ты можешь смеяться, но оно, да и мы вместе с ним, эволюционируем. Если рассмотреть мораль и поведение общества в XIX веке, то сейчас мы живем в гораздо более гуманном, пуританском обществе. Тогда, конечно, не было интернета с его доступом до разных извращений, но все это можно было легко найти в жизни, и часто за это не карали, да не карали. Вековые традиции, я, когда слышу об их возрождении, никак не могу взять в толк, а зачем?
– Ага, вот я вычитала в статье такое слово – снохач. Знаешь, кто это? – Женя скривила губы в презрительной усмешке.
– Нет, слово какое-то мерзкое на слух, – поморщился Петр Ильич. Они сели на лавку.
– А по смыслу вообще пиздец! Ой, прости, я же обещала не материться!
– Это ты при Маргарите не матерись, а меня это не задевает. Так кто это?
– А это свекор, ну, отец жениха, вроде, я путаюсь в этих словах. Короче этот свекор, который трахает невестку. Там была такая тема, что детей женили еще в детстве, а пока мальчишка не готов, ну, женилка не выросла, а девочка уже созрела, ну, свекор, они же жили в доме жениха все, вот он и трахал эту девочку. Я думаю, что с удовольствием.
– Ох, – только и смог выдохнуть Петр Ильич и взял ее забинтованные ладони в свои, большие и теплые. –¬ Женечка, и охота тебе в этом копаться?
– А я случайно наткнулась, в какой-то книге вычитала. Я же теперь много читаю, скоро всю вашу библиотеку на даче перечитаю!
– Это вряд ли, я тебе потом с чердака коробки принесу, – усмехнулся Петр Ильич.
– Папа, ты не переживай. Я не загоняюсь, все нормально. Ты же сам мне говоришь, что забыть не удастся, а делать вид, что этого не было – подло и глупо по отношению к себе. Я учусь, вот думаю, кем стать после школы, на кого пойти учиться.
– И что надумала?
– Пока не знаю Точно не пойду в учителя, нет желания детям жизнь калечить, – Женя смотрела на него взрослыми глазами, как быстро она изменилась, повзрослела после жизни вместе с ними. Она напоминала сухую губку, которую стали поливать водой, а она все впитывала моментально, меняясь, взрослея.
– Ты будешь ругаться, – прошептала Женя и опустила глаза. – Я хочу пойти работать в полицию, ну, чтобы подростками заниматься. Мне кажется, что у меня получится.
– Может быть, но может быть и так, что ты сломаешься. Это тяжело. Знаешь что, я тебя познакомлю с одной женщиной, она как раз всю свою жизнь поставила на эту работу. Нам легче, мы в основном с уголовниками работаем, со взрослыми, к ним нет пощады, а с детьми я бы и сам не смог работать, слишком тяжело.
¬– Но меня же ты спас? – Женя сильно закусила губу, и она краснела, наливаясь кровью.
Они помолчали. Женя смотрела на него, чувствуя тепло его ладоней, так меньше болели руки, перестали ныть ноги от надоедливой чесотки. Она больше не замечала проходивших мимо людей, отскакивающих от их лавки при встрече с взглядом Петра Ильича.
Они пришли одни из первых, до начала спектакля оставалось двадцать минут, и зрители занимали лучшие места поближе к воде, теснясь друг к другу. Женя выбрала дальнее место, ближе к развороту трамвая, здесь было мало людей и хорошая тень, чтобы ее никто не видел, а она могла видеть все. Она встала у дерева, прислонившись к стволу, наблюдая за тем, как готовятся актеры на плавучей сцене. Помост был небольшой, и при активном действии возможны были падения в воду. Ей очень захотелось, чтобы кто-нибудь плюхнулся со сцены в пруд, желательно в пышном платье.
Зрители подходили, и скоро вокруг пруда расположились любители театра, готовые простоять весь спектакль на ногах. Самые опытные принесли с собой пледы и рассадили на них девушек, громко хрустящих козинаками и снеками. Толпа гудела, громко разговаривая, как это всегда делают чуть подвыпившие люди. Женя стала следить за ними, это было даже интереснее, чем приготовления на сцене.
