МОЁ ТV Повесть

что... врете?
- Конечно, вру, - пожимает плечами Лев Ильич.
Вот такие начальники управляют гласностью у нас, «на местах.
... Издали закон о кооперации и в нём написано: «Вмешательство в хозяйственную или иную деятельность кооперативов со стороны государственных и кооперативных органов (союзов, объединений, кооперативов) не допускается».  Может, новый закон чем-то поможет предприимчивым людям? Ведь разрешили самим устанавливать цены. И что теперь будет?
... По письму едем в село Отрадное снимать сюжет о школе, - не работает отопление, дети в классах сидят в пальто и куртках. Первый снежок, солнце, морозец, деревья в инее! Расплылась в улыбке и - Сомину:
- На меня благодать снисходит, когда вижу такое…
Взглянул гру-устно:
- А на меня уже давно ничего не снисходит.
В магазине покрутил в руках банку соленых огурцов... нет, не купил, а когда шли к школе, и я напомнила оператору, чтобы не забыл снять в классах примороженные цветы, то ЛИС, не отрывая глаз от дороги, сказал:
- А я уже писал об этой школе в прошлом году. И статью назвал: «Цветы в этой школе не растут».

 ... Сегодня у нас заключительное политзанятие. И весь год вел их мой начальник Афронов... Странный он. Иногда думает, как и мы, но вот сейчас - ниже травы, потому что присутствует представитель Обкома и какой-то философ из пединститута. Все «студенты» говорят, конечно, в пределах дозволенного, вот только корреспондент с радио Орлов:
- Пока будут живы обкомы и райкомы, - машет рукой, словно разрубая слова, - не сдвинется Перестройка с места!
Подошла и моя очередь. Тема: «Демократия - неотъемлемое условие Перестройки. Что ей мешает». Начала с Дудинцева*:
- «Скандал, гласность - это факел, говорящий всем, что общество не терпит злоупотреблений ни с чьей стороны. Скандал порочит людей, но не общество». Так пишет писатель. - Все слушают внимательно, представители - тоже. - А вот что говорит ученый-экономист: «Некомпетентность одних руководителей не только порождает некомпетентность других, низших рангом, но и служит им щитом защиты». - Товарищ из Обкома делает всем своим корпусом движение: ну-ну, что еще, мол, скажете? И я продолжаю: -  Этот закон работал у нас все годы, работает и сейчас, поэтому и отстаем от Европы по всем показателям на двадцать лет. И виноваты в этом обкомы и райкомы, которые, будучи сами не компетентны в сельском хозяйстве и в промышленности, порождают таких же руководителей и на местах.
У Корнева вытягивается лицо, заёрзал Афронов, бросил на меня любопытный взгляд философ, а я уже «иллюстрирую» свои слова «местной тематикой»:
- Обком вмешивается даже в журналистику, в которой тоже не весьма компетентен. Недавно позвонили оттуда Поцелуйкину и сказали, что хотели бы просматривать все сюжеты для передачи «День животновода» до выхода их в эфир.
И тут Корнев не выдерживает:
- Ну и что в этом такого?
А я только руками разведу: вот, мол, видите?
Потом выступал философ и, косясь на меня, говорил, что ему было очень интересно на этом занятии, что услышал кое-что впервые, а представитель Обкома стал опровергать то, что я говорила и, глядя мне в глаза, добавил:
- В Обкоме не все такие некомпетентные, как вы думаете.
- А почему же тогда у нас ничего нет в магазинах? – фальшиво улыбнулась.
На что он ничего не ответил.
Ночью опять все крутилось в голове: а что если «рецидив тридцатых»* годов вспыхнет? Загремим мы с Борисом... И было страшно не столько за себя, сколько за детей.

