обидеть ими. - Спасибо Вам ещё раз за Ваши светлые чувства и добрые слова в мой адрес, искреннее спасибо. Безусловно, они мне приятны и лестны, как и любой девушке. Я Вам, по-моему, уже говорила про то, однако не грех и повторить: благодарности лишними не бывают. Но только… только, помнится, я и про другое Вам говорила, что у меня уже есть парень… почти-что жених. Мы с ним давно знакомы, ещё со школы дружим, когда вместе в параллельных классах учились… Он, правда, далеко от меня сейчас живёт, занят очень, - но мы переписываемся и встречаемся на каникулах… Не знаю, как дальше сложится наша судьба, честно скажу - не знаю. Но, вероятно, мы с ним после окончания институтов поженимся. Я, во всяком случае, на то рассчитываю, жду предложения от него и надеюсь… Так что Вы не ходите ко мне больше, не надо - не тратьте напрасно время и силы. Хорошо? Договорились? Спасибо Вам огромное за всё, и всего Вам самого наилучшего. Прощайте.
Произнеся это медленно и весомо, чтобы как можно вернее дошла до собеседника её мысль, Мезенцева улыбнулась по-доброму под конец и легонечко дотронулась рукой до плеча Кремнёва, как бы навсегда расставаясь с ним. После чего она ушла на кухню, где её подружка ждала, весь их разговор слово в слово слышавшая. Там они начали что-то на ужин готовить и тихо разговаривать между собой, шушукаться вполголоса, а получивший опять от ворот поворот Максим, как обухом по голове вновь ударенный, стоял - и не знал совсем, что ему делать дальше и куда идти. После разговора с Татьяной он в третий раз за последний учебный год полностью утерял связь с реальностью.
В очередном сомнамбулическом состоянии, третьем по счёту, он спустился к себе на этаж, на автопилоте добрался до комнаты будто контуженный взрывом - и сразу же рухнул на койку словно подстреленный на дуэли поэт, запрокинув к потолку голову и плотно зажмурив глаза, пытаясь решить наипервейший и наиважнейший для себя вопрос: если у БОГИНИ его где-то и вправду уже есть жених, - то что тогда остаётся делать ему, Кремнёву Максиму?!...
8
Теперь уже тяжело судить и рядить, выяснять и предугадывать задним числом, как бы повёл себя дальше наш отвергнутый Мезенцевой герой, - не посмотри он перед этим дурацкий и пошлый фильм «Странная женщина», ставший роковым для него, поистине фатальным. Ведь наша земная Жизнь тем именно красочна и сладка, и интересна до одури и экстаза, что абсолютно непредсказуема в основе своей, стихийна и алогична, а часто и сюрреалистична. Да ещё и сослагательного наклонения не имеет и не приемлет в принципе.
Без-смысленно и без-полезно поэтому сидеть и рассуждать на досуге: что было бы, если бы не случилось однажды то-то и то-то! - ибо жизнь человеческая в обратную сторону не перекручивается как кинолента и не допускает поправок и исправлений для улучшения качества. К счастью или к горечи? - Бог весть! В ней всё пишется сразу и набело - как и на любом экзамене. Только последствия бывают куда серьёзнее и горше от без-толково или трусливо принятых решений, а часто - и трагичнее экзаменационных.
Поэтому-то побеждают и царствуют в Жизни, как правило, отчаянно-решительные и духовитые люди, боевитые, дерзкие и без-страшные на зависть и удивление, с мозгами в голове и с железной волей в сердце. ЛЮДИ-ГЕРОИ, ЛЮДИ-ПОДВИЖНИКИ, ЛЮДИ-ВЕРШИТЕЛИ - которые не думают о нравственности и морали, о Смерти и Страшном Суде, как и о суде земном, человеческом, предвзятом. Для них это всё - искусственное и наносное, придуманное для толпы. А коли так, то и устанавливают законы исключительно они сами. И для себя же самих!
Такие живут и действуют по принципу: морально и нравственно всё то, что полезно и выгодно лишь тебе одному, и никому больше. Остальное - муть голубая, выдумки лукавых попов! Остальное - сопли и лирика!...
