продвинутого и во всем великолепного сына. Почему-то Усольцев-старший всегда считал, что сына требуется защищать. От всего – от глупых учителей, от недалеких приятелей, от мягкотелой матери и даже от злобной фурии Зойки. Он много раз ругал дочь и жену за то, что они совершенно не щадят Усольцева-младшего, навешивая на него собственные и домашние проблемы. И сына ругал – за то, что тот позволяет им все и терпит их закидоны и требования.
Свои чувства к Жене Усольцев тоже не считал какой-то особенной любовью. Просто сразу понял, что она во всем подходит ему. Хотя, конечно, ее возраст являлся проблемой в некоторых вопросах, но ему нравилось открывать ей многое из того, чего она пока не знала просто по причине своей жизненной неопытности. Это чем-то напоминало ему то, как он подростком учил всему свою малолетнюю сестру. Правда, по сестре он никогда так не тосковал даже в длительных разлуках, когда, например, уезжал на месяц с друзьями на море, и когда был на сборах от военной кафедры. Впрочем, тоску от разлуки с Женей он объяснял себе тем, что эта разлука нарушила их сексуальную жизнь, которая совсем недавно получила новый импульс. Хотя даже голос Жени по телефону и ее слова частично снимали его напряжение. Он всегда внимательно слушал ее, а сейчас особенно в связи с его сомнениями и страхом того, что Женя легко может разлюбить его, поняв в разлуке, что, возможно, совершила ошибку, выйдя замуж. Ведь это он принял решение о регистрации брака, она лишь послушно выполнила его желание.
Ближе к обеду Женя прислала ему смс, он вздрогнул и сразу вспомнил слова своего заместителя. Женя написала, что операция прошла успешно, но она пока не знает, можно ли будет оставить отца на реабилитацию с его помощником, а самой срочно улететь. Отец перед операцией хотел, чтобы она находилась рядом, и все время держал ее за руку. Усольцев ощутил сильную боль в сердце и подумал, что врач в медпункте наверняка просто не умеет правильно расшифровывать кардиограммы. Некоторое время он не мог вздохнуть полной грудью. Мерзкий врачишка намекал еще на обычный остеохондроз, но Усольцев резонно заметил ему, что боль появляется только изредка и только в моменты сильных отрицательных эмоций.
Он ответил Жене, написал, чтобы она связалась с ним вечером по видео звонку. И специально не прибавил обычное "люблю, целую". Сейчас именно эти слова обостряли боль в его груди. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь такие и подобные им слова могли так на него воздействовать. Во время перерыва он набрал в интернет-поиске фразу "Любовь это…" и прочел в Википедии:
"Любовь – чувство, свойственное человеку, глубокая привязанность и устремлённость к другому человеку или объекту, чувство глубокой симпатии. Любовь включает в себя ряд сильных и позитивных эмоциональных и психических состояний, от самой возвышенной добродетели и до самого простого удовольствия".
Именно так он всегда и понимал любовь. Однако сейчас он ощущал, что это далеко не вся правда, и что самое главное всегда ускользало от него. Он отчетливо вспомнил слова Жени после их первой ночи о том, что ей трудно расстаться с ним, и что она ждала счастья, а вместо этого ей нестерпимо больно. Тогда он успокаивал ее тем, что никуда не денется, потому что не до конца понимал, какой бывает эта боль. Подняв глаза от монитора, он увидел, что черная дыра уже приоткрыла свою пасть. В этот момент вошла секретарша, которая принесла ему кофе. Она кокетливо профланировала к его столу и поставила чашку перед ним.
-Злата, вы не замечаете здесь ничего необычного? – спросил ее Усольцев.
Секретарша оглянулась и внимательно все разглядела:
-Нет. Что-то не так? Позвать уборщика, пыль где-то не вытерли, как положено?
-Нет. На полу – вы ничего не видите?
Секретарша взглянула на пол:
-Конечно! Как я сразу не заметила – они забыли постелить вам палас.
-Нет, я сам отказался от него. Не люблю пылесборники. Хорошо, вы свободны.
Он принялся за дело и работал еще два часа, но потом все отложил и вызвал Короткова.
