обком так решил (1987-й год). Ну да, о многом Сергей Филипыч думает так же, как и мы с Борисом.
… Как-то, в очередной нашей долгой беседе, спросила его о смысле жизни:
- Не вижу… не знаю… никакого смысла. И о вере: он – материалист, не признаёт никаких богов.
Ну да, ни мистики, ни идеализма в нём - ни капли!

 ... Если что-нибудь предлагаю по работе, охотно соглашается. Любит при случае порассуждать о том, в чём живем, - доверяет или проверяет? Но как-то ехали троллейбусом домой, а он вдруг и говорит тихо:
- Да-а, видать на Западе социализм построят быстрее, чем у нас… в уже построенном.
И ухмыльнулся. А убедило его в этом вот что: вычитал… или услышал где-то?.. что в Канаде как-то объявили конкурс медсестер на бесплатную работу в психбольнице, так отбою от желающих не было. («Бесплатно!.. Понимаешь?») Это его потрясло.
- А у нас… - и махнул рукой.
Но сегодня, когда на летучке начала возмущаться действиями милиции в Сельцо… Толпа напала на отдел милиции, сожгла две машины, милиционеры, защищаясь, стреляли в асфальт, в толпу, десятерых ранили, а старушку убили… Так вот, начала возмущаться, а Сергей Филипыч вдруг обернулся ко мне и почти выкрикнул:
- И правильно делали, что стреляли! Там, в Сельцо, половина жителей – бандиты!
Вот так…

 ...Вчера, в разговоре, он:
- И как, зачем занесло меня на эту должность? Целыми днями гонорары только и делю. Одному начислю - другой приходит, жалуется: обидели! Вроде бы и делать особенно нечего, а домой прихожу уста-алый!
Да, похоже, что вся эта канитель, называемая телевидением, ему до фени, - лишь бы не терзали, - поэтому старается, чтобы не было склок, а если вспыхивают, спускает на тормозах.
 ...Сижу в кабинете в ожидании конца рабочего дня и читаю. Заходит:
- Чего ж домой-то не идете?
Начинаю вроде как оправдываться: да вот, мол, хочу почитать, а то, когда дети рядом, то… Потом дома рассмеюсь, осознав ситуацию.
... Были в колхозе на уборке свеклы и Сергей Филипыч не отходил от меня, - ну где еще можно вот так поболтать без «лишних ушей», как не у бурта свекольного!
…Мечтает жить в деревне, - его деревня в Калужской области, - тем более что брат, таксист, уйдя на пенсию, уже там.
 ...Как–то сказал: если бы, мол, на телевидении был полным хозяином, то оставил только треть работников:
- А то, понимаешь… получаем свои зарплаты ни за что… хотя они, в общем-то, и похожи на пособия по безработице. – И хихикнул: - Но, в то же время, как работаем, так и получаем.
 
... Как-то разговорились о фильмах:
- Самый мой любимый… - усмехнулся, взглянув непривычно весело: - это «Грек Зорба». 
- Сергей Филипыч! – засмеялась я: - и мой тоже!
А фильм вот о чем: грек Зорба (играет обаятельнейший актер Антони Куин) случайно знакомится на вокзале с иностранцем и, разговаривая с ним в ожидании корабля, открывает в нём родственную душу, а когда узнает, что тот едет восстанавливать шахту, унаследованную от отца, предлагает вложить деньги в строительство там подвесной дороги, уверяя, что он - специалист в этом деле. И дальше – об их злоключениях в дороге и по ходу строительства, которое заканчивается полным фиаско. И вот последняя сцена фильма: они сидят на берегу моря, но вот неудачный предприниматель встаёт и просит Зорбу научить его танцевать. Тихо начинает звучать мелодия Теодоракиса*, и вот они уже оба пляшут на песке под прекрасную и озорную мелодию «Сиртаки».
 
И эта запись о Сергее Филипповиче – последняя. Подводит меня память: и куда он потом пропал, куда его перевели? А, может, и не переводили, а просто… Довольно скоро узнала: Афронов умер. От рака. И в той самой деревне Калужской области, в которую мечтал вернуться.

 ...Сегодня 12 июня. Праздник. Молодой праздник - «День Российской государственности». А я - на работе, монтирую рекламу о Ельцине* и выбираю из условного названных планов:  «Подпись», «Генерал Лебедь*, «Газпром»… А диктор делает начитку: «Выберем достойного, чтобы эти выборы не стали последними».
И аж из одиннадцати выбирать будем.
...Смонтировала свой фильм «То, что будет, есть и было». Снимать ездили поездом до Хотынца, - туда и обратно. Моросило. Окна плакали, мелькали мокрые кусты, влажные стволы берез, сосен, туманно-изумрудные поля озими, - фактура была отличная. Задавала людям вопросы: честнее ли мы стали?.. что для нас вера в Бога?.. что нас ждет?.. гордимся ли мы Россией? Боялась, что из всего этого ничего не получится, но люди говорили то, что хотелось услышать: честнее не стали, только вера в Бога помогает, возродится Россия, но гордиться пока можно не ее настоящим, а только прошлым.