А это значит - если и дальше победную ЛОГИКУ БЫТИЯ продолжать, - что ежели лично тебе дарована Господом ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ - то и выжимать из неё надобно всё по максимуму и до капли, ничего не оставлять другим, неполноценным и недостойным. Но для этого надо слюни и сопли не распускать, не быть пигмеем, слабаком и ничтожеством. Наоборот, Старуху-Смерть целебнее и разумнее встречать ГЕРОЕМ и ПОБЕДИТЕЛЕМ - во всём: в быту, в учёбе, в любви, в работе и в спорте… Тогда и Костлявая не страшна, когда ты ЗЕМНУЮ ЖИЗНЬ на одном дыхании прожил, словно задушевную песню спел, - сурово наказывал за обиды обидчиков, спину ни перед кем не гнул, не лебезил, не кланялся за награды и привилегии, за любовь отчаянно дрался, за место под солнцем. Не отдавал никому того, одним словом, что тебе и только тебе одному принадлежало по праву сильного…
9
Герой наш, Максим Кремнёв, сопливым нытиком не был и постоять за себя умел; при случае мог обидчику дать и сдачи. Он вообще не прощал и не забывал обид, долго носил их в сердце как эликсир бодрости и крепости ДУХА, эликсир СИЛЫ, необходимой для возврата “долга”.
В этом плане суровый и грозный Бог иудеев Яхве (Иегова), требующий от своей многочисленной паствы немедленного отмщенья по принципу “око за око, зуб за зуб”, был ему куда ближе и милее церковного псевдо-пророка Иисуса Христа - с его гнилой и пагубной философией непротивления злу насилием и подставлением второй щеки за удар по первой. Нет уж, извините, - но от всего этого откровенной “голубизной” попахивает, “петушатиной”.
И за ПОБЕДЫ Максим привык упорно и без-компромиссно бороться до ссадин и синяков - и в жизни, и в учёбе, и в спорте том же, - везде. Потому что хорошо с юных лет видел и понимал, как только во дворе один, без родителей, оказался в компании хулиганистых сорванцов, не прощавших слабости и нытья, чистоплюйства, угодливости и пустозвонства, что ПОБЕДЫ не даются СЛАБЫМ, БЛАЖЕННЫМ и СЛЮНЯВЫМ чмошникам, христианам так называемым: они таких за версту обходят, за две версты…
Касалась такая его победная позиция-философия и ЛЮБВИ… но при одном весьма существенном условии. Он непременно должен был чувствовать и понимать, видеть внутренним оком, что он не безразличен девушке, что чем-то интересен ей, её любви и внимания достоин, - пусть она и скрывает это до поры до времени согласно своей трусливой женской природе и воспитанию. А главное, что он стоит вровень со своей возлюбленной во всех смыслах - социальном, умственном и физическом, - а не смотрит на неё снизу вверх как смотрели лилипуты на Гулливера.