-Слушай, Валентин. Моя жена уехала…, скажи…
-Надолго? – спросил заместитель.
-В том то и дело, что не знаю. Ее отцу провели операцию на сердце. Она сейчас с ним в Германии.
-Понятно. Я в таких случаях напиваюсь до беспамятства. Иначе свихнуться могу.
-Напиваешься? Ты ж вроде не пьёшь, от слова совсем?
-Не пью. Это случается крайне редко. Просто ничто другое мне не помогает в разлуке. Я ей так и сказал – никуда и никогда больше не отпущу, пусть хоть все обрушится и сквозь землю провалится. У нее ведь родственников до черта и все ее вечно ждут в гости.
-Ясно. А что пьёшь? Я имею в виду, что лучше в таких случаях пить?
-Лучше самое простое – хорошую фирменную водку.
-Водку? Сто лет не пил. Ладно, понял.
-Могу поделиться. Качественный продукт трудно найти, так что держу у себя в сейфе на всякий пожарный. Совет – перед употреблением лучше охладить в морозилке и закусывать соленым огурцом и кусочком сала на черном хлебе. Заказать, чтобы привезли?
Усольцев некоторое время смотрел на литровую граненую бутылку, поставленную перед ним заместителем. Потом вернул ее в фирменную коробку и убрал в ящик стола.
-Только пей не всю сразу. Если навыка нет, утром будешь не в форме, – сказал Коротков уже на выходе из кабинета Усольцева.
На следующий день утром Коротков вошел к нему без приглашения и положил на стол небольшой пакетик:
-Прими от похмелья, и чтобы выхлопа не чувствовалось. Вдруг кто из управы объявится.
-Спасибо, – хриплым голосом еле произнес Усольцев.
-Ээээ, парень, да ты не протрезвел, – воскликнул зам и закрыл дверь на ключ, – Поспи часа два-три. Я подстрахую тебя.
Когда он вернулся, Усольцев сидел и допивал остаток содержимого бутылки, которую Коротков дал ему накануне. Коротков запер дверь, собрал вещи Усольцева, навел порядок на столе, приоткрыл окно для проветривания. Потом проверил, нет ли кого в коридоре, силой вывел Усольцева из здания, посадил в свою машину и увез подальше от офиса.
***8
Когда Усольцев открыл глаза, было раннее утро. Где-то за дверью слышались голоса – женский и детский. Усольцев с ужасом огляделся в чужой комнате. Он взял телефон и послал смс заму. Тот, сонный, в трусах и майке, зашел к нему:
-Шеф, все нормально. Не мог я тебя одного оставить, ты песни пел в час ночи на весь дом, причем, высоким тенором.
-Я? Песни? – изумился Усольцев.
-"Петь птицы перестали, свет звёзд коснулся крыш".
-Я такое пел?!
-Ну, да, "В час грусти и печали ты голос мой услышь".
-А какой сегодня день?
-Суббота. После завтрака отвезу тебя домой. Твоя уже звонила, переживала, что ты не отвечаешь.
-Звонила тебе?!
-Я ее успокоил, сказал, что ты просто вымотался и уснул в офисе. Про выпивку ничего не говорил. Так что ты дома сам выкручивайся.
-Дома?! Она вернулась?
-Ну как бы да.
Пока Коротков вез его домой, Усольцев пытался вспомнить, убрал ли он все следы пьянства дома. Но память спала. Подойдя к своей квартире, он взглянул на время в мобильнике. Было 8 утра. Бесшумно войдя, он замешкался, закрывая дверь, и тут ощутил, что кто-то прижался к нему сзади. Повернувшись, он приподнял это существо, оказавшееся Женей, и стал целовать.
-Что это за запах? – спросила она, отстранившись от него.
-А, это… перегар, – сказал Усольцев, смутившись.
-Ты что, пил?! – засмеялась она.
-Да, пил и пел. "Петь птицы перестали". Сам я не помню, мне Коротков сказал.
-Боже!
-Женя, ты не разлюбила меня? – спросил он, наконец-то отпустив ее и взглянув ей в глаза.