... Осталось три недели до окончания моего договора с Компанией, но мне не предложили его продлить. Нет, не пойду к Корневу выяснять: почему, мол?.. И так все понятно: он угодил «раскрывшейся» перед ним заместительнице Тихировой, которая терпеть меня не может, а унижаться перед ней!?
... Когда закрываюсь на ключ в кабинете, могу хоть немного побыть с собой. Ничего, что прохладно, ничего, что за дверью суетятся и покрикивают, - от этого беруши в ушах, - главное, что - одна! Вернее, не одна, а с Александром Леонидовичем Чижевским*, (был арестован в сорок втором и сослан в лагеря на восемь лет) «пионером космической биологии, установившим зависимость между циклами активности Солнца и явлениями на Земле, в биосфере» и автором книг «Вся жизнь», «Земное эхо солнечных бурь» и сейчас читаю сборник его поэзии, чтобы выбрать из него для своей передачи несколько четверостиший:
                Смотря на лучезарный хор,
                Стараюсь пристально проникнуть в сочетанья
                Живой мозаики, хочу понять узор
                Явлений жизненных и звездного пространства...
Эту передачу, - наверное, последнюю, ибо осталось две недели до окончания моего договора с Комитетом, - назову так: «Космос и мы».  И для нее почти всё отсняла, записала, а вот продвигается она туго, - слишком многое хочется втиснуться в полчаса. Да и образное решение ее не выносилось. Ну какой «экранный образ» можно дать, вот под эти строки:         
                Глядим в ночной простор с поднятой головой.
                Хотим в сияньи звезд постичь законы мира,
                Соединив в одно их с жизнью роковой
                И тросы протянув от нас до Альтаира...
Из коридора даже сквозь беруши доносится сварливый голос выпускающей, да и операторы вот-вот придут. Нет, ничего у меня сегодня не получится. И вообще, наверное, так и не успею выносить в себе, слить воедино уже записанные размышления астрономов из планетария и свои, - «картинки», музыку, стихи Чижевского… Но всё же, прикрываю ладонями уши и снова склоняюсь над строками:               
                Мы – дети космоса, и наш родимый дом
                Так спаян общностью и неразрывно прочен,
                Что чувствуем себя мы слитыми в одном,
                Что в каждой точке мир - весь мир сосредоточен.
                И жизнь - повсюду жизнь в материи самой,
                В глубинах вещества - от края и до края
                Торжественно течет в борьбе с великой тьмой,
                Страдает и горит, нигде не умолкая.

...Сегодня заболела внучка, пожалуй, воспользуюсь этим, - возьму бюллетень по уходу за ней и больше не выйду на работу.
... Позвонил Валентин Андреевич, стал вроде как извиняться, - банкет, мол, прощальный хотели устроить… не так бы тебе уйти, - а я успокоила: всё, мол, нормально и по-другому не хочу. Только жаль, что так и не успела собрать передачу «Мы и космос». Но в последние полтора года всё же удалось сделать несколько передач по собственным сценариям, - журналисты почему-то не справлялись с «плановым заполнением» и появилась возможность мне «заполнить» часть эфира. Но, к сожалению, продлилось моё авторство недолго, - закончилась «трудовая биография» и вышла на «финишную прямую»… или кривую?»

«Просыпаюсь и сразу слышу: кот кричит благим матом на кухне! Надо вставать. Этот сиамский кот - мое наказание. Его на улице подобрала дочка и вот теперь он целыми днями крутится у меня под ногами и все ест, ест! Может, послан мне свыше, как напоминание о моих детских полуголодных годах?..
Готовлю завтрак, зову мужа. Входит и тут же включает радио. Дались ему эти известия! Я-то люблю вставать в тишину, а ему обязательно надо их прослушать! Распевая что-то, ковыляет внучка, лезет к деду на колени, начинает выхватывать из рук вилку, нож. Потом приходит дочка в синем махровом халате...
Собственно, ничего вроде бы не изменилось, - каждое мое утро начиналось так же, - надо было всех быстренько-быстренько накормить, напоить, выпроводить, а потом и самой идти на работу, а теперь… А теперь круг сузился, - остались только домашние заботы: приготовить обед, что-то помыть, постирать, прибрать в квартире, и т. д. и т. п.   
Ба-а! Уже и вечер! То-то меня уже тошнит от беспрерывного мелькания кастрюль, сковородок, ножей-ложек-вилок… картошки-помидоров, а еще не стерилизованы шесть двухлитровых банок огурцов… И все это будет каждый день? Одно и то же. В любую погоду. В любое время года. В любое время суток. Мамочка, за что?.. Но одергиваю себя: уймись, не жалуйся и не ной, а радуйся тому, что всё это есть! Но душа… Это она рвется и рвется из замкнутого круга. Это она томится и скулит. И ничем не могу ей помочь, а только прошу: ну, погоди, потерпи!.. вот только упрячу в банки огурцы, помидоры, вот только закончим с огородом, вот только дочка переедет в свою квартиру и тогда...
А что тогда? И только перед сном:
                 …О, как ты рвешься в путь крылатый,
                    безумная душа моя,
                    из этой солнечной палаты
                    в больнице светлой бытия!
                    И бредя о крутом полете,
                    как топчешься, как бьешься ты
                    в горячечной рубашке плоти,
                    в тоске телесной тесноты!..
Владимир Владимирович*, значит и с Вами – то же?
 
... Боль по моей любви к телевидению понемногу тает, уходит. Да, делать свои фильмы для меня было почти счастьем. Даже за несколько дней до монтажа, этого завораживающего соединения образа и звука, у меня сладко трепыхало сердце. Поэтому и ушла, что называется, не оглянувшись, не устраивая прощального банкета, - знала, что не выдержу и разревусь. Но всё же знаю: «ушла» меня Тахирова, новый заместитель Корнева.
Лет десять назад появилась она в Комитете на радио серенькой, незаметной журналисткой, потом, когда произошло объединение радио и телевидения, стала мелькать на экране, делая «Эстафеты». Пришлось и мне несколько раз поработать с ней, и передачи ее были такими же серенькими, как и она. Но вдруг, осведомленные во всех сплетнях сотрудницы, стали поговаривать,