Воина, и никого впереди – это было очень страшно. Ближе к Калужской заставе их догнал конный разъезд, командир с золотыми эполетами представился отцу:
– Генерал Милорадович! А вы кто такие? Что за обоз?
Дмитрий Иванович вышел из кареты, назвался.
– Советую вам поторопиться! – козырнул генерал. – Мой полуэскадрон проводит вас до выездной заставы и покажет дальнейший путь.
И ускакал.
После битвы под Бородино дилемма сложилась простая: либо армию спасать, либо Москву. Кутузов держит совет, выбор сделан. Милорадовичу поручают командовать арьергардом всей отходящей армии. Чем дольше он сможет сдерживать врага, тем лучше. Ночью армия уходит. Наполеон приказывает лучшему своему маршалу Мюрату преследовать русских, с флангов зажать арьергард в кольцо и пленить его. Зажать в кольцо не получилось. И каждый раз под огнём носится на коне вдоль траншей боевой генерал Милорадович: «Ну, братцы, не посрамим Россию! Москва за нами!»
Мюрат лично ведёт полки в новую атаку. Неравные были силы, и русский генерал это знал. «Бумагу и перо, быстро! Парламентёров ко мне!» Никто не ожидал, что Милорадович запросит пощады. Тишина повисла над полем битвы. Никто не стрелял ни с той стороны, ни с другой. Закончив писать, он приказал парламентёрам: «Маршалу Мюрату лично в руки, он ждёт!» Поскакали наши с белым флагом, вручили бумагу. Сам генерал этого уже не видел. Он был занят отходом. И никто арьергард не преследовал, ни одного выстрела вслед до самой Москвы. Потом его не раз спрашивать будут, что такое написал французскому маршалу. Отвечать станет коротко и правдиво: «Будешь преследовать – получишь одни развалины, за каждый дом буду биться…» Сразу за городом арьергард встал – встречать Мюрата, снова дать ему бой. Теперь нужно увести его за собой. Только совсем в другую сторону, а не туда, куда ушла русская армия. И удалось, обманули неприятеля. Когда с основной армией арьергард соединился, Кутузов обнял его: «Ну, братец Михаил Андреевич, ты ж всю Россию, считай, спас!»
Чуть позже Милорадович истребует к себе адъютантом молодого офицера Павла Киселёва, которого потом заберёт в ставку император.
…Обоз добрался благополучно. Когда позади остались тёмные дачи и огороды, опустевшие текстильные и красильные фабрики, Дмитрий Иванович вдруг обнял Вареньку:
– А ты знаешь, дочь, он ведь только что жизнь нам спас! Не запомнила, как фамилия генерала?
Было тихо. Только три подряд дальних пушечных выстрела донеслись с той стороны, куда закатилось сентябрьское солнце. Так французы подали знак, что они вошли в столицу. А фамилию генерала Варенька вспомнит только, когда Милорадович станет военным губернатором Петербурга. Туда они с сестрой поедут на бал, когда ей исполнится почти семнадцать.
Варвара Киселёва и её сестра Елизавета Милютина
До полной победы над Наполеоном звонких балов в Москве как-то и не было. А весной 1815-го сёстры Елизавета и Варвара отпросились у родителей съездить на бал в Северную столицу. Остановились барышни Киселёвы у маминых дальних родственников, которые с радостью приняли московских красавиц и даже устроили небольшое торжество с танцами у себя.
Это было первое разочарование. Варвара – «ни женщина и ни дитя» – мечтала о Смольном или Таврическом дворце, где присутствовали бы великие князья, титулованные особы, где она блистала бы и ловила восхищенные взгляды, кружась на наборном паркете. В доме маминых родственников кавалеров не оказалось. А те, что были, не сводили глаз со старшей сестры. Особенно один.
Варваре он, разумеется, показался таким отвратительно старым, какими шестнадцатилетней девушке кажутся все мужчины, кто вдвое старше. А сестра всю обратную дорогу только и говорила об Алексее.