Справа в двадцати метрах у дерева стояла красивая девочка. Она была словно куколка, в синем платье в морскую полоску, туго заплетенная коса лежала на груди. Девочка была на вид старше Жени, тоненькая, но полнее. Женя так и не смогла набрать вес на выпечке Маргариты Львовны, оставаясь все такой же худой, вызывая белую зависть у Ксении, а эта девочка как раз выглядела так, как хотелось бы Жене, чуть набрать на ноги, на руки, чтобы стать мягче. Девочка, как и Женя, рассматривала зрителей, изредка глядя на сцену, где пока не было ничего интересного. Петр Ильич ушел искать им мороженое, поэтому Женя стояла одна. Они встретились глазами, девочка широко улыбнулась и пошла к Жене.
– Привет! Меня Аня зовут! – девочка протянула Жене руку и обеспокоенно спросила. – Ой, а что у тебя с руками?
Женя нахмурилась, но пожала ей руку. Девочка оказалась сильной, но пожимала деликатно, чтобы не сделать больно. Она и говорила как-то странно, с акцентом, но правильно, немного путая ударения.
– Я Женя, –почему-то шепотом ответила она. – Порезалась.
– Порезалась? Правда? – Аня недоверчиво подняла брови, но быстро вернулась обратно в свое радостное улыбчивое настроение. – Как скажешь, не обращай внимания. У меня папа комиссар полиции, я у него научилась всех подозревать или обвинять? Я что-то забыла, как правильно. Неважно! Не обращай внимания.
– Комиссар? – в свою очередь удивилась Женя.
– Да, настоящий комиссар полиции, – Аня приложила руку к пустой голове, вытянувшись во фрунт. Это было так смешно, что девочки расхохотались. – Мы приехали из Германии. Я знаю, что в России нет комиссаров, учила по истории. Их, вроде, перебили в начале XX века, или не перебили. Вот так я учу историю.
– Я не лучше, – улыбнулась Женя, разглядывая Аню, ей понравились ее светящиеся голубые глаза, красивое лицо без тени грусти, как же Жене самой хотелось научиться вот также просто радоваться и смеяться, как в детстве.
– А я играю в театре. Ну, у нас, в школе. Я там часто играю главные роли. Мы уже Шекспира скоро будем ставить, – похвасталась Аня.
– Здорово, а покажешь фотографии или видео?
¬– Покажу, но ты не смейся. Папа скоро придет, он решил, что нам надо съесть по мороженому. В Москве очень вкусное мороженое, я уже сегодня съела пять штук и хочу еще! ¬– воскликнула Аня и картинно схватилась за горло, отыграв чахоточный кашель.
– Жень, а ты такая тонкая, как гимнастка.
– Я занималась художественной гимнастикой. Больше не хочу, надоело, – ответила Женя. – Ты тоже ничего, красивая. Вот мне бы потолстеть немного, а то кожа да кости.
– А, ну это придет само. Я тоже такая же была, а потом раз и пополнела, – уверенно сказала Аня. – Слушай, а это же трудно выступать, ну, на соревнованиях. Так много людей, такая ответственность? Ты мне расскажешь, да?
– Могу рассказать, а тебе это зачем?
– А я хочу больше знать обо всем, может в театре пригодится. Знаешь, как глупо играть того, о ком ничего не знаешь?
– Представляю. А ты хочешь стать актрисой?
– Не-а, журналисткой. Папа против, мне кажется, но куда он денется? Если я захочу, то пойду учиться на журналиста. У меня подруга есть, она такой классный журналист, мне она много рассказывает, я ее статьи читала. Папа думает, что я ничего не знаю о работе, а я все знаю. Мне Амалия рассказывает, дает статьи почитать. Я и сама уже могу догадаться, в СМИ все есть, надо только подумать немного. Ой, я очень много разговариваю. Меня здесь просто прорвало, дома-то и поговорить по-русски почти не с кем. Я вот папу учу языку, но с ним тяжело, но он старается.
– А откуда ты так хорошо говоришь по-русски? – спросила Женя.
– А, это просто. У меня мама русская, мигрантка. Она умерла, давно, но это грустная история. Не хочу сейчас об этом говорить. Вот она меня и научила, а потом я сама училась, в интернете. А еще я знаю английский и немного говорю по-итальянски.