...Когда записывала передачу с Носовой, ЛИС пришел к в аппаратную, присел рядом со мной. Смотрел на экраны, молчал, а когда закончили, спросила: 
- ЛИС, это Вы «автор» затеи с косточками?
Ходят слухи, что он и монтажница несколько дней хлопочут, чтобы достать с мясокомбината кости, - мяса, видите ли, на них много.
Взглянул удивлённо:
- Да-а... А что-о? .
- Да так… Не по себе как-то, - улыбнулась: - Не по себе становится, когда журналисты согласны ловить кости, брошенные... с барского стола.
Помолчал:
- Но кушать-то… извините, хочется? – И помолчав, хмыкнул: - Не хотите, не ловите.
- И не буду, - помолчала и я: – Но дело не во мне. Просто за Вас обидно.
Словно замер. Не ответил. Будет ли снова хлопотать о косточках?

 … Снимали фильм на овощесушильной фабрике... Двор не заасфальтирован, механизация примитивнейшая, в суповом цехе даже днем по полу носились тараканы, а в столовой по трубе и мышь шмыгала туда-сюда, когда писали синхрон.
После съемок директор угощал нас: две бутылки водки, копченый хек, плавленые сырки и, так сказать, на десерт - пачка печенья. Выпив и разговорившись, осветитель с оператором все нападали на Горбачева*, - не стало дисциплины, порядка в стране! - а я помалкивала - уж очень устала! – но после глотка водки ожила:
- Ну о каком порядке вы говорите в нашей стране рабов!
Директор бросил на меня удивленный взгляд, а я понеслась дальше: о крепостном праве до революции и еще худшем - сейчас; о том, что в годы социализма в людях была задавлена инициатива, что надо благодарить Горбачева хотя бы за то, что первым заговорил о раскрепощении... Директор вначале слушал мой монолог молча, вроде бы и без эмоций, потом на лице его вспыхнуло удивление, согласно закивал головой, а когда и еще выпили, то начал рассказывать о себе. Слушала его, не перебивала, - видела, что человеку надо выговориться, - и только, когда он как-то неожиданно замолчал, сказала то, что висело на языке:
- Знаете, Георгий Алексеевич, как я отношусь к таким, как вы? – Посмотрел на меня с любопытством. - Жаль вас. Всю-то жизнь вы были задавлены обкомами-райкомами-горкомами, инструкторами-указами, а вот в свободном обществе из вас, может быть, получился бы преуспевающий бизнесмен.
Посмотрел мне в глаза:
- В общем-то вы правы. Всю жизнь единственной радостью было после дня выкручиваний, выверчиваний трахнуть водки и забыться. Вот вы говорили очень умно, правильно…
Но уже идем по коридору, чтобы уезжать:
- Мне и не приходилось такого слышать. Еще бы с вами поговорить, побеседовать, - снова заглядывает в глаза.
Но я уже сажусь в машину, машу рукой и в последний раз вижу его разгоряченное лицо.
А ночью... Ночью всё прокручивала увиденное, услышанное, и все мелькало, металось: директор-то, наверное, специально подталкивал к таким разговорам, чтоб потом донести «куда надо»*
 А утром и Борис добавил:
- Видел сон. Будто ты вся - в черных пятнах... вроде как в саже.
- Это меня перед гэбистами директор вчерашний чернит, - пошутила.
- Может, и чернит...
Господи, за что? За что в наших душах это липкое, грязное подозрение к каждому, перед кем хоть чуть приоткроешь душу. Неужели с этим и помрем?

... Едем с Соминым на съемки по письму: «Не ремонтируют дороги, осенью пройти невозможно...» Я сижу на переднем сиденье и на смотровом стекле пальцем черчу экран, -  объясняю оператору, как снимать, чтобы кинопленка во время эфира вписалось в квадратик. Оборачиваюсь, спрашиваю: понял ли? Гена что-то переспрашивает... а рядом с ним сидит ЛИС и смотрит на меня странновато и с улыбочкой.
- Что вы так на меня смотрите? – спрашиваю.
Тряхнув головой, вроде как смахивает улыбку рукой. Оператор смеется, а он - уже без улыбки:
- Грех Вам, Бела Ефимовна, обвинять меня в трусости. Сюжеты критические только я и делаю… 
- Вот поэтому и прощаю Вам всё, - бросаю, не обернувшись.
Зна-ает о чем я! Ведь не сказал моё мнение Афронову (хотя и обещал), что его протеже из газеты на роль ведущей для передачи о кино гораздо хуже нашей журналистки, и сейчас бросает Гене:
- Будто у неё, моего режиссера, есть что прощать!
Я не ответила.
Потом снимаем сюжет. Гена ходит вокруг лужи, прицеливаясь к кошке, которую хозяйка по моей просьбе бросает в неё, и та по брюхо топнет в грязи. Потом идем в магазин, у столовой жуем по коржику и пока ЛИС с оператором пишет последний синхрон, я сижу в машине и читаю... вернее, дочитываю «Тетку Егориху» Воробьёва*.
Но уже подходят, Гена укладывает камеру, а у меня как раз последние строчки и… слезы. Прячусь за машину, - не заметил бы ЛИС! И поворачиваюсь лицом к ветру, - может, осушит? Ка же не хочу, чтобы видел!