-Что это за вопрос? Я думала, с ума сойду в разлуке.
-Я тоже. Но Коротков сказал, что водка помогает. Могу подтвердить. Правда, не ожидал побочки в виде пения.
-Ты пил потому что….
-Да. Потому что было нестерпимо больно без тебя. Я водку только пацаном когда-то пробовал. Но тут прижало так, что пришлось. И понял, что люблю тебя по-настоящему.
-А раньше, значит, не понимал? И скажи, что для тебя означает по-настоящему?
-Означает… что ни дня без тебя не могу и умереть за тебя готов, не задумываясь.
-То есть, ты все это время не вполне понимал, как сильно меня любишь?
-Да, не понимал. Теперь понял, хотя, насколько уже разобрался в себе, полюбил сразу, как увидел. Просто долго въезжал. Во всем виновата полностью регламентированная офисная жизнь. Чувства там как бы капсулируются, замирают до времени, и требуется приличная встряска для их размораживания.
-А что же тогда было перед моим отъездом? Ты такие слова говорил…
-Хотел немного романтики тебе… но, как оказалось, говорил истинную правду и ничего кроме правды. Не наклоняй так голову.
-Почему?
-Так ты слишком милая, я не выдержу.
-Ты выглядишь сейчас очень глупо, но таким красавчикам все к лицу.
-Пойду мыться-бриться и чистить зубы, чтобы целовать тебя. Скажи пару слов, как там твой отец.
-Еще две недели в пансионате поживет, понаблюдается. Еле отпустил меня.
Ночью Усольцев рассказал Жене о чёрной дыре. Он ожидал всего, кроме того, что она начнет молча плакать, зажав себе рот ладонью.
-Ну, зачем, почему… ты ведь знаешь, я женских слёз абсолютно не выношу, а твоих – особенно. У меня и так сердце уже как простреленное болит, не переставая.
-Почему тогда молчал, ничего мне не рассказывал? Я должна знать о таких вещах.
-Мне наш врач дал телефон психолога, и я ходил к нему на прием. Потом прочтешь, что он мне там понаписал. Оказывается, во всем виновато моё образное мышление.
-Все это последствие отношения к тебе твоей семьи, – сказала Женя, – По себе знаю. Чрезмерная собственническая любовь твоих родных.
-Как моя любимая глупая девочка может говорить такие умные вещи? Я знал, что ты все понимаешь безо всяких объяснений. Хорошо, что твой отец не такой деспот, как мои близкие. Но я положу этому конец.
-Каким образом?
-Начну с самого простого – поговорю с каждым из них. Хотя, знаешь, когда ты со мной, эта напасть ни разу не появлялась. Даже если ты на лекциях, а я на работе. Она знает, что вечером мы будем вместе. Однако я должен уметь быть сильным в разлуке с тобой. Лишь бы такие разлуки не превышали одного-двух дней. Я заметил, когда ты однажды заночевала в доме отца, и я один коротал время, черная дыра мирно спала.
-А что ты чувствуешь – насколько она сильна, что именно способна сделать с тобой? – Женя, держа Усольцева за плечи, с тревогой смотрела ему в глаза.
-Как бы объяснить. У меня сердце сжимается, как если бы я прыгал с большой высоты. Она пугает тем, что способна поглотить меня всего без остатка.
-Но ведь это только фантом! Почему он пугает тебя?! Боже мой, я знала, что ты чувствительный, но не думала, что настолько!
Он пытался оправдываться и говорил, что вполне справляется с этой хренью, пытался успокаивать Женю, но видел, что она теперь только об этом и думает. И зачем я рассказал ей о черной дыре, ругал себя Усольцев, Женя еще слишком молода и слишком чиста душой, чтобы понимать такие вещи. Она сразу посчитала виновными в возникновении черной дыры моих родных, а ничего, что на самом деле это все мои грехи собрались в одну кучу и теперь мучают меня?
Когда он проснулся после того, как задремал ненадолго, Женя пристально смотрела на него:
-Во сне ты говорил – это грехи, я все исправлю, я очищусь от них. Это про черную дыру, я