А с Мезенцевой всё у него складывалось не так, совершенно иначе всё с первого дня выходило - прямо противоположно его убеждениям и взглядам. Увидев её первый раз в читалке, он, 19-летний юнец, уже и тогда почувствовал, что Таня выше, лучше и мощнее его - и социально, и духовно, и физически, и нравственно - и ему не пара. И это мнение его о ней с годами только крепло и разрасталось. Ему становилось понятно к началу 5-го курса - пусть он и пытался это понимание в себе заглушить всеми правдами и неправдами, - что он не нужен Мезенцевой и даром, что не её он поля ягодка, не её рыцарь сердца и кавалер, за которого она может в будущем как за бетонную стену спрятаться. Хотя тройка жарких июньских дней, когда они год назад сидели напротив друг друга в читалке, и дали ему некоторую надежду на успех - пусть и призрачную, и обманчивую, как это теперь с очевидностью уже выяснялось…
Но он страстно влюбился в неё - до без-памятства и безумства, и потери всего, что имел и свято хранил внутри в виде неукоснительных бытовых правил и норм поведения. Поэтому-то и решился набраться мужества и подойти к ней в сентябре-месяце, мало на что положительное для себя рассчитывая, по сути…
10
И случилось то, что и должно, обязано было случиться с ним и с ней во время тех первых встреч. 21 сентября и 11 ноября стали трагическими датами в его молодой жизни, когда ему прямым текстом высказали в глаза, что он знал про себя и сам, без посторонней подсказки и помощи. Ничего нового Мезенцева ему тогда фактически и не сказала. Она лишь дипломатично намекнула Кремнёву: девушка вежливая была и очень воспитанная с рождения, - что он мелок и жалок, неперспективен и нехорош собой. И надобно, мол, “брать по себе ношу, чтобы не падать, не ковыряться потом при ходьбе”, не ломать Судьбу себе самому и избраннице…
И он, посланный далеко-далеко, погрузился в глубокий траур - и решил отстать от неё, не надоедать больше, не мучить свою БОГИНЮ без-смысленными и без-плодными приставаниями и объяснениями, своим любовным нытьём. Хоть и давалось ему это его героическое затворничество очень и очень непросто!
Но нахальным парнем он не был и никогда не лез напролом как бык, до подлости и низости не опускался, до третирования и унижения слабых: женщин, стариков и детей. Поэтому-то и тяжело прогнозировать задним числом, если это вообще возможно, его весеннее поведение перед выпуском из стен МГУ: сумел бы он, без пяти минут дипломированный специалист-историк, найти в себе силы, чтобы красавицу-Мезенцеву не тревожить пока собой, слабым, без-цельным и без-приютным, отодрать и отдалить её, голубушку, от себя до лучших времён, при этом в кровь изорвав и измочалив душу?…
Однако же фильм перепутал карты, и мысли его взвихрил, поставил их “вверх дыбом”, что называется. Юркино отчаянное поведение не выходило из головы, толкало Максима Кремнёва на те же самые действия и поступки. Совершенно дикие и безумные, да! - но которые, если по фильму судить, оканчиваются ПОБЕДОЙ!… А ведь у Евгении Михайловны Шевелёвой, по сценарию, был и законный муж в Москве, очень влиятельный чиновник Внешторга, и любимый человек там же, в столице, да ещё какой! - красавец-мужчина и крупный учёный Андрианов Николай Сергеевич. Оба - козырные тузы, если перевести их обоих на язык карт, советские вельможи!... Но Юрка Агапов, “шестёрка” и молокосос, всё равно победил их обоих в итоге и сердце отчаявшейся дамы завоевал. Потому что любил Шевелёву больше всех - и был постоянно рядом…
И выходило, что пылкой, чистой и большой ЛЮБОВЬЮ можно, оказывается, любой ледник растопить, звёзды с неба достать при желании, открыть, как тем же волшебным ключом, сердце любой, даже самой строптивой, чопорной и избалованной дамы, ещё и раскидав соперников-конкурентов по сторонам как котят паршивых… Так, во всяком случае, утверждалось в культовом фильме «Странная женщина»; на это со знанием дела намекали создатели его, маститые и матёрые евреи Габрилович с Райзманом…
11
И, находившийся в любовном угаре, Кремнёв, весной окончательно потерявший голову, безоговорочно поверил им, насмотревшись их разрекламированных кино-бредней. На следующий день он опять потащился на третий этаж в 18.00 ровно - поджидать там Мезенцеву у кухни и доказывать ей крепость своих сердечных чувств таким вот назойливым и совершенно диким образом…
На этот раз, в 18.45 по времени, Таня вышла на кухню вдвоём с Кощеевой Олей - лучшей подругой своей, начиная с первого курса, с которой она прожила в одной комнате все пять студенческих лет вне зависимости от местоположения и адреса общежития. Спала с ней на соседних койках, часто по Москве гуляла, на одной парте во время учёбы пять лет просидела. Из чего следует, что и проучились они на одной кафедре последние три года; может, и научный руководитель у них был один. Но так ли это, и кто был он? - Кремнёву