... Сижу с моим любимым телеоператором Сашей Федоровым в холле и читаю ему отрывок из статьи Нуйкина* в «Новом мире»: «Пора бы наших «благодетелей» поткать носом, как поганых кошек, в дерьмо: прошло уже семьдесят лет после революции, а они еще элементарно не накормили народ. На полках сейчас в основном полугнилая картошка да минтай в банках».
- И самое обидное для нас с тобой, - вдруг грустно говорит Сашка: - что мы с тобой все свои способности тратим на то, чтобы их брехню заворачивать в красивые фантики и выдавать зрителям.
Ох, как же он, - до боли!.. прав.
... Захожу в монтажную. Сидят мои подруженьки по работе и слышу:
- Кузьма Прутков, случайно, не еврей? - спрашивает Роза, имея в виду сатирический журнал Сомина «Клуб Козьмы Пруткова*».
Объясняю, кто придумал Козьму Пруткова, а Наташа подхватывает: 
- Во, Жемчужниковы, наверное, и были евреями.
Подключается и Инна.
- Ты уж совсем... – машет рукой: - В «Клубе» у тебя одни жиды, только их морды!
- Разве не интересными были материалы? - спрашиваю. – Или плохо сделаны?
- Нет. Хорошо. Нам понравилось, - смотрят на меня всё так же агрессивно.
Опять говорю: да, я не антисемитка и раз евреи делают интересно, умно, то пусть делают, тем более, что кроме них никто не хочет вести сатирический журнал. Сидят, слушают. Ответить им вроде бы и нечего, а вот:
- Смотри, как бы тебя в КГБ не пригласили, - ехидно бросает Роза.
Смеюсь:
- Ну, что ж, если вы им поможете...

... У меня - ранние «Новости», поэтому с перерыва на обед возвращаюсь комитетским автобусом, сижу на переднем сиденье, читаю Лескова*... Жаль, что так быстро приехали. Но выхожу первой, а на проходных сторож радует:
- Продукты привезли, идите получать.
И впрямь, торгуют наш профгруппорг, монтажница Наташа и ЛИС. Интересно, сам напросился в помощники, чтобы продуктов больше перепало? И сидит в углу, жует бутерброд с колбасой, а лицо серое... как газетный лист. Думаю: «Наверное, тошно ему там от всего этого...» А Сергеева уже взвешивает мне несколько окуньков, полкило колбасы и теперь высчитывает сдачу. Отвлекается. Стою, жду. Сзади шумит очередь, а она всё считает, считает... уже и ругается с кем-то! И вдруг слышу голос ЛИСа:
- Бела Ефимовна, да уходите Вы! 
«Ну да, ему тоскливо там, среди этих банок, рыбин, колбас! Не хочет, чтобы видела его таким…» И отвечаю с улыбкой:
- Рада бы, да Инна Сергеевна не отпускает.
И та торопливо сует мне сдачу. Беру пакет с окунями, колбасу, поворачиваюсь… 
- Бела Ефимовна, - опять он: - а майонез?
И протягивает мне баночку… и смотрит в пол...  а у меня руки заняты:
- Ставьте сюда, - подставляю книгу, но тут же отдергиваю томик: - Нет, не надо на Лескова, лучше вот сюда, на куртку. 
А за его спиной, на подоконнике и столах - батоны колбасы, обрезки колбасы.
А за его спиной, прямо на