оказались выброшенными на пустынный берег океана, абсолютно обессиленные и в полном забытьи.
Он очнулся, потому что озяб. Еле дотянулся до одеяла и накрыл Женю, а на себя накинул банный халат. Все-таки женщины – это иной биологический вид, нежели мы, подумал он и, стараясь не разбудить Женю, невесомо коснулся губами ее плеча. Он точно знал, что никогда и ни с кем не испытывал того, что испытал сейчас. И это нечто трудно было назвать сексом, он ощущал себя совершенно другим, нежели час назад. Хотя еще на работе с утра он уже замечал перемены в себе – в мелочах, в деталях, незначительные на первый взгляд, а на деле определяющие нечто важное в нем. Он словно вернулся в свои 20 лет и начал заново осознавать себя. Взглянув на спящую Женю, Усольцев улыбнулся – она по-детски причмокивала губами, точно продолжала его целовать. Он прижался к ней сбоку, пригрелся и сладко уснул.
Усольцев ощущал сладостное томление в сердце, а Женя теперь почти постоянно находилась в каком-то чувственном опьянении. Она и до этого дома вечно висла на нем, но сейчас, прижимаясь к нему, словно растворялась в каком-то обволакивающем все ее существо чувстве.
-Теперь я понимаю, что такое медовый месяц, – сказала она ему.
Он не отвечал, а только целовал ее и не мог оторваться. Потому что теперь поцелуи приносили ему слишком глубокие наслаждения, не сравнимые с тем, что он получал от них раньше.
Звонили родители, узнавшие о регистрации, звонили друзья, но он тут же забывал о них, пребывая в какой-то постоянной истоме, не позволявшей сосредоточиться на чем-то другом, кроме телесной связи с Женей. Сейчас ему не казалось смешным и нелепым кормить ее со своей ложки. Ему хотелось наблюдать, как она глотает очередной лакомый кусочек, который он ей отдавал. В этом таилось что-то глубинное и насквозь сексуальное, чему он не находил объяснения. Хотя, наверняка, это было что-то такое по Фрейду. Все остальное, сестра, отец, работа, разговоры с друзьями и сотрудниками, потеряло для него значимость и витало где-то в другом измерении. А его связь с Женей не прерывалась теперь, даже когда он отвозил ее на лекции, а сам целый день проводил на работе. Ведь Жене не требовались слова, она понимала его без них, он чувствовал и знал это наверняка. Потому что она ни разу не сделала ничего против его желаний. Напротив, во всем продолжала и приумножала их. Несмотря на отсутствие опыта и определенных знаний, она отдавалась своим глубоко лежащим инстинктам, которые ни в чем не подводили ее.
Он иногда смотрел на других женщин и девушек у себя в офисе и не понимал, как мог находить их привлекательными. Ведь они не имели даже сотой доли той утонченной красоты и нежности, которой обладала Женя. Женя…. жена…. твердил он с идиотской улыбкой на лице. Наверняка со стороны это выглядело глупо, но сейчас он отключил самокритичность и просто плыл по течению в своих ощущениях. Его смешило то, что он теперь совершенно уподобился влюблённым до безумия глупцам, над которыми сам когда-то потешался и которых не понимал. Сейчас он ощущал себя именно таким, потерявшим ум, счастливым глупцом.
Между тем отец Жени позвонил ей и сказал, что врачи настаивают на операции. Но делать ее в России он опасался. Его помощник уже все решил по его поездке в Германию в одну из ведущих кардио-клиник.
-Ты должна поехать со мной, – сказал Жене отец.
В первый момент она чуть не воскликнула, что это невозможно, но вовремя зажала себе рот. Правда, после того, как отец отключился, слёзы сами брызнули у нее из глаз, она даже не понимала, откуда их такое количество. Лекции уже закончились, и она сидела в холле в ожидании Усольцева, с ужасом представляя, как сообщит ему о своем отъезде. Носовой платок полностью промок, она сжала и выбросила его, а вместо него достала из рюкзака салфетки.
Усольцева она увидела еще издалека. Он стремительно подошел к ней и обнял, хотя на людях старался никогда этого не делать.
-Я все знаю, твой отец позвонил мне, – сказал он, – Нам придется потерпеть, только и всего. Мы справимся. Но ты должна находиться рядом с ним. Операция – это серьезно.
Он глянул в заплаканное лицо Жени и поцеловал ее в губы, наплевав на то, что их могло видеть множество людей.
-Пойми, сейчас нам уже ничего не страшно, – сказал он ей, – Никакие разлуки для нас уже не имеют значения.
-Да, ты прав, – прошептала она, потеряв на время голос.
-Просто знай, что я с тобой, вот здесь, – он прикоснулся пальцами к ее груди слева. Женя кивнула, глотая беспрерывно текущие слёзы.
-А ты со мной вот здесь,– приложил он свою руку к сердцу, – И так теперь будет всегда. Потому что мы с тобой одно целое.
Они не думали о банальности происходящего, для них это не являлось банальностью, потому что слишком сильно и болезненно задевало их. И слова, как унифицированные коды, не объясняли всего того, что они оба чувствовали сейчас, а лишь намекали на нечто, глубоко происходящее в душе каждого из них.
*** 7
Проводив Женю, Усольцев приказал себе не расклеиваться. Тем более что предстоял ежеквартальный отчет руководству. И отчет этот готовили отделы, подчинявшиеся Усольцеву. В такие периоды он всегда старался оставаться максимально собранным. Но в этот раз данное умение давалось ему с трудом. Хотя даже черная дыра сжалась в точку и почти не беспокоила его сейчас. Однако никуда не исчезла и словно следила за Усольцевым своим едва приметным зрачком в полу. И даже всюду следовала за ним.
