Женечка, можно я тебе куплю. Выберем вместе, а?
– Ну да, можно, – Женя увидела, что мама заплакала, быстро отвернувшись от дочери.
¬– Омлет пригорит, – сказала Анастасия, мешая в сковороде. Она выключила плиту.
– Мама, ну ты чего? –¬ Женя обняла ее сзади, прижавшись лицом к спине. – Мама, я же тебя люблю.
– Правда? – Анастасия вздрогнула от ее слов. – Правда, Женечка?
– Правда, – твердо ответила Женя и повернула ее к себе, расцеловала и заплакала вместе с ней. – А ты думала, что я тебя не люблю? Да как ты могла такое подумать!
– Я себя не люблю. Это я виновата…
– Не смей так говорить! – Женя гневно посмотрела ей в глаза. – Даже не смей так думать!
Из комнаты вышел Петр Ильич. Женя сильно обняла маму и заявила.
– А мы помирились!
– Я очень рад, давно пора. Тут Люда тебя хочет допросить, – он протянул Жене телефон.
– Мам, я скоро! – Женя убежала в комнату, откуда вскоре раздался громкий смех.
– Спасибо вам, Петр Ильич, – Анастасия стала бесцельно мешать готовый салат, отвернувшись от него.
– Заканчивайте благодарить, – поморщился он. – Как дальше жить думаете?
– Не знаю, – честно ответила Анастасия, – я хочу уехать из этого района, куда угодно, но подальше. Я же во всем этом виновата, может, Жене будет лучше с вами, чем со мной?
Голос ее дрогнул, она тихо всхлипывала.
– Виновата, но не во всем, – Петри Ильич взял ее за руку и силой усадил за стол. Она оказалась довольно сильной. Он налил ей воды и подождал, пока она попьет. – Вины с тебя никто не снимает. Это раз, но, запомни главное, нечего ею упиваться. Ты должна думать о дочери, а показные самоуничижения ни к чему хорошему не приведут. Жене этого не надо, она сбежит, наделает глупостей. Надо жить дальше, забыть все не получится. Делать вид, что этого не было – не получится, нечего врать, но это и не значит, что надо об этом постоянно думать, вспоминать, посыпать голову пеплом, охать, вздыхать, слезы лить. Женя хорошая и умная, она сама знает, как будет лучше, а твоя задача ей в этом помочь. И главное, доверяй Жене, она этого заслуживает.
– Спасибо, – она утерла слезы. – Вы умеете вправлять мозги. А как она изменилась, она стала даже выглядеть умнее. Я ей этого не смогу дать, я дура, что с меня взять.
– Это не сможешь, дашь другое. Нельзя же быть идеальным во всех отношениях. Женя хочет любить, ей нужна в первую очередь твоя любовь доверие, вот что главное. А по поводу переезда, думаю, что ты права. Надо съезжать, чтобы воспоминаний было меньше.
– Да, тем более, мне кажется, что за мной кто-то следит, – она побледнела.
– Кто следит? – перешел на шепот Петр Ильич.
– Не знаю, но я видела этого мужика уже не раз. Он провожает меня до дома, а потом еще долго торчит у подъезда. Специально стояла и смотрела в окно в подъезде. Я боюсь, что это они Женечку выслеживают. Я сюда ехала по кругу, следы запутывала.
– Так, разберемся, – помрачнел Петр Ильич. – Я тебе завтра ссылку на одно приложение пришлю, установишь себе, разберешься, там все просто. Если будет контакт с этим типом или сможешь его заснять, нажмешь кнопку. Тогда придет информация мне и моим коллегам, все разговоры будут записываться, видео тоже и отправляться нам, следи, чтобы интернет был.
– А, я поняла. Это такая программа шпион, да?
– Именно, как поймаем, удалишь. А пока лучше походи под колпаком. Ну, в туалет телефон не таскай, ну понимаешь.
¬– Я все поняла и сделаю, – уверенно сказала Анастасия. Он непроизвольно засмотрелся на нее, Женя смотрела точно также, когда давала обещание.
– Женя тебя очень любит, не предай ее, – сказал Петр Ильич шепотом, услышав, что Женя собирается идти к ним.
