Я отвернулась от зеркала и снова осмотрелась вокруг.
Это было самое пыльное помещение из всех, которые мне приходилось видеть. Даже в моей собственной комнате было гораздо чище, хотя мама с твердой уверенностью заявляла обратное, что грязнее помещения не встречала. «Эх, вот бы ей сейчас сюда», – подумала я и невольно улыбнулась. Хоть смешного было мало, я представила, как сейчас вопила бы моя мама. И ее меньше бы волновал монстр за дверью, чем царящий здесь беспорядок.
Старинный тяжелый пыльный комод закрывал дверь, огромная грязная кровать с балдахином занимала правую сторону комнаты, камин – левую. Стул на трех ножках («Да неужели?» – вспомнила я сломанный стул в доме стариков) скучающе стоял возле единственного окна, заколоченного досками. Неяркий свет от заходящего солнца просачивался через крохотные щели, оставляя косые отсветы на пыльном полу. Зеркало в раме висело сразу же за мной. Да, не хотела бы я здесь жить, хотя… если присмотреться и убраться...
«Стоп, нужно отсюда выбираться! – напомнила я себе и снова начала оглядываться, ища в знакомых вещах спасение. – Комод, кровать, камин, стул, окно, зеркало...»
– Алиса, – тихо позвала меня Мира. Я сделала вид, что не услышала. Тогда девушка, шатаясь, подошла ко мне и заключила меня в крепкие объятия. «И откуда у нее берется столько сил?» – в который раз недоумевала я. – Прости меня, это я во всем виновата. Не нужно было тебя сюда вести...
Я промолчала. Я не знала, что делать: лучше признать, что Мира и вправду виновата, или утешить ее и попытаться заверить, что ее вины в случившемся нет. Но последнее было сделать очень сложно; ведь та огромная зверина за дверью с острыми клыками и безумными глазами, налитыми кровью, явно ожидала сытного ужина.
– Кажется, он ушел, – я отстранилась от Миры и подошла к двери.
Девушка замерла и всхлипнула, когда я приложила ухо к двери. Предполагалось, что чудовище сразу начнет биться в стены или злобно рычать в коридоре, но не за дверью не было ни стука, ни рыка, ни даже тяжелого дыхания. Да что уж там – тяжелого – вообще ни звука. Казалось, что коридор и вправду чист. «Может, его снова спугнули?» – предложила я и аккуратно опустила руку на комод.
Я была почти уверена в том, что в этот самый момент должно случиться что-то страшное, как обычно бывает в триллерах или ужастиках, но ничего такого не произошло, разве что Мира снова всхлипнула. Тишина за дверью начинала пугать.
– Ушел?! – прошептала я, взглянув на заплаканную Миру. Девушка пожала плечами и замотала головой.
– Не открывай, – попросила она. – А если он не ушел... Если он только и ждет, когда мы выйдем, чтобы нас...
– Но мы не можем здесь оставаться! – возразила я. – У меня даже телефона с собой нет... – Я тяжело вздохнула, вспомнив про воришек, укравших мой несчастный мобильник. А ведь его Филипп подарил мне меньше месяца назад авансом на день рождения. И что я теперь скажу брату, когда вернусь? «А может ничего и говорить не придется, потому что вернуться не получится», – осознала я жуткую истину. – А... зверь, возможно, испугается нас. Нужно только пошуметь чем-нибудь...
– Не надо! – голос Миры сорвался на писк, и девушка умоляюще сложила ладошки. – Не шуми, прошу. Это ведь необычный зверь.
Знакомая снова заплакала и, опустившись на колени, закрыла лицо руками. Мне очень хотелось подбежать к ней и хорошенько встряхнуть за плечи. «Слезами горю не поможешь!» – вспомнила я известную поговорку и решила, что она подходит к теперешней ситуации как никогда лучше. Нужно было принимать какие-то меры, а не плакать.
– Все будет хорошо, мы выберемся, обещаю, – заверила я ее, не представляя ни малейшей возможности как осуществить свое обещание: дверь забаррикадирована комодом, окно заколочено, по узкому дымоходу, где упитанная кошка с трудом бы пролезла, мы вряд ли сможем выбраться на крышу, а в потолке никакого люка, ведущего наверх. Ничего. Мы и вправду оказались в ловушке. «Мы умрем... Мы все умрем...» – очнулась в голове капризная, любящая паниковать девочка.
Мира снова всхлипнула, и ее истерика продолжилась. Она закачалась из стороны в сторону и паническим голосом зашептала: «Что делать? Что делать?», а чуть позже: «Ничего не поделаешь! Ничего не поделаешь!»
– Можно отодрать доски и выбраться наружу, – предложила я, и в этот самый момент в дверь кто-то постучал.
Сделали это тихо, но я вскрикнула и отпрыгнула в сторону. Мира ближе подползла к кровати и неуклюже стала подниматься на ноги.
– Барышни, откройте дверь, пожалуйста, – раздался приятный мужской голос.
Очень знакомый голос... Я бы узнала его и лет через десять. «Парень с красными линзами», – неуверенно уставившись на дверь, я не верила своим ушам. И какая же нечистая его сюда занесла? Или же я ошиблась и это не он?
«Не может быть!» – засомневалась я, подходя к комоду. Шепот в моей голове, не прекращающийся ни на секунду, подсказывал, что если я открою дверь, то это будет последнее, что сделаю в этой жизни. Но мне было необходимо знать, права я или нет, и неужели за дверью стоит тот самый прекрасный незнакомец, укравший мое сердце.
– Кто это? – спросила я, тщетно скрывая волнение. Ко мне снова стал возвращаться тот дурацкий елейный голосок, что и утром, стоило мне броситься в омут с головой из-за любви с первого взгляда.