Он сходил в медпункт, где ему сняли кардиограмму, потому что его давненько уже беспокоили боли в сердце. Но кардиограмма оказалась практически идеальной. Врач посоветовал ему меньше волноваться по пустякам. Усольцев посмотрел на него и усмехнулся, отчего докторишка заёрзал на своем стуле:
-Это стандартная рекомендация. Если у вас серьезные причины для переживаний, тут, к сожалению, медицина бессильна. Иногда помогает психолог, но в основном человек просто должен стараться смотреть на вещи рационально и не поддаваться отрицательным эмоциям.
-Понятно, – сказал Усольцев, встал и направился к двери.
-Как врач я больше ничем не могу вам помочь, – извинялся доктор.
-Можете. Дайте рецепт на какие-нибудь сильные успокоительные. Моя жена уехала, ее отцу предстоит операция на сердце. У меня ответственная работа, но я не могу не волноваться и не переживать.
-Рецепт? Но успокоительные средства могут сильно вас затормозить. Если только на ночь, для лучшего засыпания… Хорошо, я выпишу. Подождите несколько минут.
-Слушайте, док, только никому ни слова. Никто из моих подчиненных не должен даже заподозрить, что я принимаю какие-то успокоительные средства, – сказал ему Усольцев, на что докторишка испуганно кивнул:
-Конечно, конечно. Врачебная тайна. Однако… ваше самочувствие превыше всего, и машину вы наверняка водите, а эти препараты могут влиять…
-Я буду принимать их только в крайнем случае. И за руль не стану сам садиться, водителя вызову.
-Тогда конечно… вот рецепт. Владимир Николаевич, вы сказали – жена. Простите за любопытство, вы женились?
-Да. Но для вас это тоже врачебная тайна. Понятно? А насчет психолога – можете кого-нибудь порекомендовать? Существуют же приемы, аутотренинг какой-нибудь.
-Конечно, конечно. Сейчас дам телефончик. Как я понимаю, это тоже врачебная тайна?
-Правильно понимаете.
Усольцев позвонил психологу и договорился о визите к нему. Он не привык откладывать намеченные дела. Ведь черная дыра никуда не исчезла, хоть и сжалась до размера зрачка.
Сразу после работы он поехал к этому доктору, который оказался седым, но моложавым мужчиной лет 45-ти. Выслушав Усольцева, психолог задал ему несколько вопросов. О режиме работы, о том, ответственный ли пост занимает Усольцев, о возможности передохнуть днем и т.п. И только в самом конце спросил об отношениях с женой. Усольцев сказал, что женился совсем недавно. Психолог не стал больше ничего уточнять по этому вопросу, а принялся за другие. Усольцеву пришлось рассказать о сестре, о своем детстве и даже о том, что когда-то в школе он много рисовал и посещал изостудию. Правда, после школы это занятие он забросил и больше никогда не брался ни за карандаш, ни за кисти и краски. Психолог выведал у него про секцию самбо и про то, почему Усольцев поменял специализацию в универе. Все это на взгляд Усольцева никак не относилось к его проблеме, ради решения которой он и пришел к этому доктору. Но психолог, немного посидев с закрытыми глазами и соединенными в замкнутое кольцо пальцами двух рук, сказал:
-Думаю, вас мучает ваше образное мышление. Вы не реализовались в визуальных искусствах, к которым имели тягу в детстве, но эта тяга никуда не исчезла, а была со временем подавлена как недостаточно мужское занятие и вытеснена в подсознание. Кроме того, все детство вы опекали свою младшую сестру и имели с ней очень тесную психологическую связь, которую со временем вполне закономерно утратили. Именно эти два обстоятельства и породили в вашем сознании образ черной дыры, как воплощение покинутости и одиночества. Поэтому, как только вы ощущаете себя одиноким, черная дыра разверзается в вашем воображении и обретает зримые очертания. Если желаете, я могу провести несколько сеансов для вас, чтобы снять это состояние. Однако вы и сами способны с этим справиться, тем более что совсем недавно женились, причем, что немаловажно, по любви.
Конечно, Усольцев догадывался, что означает черная дыра для него. И вполне понимал, почему она появилась вновь – Усольцев мучительно ждал возвращения Жени. Мучительно потому, что где-то в глубине души он опасался, что Женя… очнется от наваждения и разлюбит его. Или поймет, что никогда его не любила. Ведь, по сути, она почти его не знала. Фактически их объединял только секс, а узнавание друг друга только-только начиналось. И если Усольцев готов был ко всему и знал, что ничто не изменит его чувств, о Жене так сказать он не мог.
По телефону она говорила с ним очень сдержанно, потому что рядом находился ее отец. А позже, когда она смогла уединиться, то разговора вообще не получилось, она просто без остановки плакала и твердила, что хочет его увидеть.
Операцию назначили через два дня. Поэтому Усольцев постарался заморозить свое сознание, чтобы не испытывать нестерпимую боль от разлуки с Женей. Он умел ставить себя в рамки. Хотя сейчас его волю ослабляла злосчастная черная дыра, которая так и норовила разверзнуться прямо у него под ногами. Пока ее зрачок лишь злобно наблюдал за Усольцевым, но в любой момент всё могло измениться.
К любви Усольцев всегда относился с некоторым предубеждением. Любовь к матери, ну, да, конечно. А вот любовь к сестре была достаточно сложной и полной противоречий. Он многое терпел в их отношениях еще с детства. Потому что принял ответственность за нее. И совсем не считал свою заботу о ней любовью. Он вообще никогда не думал о любви по отношению к матери, отцу и сестре. Хотя отец являлся единственным, кто очень болезненно переживал за него, гордился его успехами, всегда говорил ему об этом. Поэтому так настороженно принял Женю. По его мнению, она была слишком молода и потому не способна понимать его умного,