– Никогда не предам, больше никогда, – шепотом кивнула Анастасия.
На кухню вошла Женя и, склонив голову налево и прищурившись, спросила.
– Серьезные разговоры? Совет в Филях?
– В Бескудниково, – буркнул в ответ Петр Ильич. – Давай, хозяйка, накрывай на стол.
– Не извольте сомневаться, все будет сделано в лучшем виде, – Женя встала в позу театрального официанта, накинув на руку полотенце.
11
Во дворе было тихо, слишком тихо для этого времени. Куда-то делись шумные детские компании, сиротливо стояли качели и пустовала песочница, приезжающие машины старались скорее убраться отсюда, будто бы это место было зараженным. На детской площадке гулял один ребенок с мамой, женщина учила ходить карапуза, страхуя веселого мальчика, давая ему упасть, подхватывая в самом низу, желая смягчить падение. Малыш не плакал, а заливался радостным смехом. В движениях мамы был виден опыт, она наперед знала, что будет дальше, незаметно следуя за неугомонным покорителем новых пространств. Можно было безбоязненно уходить с детской площадки, прогуляться по пустым проездам, машин все равно не было, и ребенок, почуяв свободу, пытался весело шагать по нагретом жарким солнцем асфальту.
Вова некоторое время наблюдал за этой игрой, пока его не заметили, и женщина не помахала ему, приглашая к ним. Он улыбнулся и подошел. Оксана улыбнулась в ответ, а в глазах вспыхнул озорной и слегка насмешливый огонек, и Вова понял, что это было на его счет. Он слишком тщательно утром брился и мылся, сам не понимая, почему это делает, он даже не курил утром одну сигарету, которую разрешала ему Ольга.
– Здравствуйте, Владимир, – певуче сказала Оксана и засмеялась. Он вновь залюбовался ею, теперь уже открыто, ловя в ее глазах одобряющие сигналы. Она была в легком летнем платье с кружевным лифом и без бюстгальтера, когда она наклонялась к ребенку, он хорошо видел ее налитые молоком груди.
– Добрый день, Оксана, – поздоровался он, засмотревшись на ее грудь, когда она ловила сына. Оксана бросила на него такой откровенный взгляд, что он слегка покраснел.
– Я не рано приехал?
– Нет-нет, мужа все равно не будет. Я уполномочена все вам рассказать, – ответила Оксана, гладя сына по голове. Вова сел рядом на корточки, малыш потянул к нему руки, желая поиграть. – Не стесняйтесь Сережа очень общительный. Поиграйте с ним.
– С удовольствием, – Вова взял малыша за руки, и они пошли бодрым шагом, малыш залился смехом, что-то радостно вереща. Оксана пошла за ними, с улыбкой смотря на Вову и распуская косу. – А где ваша ватага?
– Мы мальчиков сдали бабушке в Витебск, я оттуда родом. Нечего им здесь делать, знаете, как они боялись домой возвращаться?
– Могу себе представить, наверное, и кошмары снились? А почему сами не уехали?
– Так дети пусть отдохнут, и мы заодно от них, – улыбнулась Оксана, она распустила волосы, а ее голубые глаза горели на солнце, губы раскраснелись, и Вова почувствовал, что нестерпимо хочет поцеловать ее. – Я вижу, что у вас нет детей. Вы женаты?
– Вроде того, – ответил Вова, малыш устал и просился к маме на ручки.
Оксана взяла его и пошла к коляске, Вова поспешил следом.
– Пора его кормить, вы не против, если мы пойдем к нам? – спросила Оксана и, не дожидаясь ответа, пошла к дому.
Они поднялись на этаж, здесь уже было убрано, стены не отмывали, готовились к ремонту, грубо сбивая остатки плитки, зачищая краску, пол был полностью очищено от плитки и выглядел серым и грязным.
– Да, – только и смог проговорить Вова, осматриваясь.
– Ничего, хорошо еще, что здесь только мы живем, остальные квартиры пусты, их владельцы даже не приезжали. Слесаря двери повесили на место, подмазали, обещали до конца месяца сделать более-менее. Мы не жалуемся, знаете, как зато тихо стало? ¬ Оксана усмехнулась и открыла дверь. Малыш топал ножками, требуя есть.