Мне очень хотелось вложить в свой голос как можно больше безразличия, чтобы этот человек за дверью, окажись он тем самым парнем, не решил, что я до сих пор о нем думаю, а, наоборот, понял, что я давно его забыла. «И периодически не вспоминала!» – твердо добавила я про себя.
– Мы ведь сегодня уже познакомились... – ласково произнес он. – Помнишь, на дороге? Ты врезалась в меня...
Дыхание перехватило, а сердце страдальчески забилось в груди.
– Ах да, тот маньяк, который чуть не затащил меня в лес, – хмыкнула я, из последних сил принуждая себя говорить спокойно.
За дверью послышался тихий смешок и шорох.
– Верно, – ответил голос, и я еле сдержалась, чтобы сиюминутно не сдвинуть комод и распахнуть дверь. – Но ты ведь первая начала... зачем за мной следила?
– Это я-то следила? – возмущенно прошептала я, изумляясь тому, как это так злобно получилось. – Да ты сам... Ты виноват...
Мира перестала плакать и смотрела на меня во все глаза. Изумлению на ее лице не было предела.
– Ты с ним знакома? – тихо прошептала девушка.
– Ой, кого слышу... – хихикнул голос за дверью. – Принцесса все еще здесь... А я уж подумал, что ты от страха в окно сиганула... Неужели ты настолько глупа, что...
– Проваливай, мы тебе не откроем, – перебила я, словами явно противореча настоящему желанию распахнуть настежь дверь и еще раз взглянуть на юношу. И тут я вспомнила про монстра... Внутри все похолодело, и я чуть ли не закричала: – Советую прислушаться и действительно бежать отсюда. Там снаружи какой-то злобный кровожадный монстр, который сожрет тебя раньше, чем ты успеешь позвать кого-нибудь на помощь.
«А почему же не впустить парня сюда?» – мелькнула в голове заманчивая мысль, сразу же мне понравившаяся. Его ведь могли убить там, снаружи, и лучше всего внутри переждать, пока зверюга убежит... Я уже хотела было озвучить данную приятную мысль, как парень произнес:
– Да брось... Что за жуткие слова? Кровожадный монстр!? Я ведь не причинил вам, барышни, вреда... Поэтому пока еще ты не можешь называть меня кровожадным.
Его голос звучал насмешливо и в нем не было и крупицы страха. Данный факт тут же меня насторожил.
Я быстро заморгала, пытаясь переварить информацию, но что-то не складывалось, поэтому я обратилась к Мире за поддержкой. Бледная как полотно, Мира все еще пошатываясь возле кровати, смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
«Он что, ненормальный, раз считает себя той зверюгой?» – истерически вскрикнул голосок в моей голове, когда я поняла, что Мира от страха не способна произнести ни слова. Эх, ну и везло мне последние несколько дней на психов...
– Убирайся отсюда и оставь нас в покое! – все еще теряясь в догадках, что имел в виду парень, крикнула я.
– Ладно, барышни, если откроете дверь, одну из вас я отпущу, – смилостивился парень и легонько забарабанил пальцами по двери. – Так уж и быть, это будет принцесса, а тебе, Алиса, придется пойти со мной. Но я обещаю, что тебя не обижу. Я могу быть очень нежным и ласковым...
– Ага, спешу и падаю, – растерянно произнесла я, неотрывно глядя на Миру. – Разбежался. Советую тебе убраться подальше, иначе я вызову полицию и тебя арестуют...
Парень снова засмеялся, верно почувствовав, что я блефую.
Где-то в семь лет меня заинтересовал вопрос: «Откуда берутся дети?» Я уверена, что в подобном возрасте, быть может, годом раньше, годом позже, подобный вопрос возникает у всех детей. Рассказы об аисте и капусте очень скоро становятся слишком уж сомнительными, так как устаешь сидеть перед окном и тщетно высматривать в небе аистов, несущих в пеленках младенцев, или, излазив весь огород, в капусте так и не найдя ни одного хныкающего ребенка.
В общем, как и остальные, мучающиеся вопросом «Откуда все-таки берутся дети?», я наступила на те же грабли, что и мои сверстники, поверив мифам про аиста и капусту. За правдивыми разъяснениями я решила обратиться к родителям. Вначале я выбрала маму. Эх, лучше бы сразу к отцу шла, ведь знала, какая реакция последует: моя мама, густо покраснев и выронив из рук сковородку с блинчиками, с громкими криками отослала меня с кухни. Пришлось идти к папе.
Застала я его в разгаре работы. Он сидел за своим письменным столом, а Филипп добросовестно набивал отцовские мысли на пишущей машинке. Эта машинка была достоянием нашей семьи, и лет ей было... Не скажу точно, но куда больше, чем дедушке. И хоть у нас в семье было несколько компьютеров, папа традиционно придерживался старинных методов. Он считал, что самые лучшие произведения получаются, если их писать от руки или печатать на допотопной пишущей машинке. К слову, уже через несколько лет отец пересмотрел свое мнение на этот счет, и машинка (семейная реликвия) вот уже восемь лет хранится где-то в закромах нашей трехкомнатной квартиры.
[justify]Ну а тогда, когда мне было около семи лет, и я пришла с вопросом «Откуда же берутся дети?», папа сидел за своим столом с искусанным на кончике карандашом в руке и, закатив глаза к потолку, говорил красивыми фразами, а Филипп, сгорбившись за соседним столом, печатал под диктовку. Такое занятие для брата очень долгое время было главным смыслом жизни и, прибегая домой из школы, первым делом он со