– Ого. Круто! А я только по-русски, и то с ошибками, – сказала Женя. Ей очень нравилась Аня, ее простая открытая манера общения, нездешняя, искренность, но Аня не была дурочкой. Во время разговора, они рассматривали зрителей, переглядываясь, подхихикивая над особо смешными субъектами. – Слушай, а твоя подруга Амалия, где работает? А то я читала статьи одной Амалии, вроде фамилия Стокс.
¬– Ух ты! Так это она и есть! А где ты читала?
– На сайте газеты, там был перевод некоторых статей, а еще я через переводчик читала. В целом все понятно, – пожала плечами Аня.
– Вот это да! – восторженно воскликнула Аня и задумалась. – Хм, перевод на русский есть на статьи про группы смерти и про этого гадкого белого пони. Женя побледнела и схватилась за дерево. Аня заметила это и с тревогой схватила ее за руку.
¬– Женя, что с тобой? Тебе плохо? Может вызвать врача? – Аня случайно дотронулась до ее живота, нащупав сразу же повязку. – Ой, какой кошмар. И там ты тоже порезалась?
– Не спрашивай, пожалуйста, – Женя заплакала и отвернулась. Врать Ане она не хотела, но и рассказывать случайной знакомой нельзя. Она хотела подружиться с ней, ясно сейчас осознав, что у нее больше нет подружек ее возраста, все-таки Людочка была совсем маленькая девочка, игравшая во взрослую жизнь.
– Не буду, если не хочешь, не рассказывай. Сейчас и не место, ой, или не время? – Аня обняла Женю сзади, желая успокоить. – Ну, не плачь, пожалуйста, а то я тоже разревусь. И это не спектакль, я знаешь, как легко реву? Прекрати! Мы еще наболтаемся, ты же хочешь со мной дружить?
– Хочу, ты мне очень понравилась.
Женя повернулась и утерла слезы. Все, что она хотела сказать, сказала Аня, так легко, без тени смущения и зажатости, давившей грудь Жени, заставлявшей выдавливать из себя каждое слово, нарочно придумывая тайный смысл и прочую чушь. Аня общалась просто, так и надо было, и Женя чувствовала, понимала это, желая научиться, освободиться, хотя бы немного.
– Спасибо, я тоже хочу с тобой дружить. Ты мне очень нравишься, я не умею так общаться. Я вообще не умею общаться, могу материться, ругаться, – ответила Женя. Аня взяла ее перебинтованные ладони и несильно сжала, широко улыбаясь.
– А вот и папа! – она первая увидела, как к ним подошел Андре, держа в руках два эскимо.
Андре улыбнулся Жене и вручил ей одно мороженое, а второе отдал Ане. Девочки дружно сказали ему спасибо.
– Папа немного говорит по-русски, так что ты можешь его немного попытать, – откусывая большой кусок, сказала Аня и спохватилась. –¬ Женя, моего папу зовут Андре. Папа, это Женя, мы только что познакомились.
– Здравствуй Женя, – сказал Андре с сильным акцентом, но верно ставя ударения.
– Здравствуйте, Андре, – Женя улыбнулась и добавила с хитрым прищуром, – или правильнее сказать, добрый вечер, герр комиссар?
Андре сделал важный вид и поклонился, ничуть не смутившись. Он привык, что Аня может проболтаться, в этом не было никакой тайны, а в вопросе этой симпатичной, но грустной девочки он уловил тонкую издевку, так свойственную русским женщинам, и ему это очень понравилось. А еще ему понравилось, что Аня решилась с кем-нибудь поговорить, целый день она стеснялась, и даже заказ в кафе делал он, Аня молчала, пряча глаза в меню или в тарелку. Он смотрел на девочек, совсем разных, но что-то было в них общее, манера держать спину, взгляды, улыбки, такому не научишь, это в крови.
– Папа, а ты знаешь, что Женя читала статьи Амалии? Представляешь? – выпалила Аня. Женя смутилась и кивнула, покраснев. – А мой папа вел эти дела!
Аня с гордостью посмотрела на Андре, легко ударив его кулаком