Вова вошел за ними в квартиру, здесь пахло выпечкой и легкими духами, которыми пользовалась Оксана, и в этот приятный аромат грубо вмешивался запах мужского одеколона, видимо, ее муж любил обливаться им с ног до головы. Вова непроизвольно поморщился, Оксана засмеялась, изобразив, как она обливается одеколоном после бритья, массируя щеки. Рядом с ней было так хорошо и легко, в груди щемило от приятного влечения к этой женщине, хотя Вова не особо любил такой тип, больше предпочитая подтянутых, поджарых, как смеялась над собой Ольга.
– Вова, я же могу вас так называть? – спросила Оксана и сразу же добавила, резко переходя на «ты». – Ты не стесняйся, мы сейчас покушаем и спать.
Она унесла ребенка в комнату переодевать, рукой показав ему на ванную. Он тщательно вымыл руки, так и не решив, какое полотенце для рук, и вышел с мокрыми руками на кухню. Квартира была большая, на такую они даже не претендовали в самых смелых мечтах. Дорогой ремонт, слегка безвкусный слишком всего много, и уже потертого, раскорябанного детьми. Здесь жили, и жили весело, если бы не этот ужасный запах одеколона.
Из комнаты вышла Оксана, она переоделась в мужскую рубашку, не слишком длинную, открывая стройные чуть располневшие ноги. На кухне она быстро посадила малыша на стульчик, из холодильника полетели баночки, чашки, выстраивая перед насупившимся карапузом богатый стол. Вова сел напротив и стал смотреть, как она кормит малыша. Оксана бросала на него смешливые взгляды, ничуть не останавливая его в наглом любопытстве. Ребенок что-то поел и настырно лез к мамкиной груди.
Оксана посадила малыша на колени и расстегнула рубашку, открывая левую грудь, подвигая сына к соску.
– Я тебя не смутила? – хитро спросила она, ловя удивление в глазах Вовы.
– Скорее это я тебя смутить должен, – почему-то шепотом ответил Вова. – Мне выйти, я могу в прихожей подождать.
– Нет, не надо. Если тебе неприятно, можешь выйти, – Оксана игриво закусила губу и расстегнула рубашку до конца, открыв для него вторую грудь и мягкий живот, в который долбил ручками малыш.
– Непротивно, – выдавил из себя Вова.
Оксана покормила малыша и ушла с ним в комнату. Он сидел на кухне и слушал, как она поет ему колыбельную. Мысли путались, он уже забыл все вопросы, какие хотел задать, хорошо, что составил план допроса накануне, от ее пения клонило в сон, он задремал, видя во сне, как она кормит ребенка.
Проснулся он от запаха ее духов. Оксана стояла перед ним, ласково глядя на него и собирая волосы, играя с ними.
– У нас есть два часа, больше он не спит, – сказала она и подошла вплотную, так, чтобы грудь была прямо перед его лицом.
Впервые в жизни Вова понял, что сейчас его, а не как обычно, когда он был хозяином положения. Слабая мысль об Ольге разбилась о глубокий страстный поцелуй Оксаны. Он сорвал с нее рубашку, посадил на стол, теперь она раздевала его.
– Пошли в комнату, не люблю здесь, – сказала она и увела его в спальню, где в детской кроватке спал малыш, шумно посапывая носиком.
Оксана жестом приказала ему лечь на застеленную покрывалом кровать. Он послушно выполнил приказание, она взяла с полки презерватив, залезла на кровать. Вова смотрел на Оксану, с горящими голубыми глазами, с порочной улыбкой на розовых губах, со смехом надевавшую презерватив. Она сама сняла с себя трусы и села на него, накрыв водопадом цветов. Ее тело сводило его с ума, располневшая после беременности, что совсем не портило, ему безумно нравилось гладить ее, получая в ответ долгие страстные поцелуи, ловить безумные взгляды ее голубых глаз. Когда Оксана насытилась, утолив страсть, как ему показалось, он подумал об Ольге, высвобождая наружу накопленное напряжение.
– О ком ты думал сейчас? – прошептала Оксана, кусая его губы. – Ты же подумал о ней, правда?
– Да, –