Алексей Михайлович Милютин унаследовал от отца фабрику и имения, две деревни с тремя неполными сотнями душ. Но он не был богат. Всё это досталось Алексею с огромными долгами, и хотя он старался навести порядок в делах, получалось неспоро. В свои тридцать пять лет он был умён, образован, уверен в себе и надёжен, чем и покорил Елизавету. Вспыхнувшее чувство не давало ей спать. По приезде домой она честно поделилась с родителями.
– Милая моя, – сказала Прасковья Петровна. – Надёжность – это самое главное качество в мужчине. Что, дорогие, будем готовиться к свадьбе?
Свадьба была скромной, но зато по очереди в обеих столицах: 12-го июня – в Москве, а 18-го, в день битвы под Ватерлоо, – в Санкт-Петербурге.
…Хрестоматийной стала история о том, как Натан Ротшильд сделал целое состояние на поражении Наполеона при Ватерлоо 18 июня 1815 года. В начале сражения побеждали французы, и наблюдатели сообщили в Лондон, что он выигрывает. Но тут на помощь английским войскам подоспели союзники. Ротшильд бросился в порт и за 2000 франков уговорил рыбака, несмотря на шторм, переправить его через Ла-Манш (по другой версии, использовал голубиную почту). В Англии Ротшильд немедленно начал сбрасывать на бирже свои акции. Вслед за ним и все стали продавать. В результате цена бумаг дико упала. Тогда агенты Ротшильда скупили эти акции по дешевке. Лишь через три дня в английское правительство пришло сообщение: «Наполеон разбит». Натан Ротшильд заработал 40 миллионов фунтов стерлингов и стал самым богатым человеком в мире. Этот рассказ о ценности реальной информации, полученной раньше других, стал классикой. Хотя есть источники, опровергающие правдивость этой истории…
В следующем году, на празднование светлой Пасхи, Варвара снова захотела поехать в Петербург. Она решила самостоятельно поискать своё счастье. Но одну её не пустили родители, не помогли даже слёзы. Категорически возражал и Дмитрий Иванович. Короче, не поехала. Да и сестра вот-вот должна была родить, и Варе было интересно посмотреть на ребёнка.
Родился мальчик. Назвали Дмитрием, в честь деда. Малыш был такой спокойный, такой хорошенький, что Варвара не могла наглядеться на племянника: «Ах, какой мальчик, какой мальчик!» Елизавета – теперь уже не Киселёва, а Милютина – даже ревновать начала: «Испортишь нам ребёнка!» Но сестра не отходила от него ни на шаг.
Так что в Северной столице Варвара Дмитриевна оказалась лишь перед своим двадцатилетием, в 1818 году.
Варвара Киселёва и Александр Пушкин
Тогда было модно фрондировать, рассуждать о свободе вообще и о вольности народа, в частности. Свобода, равенство, братство – это были осколки Великой французской революции, ранившие тех молодых людей, которым не довелось повоевать. О, свобода! Впрочем, о чём ещё они могли мечтать в таких тесных лосинах и мундирах...
Северная столица была взбудоражена вольнодумными стихами племянника Василия Львовича Пушкина, вчерашнего лицеиста Александра.
…Каждый божий день военный министр граф Аракчеев начинал с чтения свежих газет и новых книг. Интереса ради читал и то, что ходило по Санкт-Петербургу в рукописях. Так что с одой «Вольность», с «Деревней» и другими стихами вольнодумного поэта он был знаком. Но в 1818 году не он докладывал императору, что вчерашний выпускник лицея Пушкин крамолу пишет, – это дело начальника жандармов Бенкендорфа.
При докладе том присутствовал, и когда государь запросил подробностей, никто из тайной полиции ответить не мог, что за крамола – не знали слов иль побоялись произнести страшное: «Тираны мира! трепещите!..» В наступившей тишине вдруг раздался хрипловатый голос графа Аракчеева, стоявшего, по своему обыкновению, у окна царского кабинета: «Хочу воспеть свободу миру, на тронах поразить порок…» Он не стал читать до конца. Император долго смотрел на него, лёгким движением руки отпустив с доклада остальных.
– Ты знаешь его стихи? Каковы же они? – спросил Александр I.
– Ваше Величество! Стихи г-на Пушкина знает весь Петербург, потому как они ходят в списках. Этот отрок и талантлив, и уже популярен. И то, и другое мешает просто высечь его, хотя того стоило бы. Но из гадкого щенка может вырасти породистая собака, которая и службу будет знать, и границы охранять станет на дальних подступах. Ей бы только солнца побольше…
– Стало быть, по-твоему, не казнить отрока надо и не в Сибирь его, а, наоборот, сослать его на юга полуденные? – нахмурился император.
– Вы, как всегда, приняли мудрое решение, – поклонился ему Аракчеев.
«Предприимчивое удальство и молодечество, необыкновенная раздражительность, происходившая от ложного понимания своего достоинства и бывшая источником многих ссор; беззаботная растрата ума, времени и жизни на знакомства, похождения и связи всех родов – вот что составляло основной характер жизни Пушкина в тот период… Водоворот её, постоянно шумный, постоянно державший его в раздражении, должен был иметь влияние столько же на нравственное состояние его, сколько и на физическую организацию. Спустя восемь месяцев после выхода своего из лицея Пушкин лежал в горячке, почти без надежды и приговорённый к смерти докторами. Это было в феврале 1818 года», – писал П. В. Анненков.
Поправившись, Александр Пушкин проводит дни и ночи среди молодого офицерства. Попойки, карты и сердечные увлечения самого разнообразного характера были обычной формой времяпрепровождения молодого поэта, не слишком обременённого службой. Он популярен, зван во все дома, и не случайно судьба сведёт Варвару Киселёву с Александром Пушкиным в одном гостеприимном питерском доме.
Когда его представили Варваре, она ещё успела про себя удивиться, какой он маленький, смуглый и кудрявый, как ребёнок. И ничего умнее не нашла, как сказать:
– А я тоже пишу стихи!
Он раскатисто засмеялся на всю залу:
– Поэзия – не для девиц, им заниматься другим намного больше пользы – строить глазки или козни. Пусть лучше шарфики нам вяжут. В стихи же, как в кусты, завлечёт тебя поэт и не пустит из тенет, пока все вирши не расскажет!..
И все вокруг засмеялись. Он отошёл. Она через пять минут незаметно покинула чужой дом. С тех пор невысказанная страшная месть поселилась в Варваре Дмитриевне Киселёвой. Берегись, Пушкин!
Они ещё встретятся…
Варвара Киселёва и муж Алексей Полторацкий
Варваре не удастся найти в Петербурге своего жениха. Старший брат Павел до сих пор даже не обручился со своей Софьей Потоцкой, так что в семье Киселёвых больше беспокоились о его семейном счастье. А время шло. На следующий год она опять поедет в Санкт-Петербург. И опять не будет у неё ни бала, ни паркета. Новое платье так и останется не распакованным, потому что из Москвы придёт телеграмма, и она срочно вернётся. Отец тяжело заболел.
Потом будет год траура. Не до женихов. И лишь когда брат Павел сообщил, что женится, Варвара тут же составила себе партию.
Прасковья Петровна чуть в обморок не упала: зять – ровесник тёщи, где ж это видано? Тридцать с лишним лет разница, ужас! Но дочь не отговорить, да ей уже самой двадцать пять лет, поезд вот-вот уйдёт, а тут такой богач.
– Что с того, что он вдовец?! – кричала Варвара на весь этаж. – У них только в Твери больше двадцати домов да ещё по уездам имения! Он воевал! Он семь лет был предводителем губернского дворянства! Папа меня обязательно одобрил бы! Да я уже люблю его! Всю жизнь буду рядом, и в один день с ним умру, вот!
Программу она себе составила. Так что в 1823 году бывшей
