Алхимия и амбивалентность любви. Глава 4

ждать, в частности обслуживающий персонал данного заведения в лице официантов, и не получится ли ещё так, что не успеет он сообразить над ответом в сторону вот такого размышления Ламбады Розальевны насчёт особого приглашения, как находящийся с ней в сговоре официант самой крепкой физической формы, что как раз и будет указывать на то, что он никакой не официант, а подручный Ламбады Розальевны, выполняющий её особые поручения, – сегодня ты должен подбить одного малахольного придурка на проявление своего мужества и геройства, а если он не сможет, в чём ты не сомневаешься, то тогда можешь его размазать до своих ингредиентов, – его опередит в этом плане, и как ни в чём не бывало займёт место за этим столом.
Ну а Адаму, поставленному официантом, а так-то прежде всего самим собой и своей нерасторопностью в такое положение охренеть какого недоразумения, лучше и не стоит пытаться до этого беспредельно циничного и наглого типа достучаться разумным словом. Оно, честно сказать, даже глупо выглядит и слышится со стороны прежде всего Ламбады Розальевны, совершенно не удивлённой тем, что в её сторону присутствует вот такая повышенная конкуренция. И если Адам по своей глупости этого ещё не понял, то этот случай его должен приблизить к пониманию того, что в её случае не стоит щёлкать своим клювом. И нужно не просто поспешать, а нужно быть всех быстрее в плане быть для неё нужным.
Ну а раз он сам допустил всю эту ситуацию с этим огроменным типом, то ему самому из неё выпутываться. А Ламбада Розальевна со стороны себя на всё это посмотрит и сделает далеко идущие выводы. Где пока что один только вывод напрашивается: Хотите вы, Адам, прозевать своё счастье. Может всё-таки соберётесь с собой, захлопните свою пасть и начнёте себя вести как настоящий мужчина. А вот спрашивать: «Как это?», то вы с этим вопросом обратились не адресу. Хотя как это на вас похоже.
Ну и Адам, кто всё-таки был застан врасплох и в край обескуражен таким произволом постороннего человека, начинает себя вести самым глупым образом. Он отчего-то начинает ещё спрашивать этого типа о том, что он тут делает. Чем вызывает только насмешливую грубость со стороны этого массивного исполнения типа, играющего своей физической формой через рубашку. – А разве это неочевидно. – Вот такое заявляет этот тип, в ус не дуя не только по той причине, что у него нет усов, а если ты, тля, не понял, то это такой мой взгляд на окружающий мир, чья задача заключается в услужении мне. И после того, как я с тобой разберусь, а если точней, то я уже с тобой разобрался, и это необсуждаемый факт, я займусь твоей бывшей подружкой, испытывающей предельно чувственное нетерпение познакомиться ближе со мной, настоящим мужчиной, в отличие от тебя хлюпика. Истосковалась она по своему природному предназначению. Хочется ей, наконец-то, оказаться в грубых руках другой действительности, которую ей могу дать только я. А все эти романтические и толерантные бредни о её независимом месте на пьедестале самодостаточности, оставьте для себя, альтернативно природе мыслящих людей. Кто с помощью вот такой сублимации заполняет свой разгорячённый мозг.
– Нет, с таким подходом к отстаиванию своего права на не просто это место, а на место в жизни Ламбады Розальевны, я ничего от этого хамла не добьюсь. Надо что-то более действенное придумать. – Рассудил Адам, и ничего более умного не придумал, как принялся разговаривать с этим, малоинтеллигентным человеком на не свойственном ему языке.
– Будьте так любезны объяснить, – обращается на вот таком приторно-сладком наречии к этому грубияну Адам, – ваше не слишком понятное для меня поведение. Противоречащее всем основам человеческого общежития. Не кажется ли вам, что вы ошиблись местом? – чисто для подсказки одного из вариантов выхода из этой ситуации для этого великовозрастного балбеса, задаётся этим вопросом Адам.
И судя по обалдевшему виду этого генотипа, то Адам совершенно зря рассчитывал с его стороны на благоразумие, и в общем-то, не нужно ему было так форсировать события в сторону выяснения права человека на свободу своего выбора, которую как раз и отстаивает этот тип. А Адам значит, это его право хочет ущемить, увязав его с какими-то там условностями, что не только прошлый век, а всякому свободному человеку, со свободными взглядами на свои поступки, прямо постыдно в свой адрес такое морализаторство слышать. И, наверное, правильно и по-другому этот генотип не мог поступить, как только потребовать от Адама своего представления, что б понять, на каких-таких основаниях он предъявляет ему такие требования.
– А ты кто такой?! – вот так лаконично и просто ставит на место Адама этот тип, не собирающийся тут рассусоливать, а он сразу ставит вопрос ребром – поясни-ка мне ты, нисколько непонятный мне человек, больше похожее на чучело, чем на что-то ещё, что ты о себе такого возомнил – а по другому и не объяснить вот такое твоё дерзкое поведение – что позволяет тебе вмешиваться в не касаемые тебя нисколько дела незнакомых для тебя людей. Я тут, видишь ли, собираюсь наладить контакт с понравившейся мне дамочкой, а ты тут вертишься у меня под носом и мешаешь. Давай-ка проваливай по добру, по здорову, пока я добрый. – И гад такой, не просто требовательно на Адама с этим посылом смотрит, а он каким-то неведомым способом взял в себе в сообщницы Ламбаду Розальевну, кто к нему сейчас присоединилась в плане посмотреть на Адама, и послушать, что он ответит по этому поводу.
– Кто вы, Адам, в самом деле такой? – с вот таким вопросительным посылом смотрела Ламбада Розальевна на Адама.
И вот как быть и как себя вести теперь Адаму, когда с него спрашивает не один этот тип, кого можно было и послать, а сейчас на него смотрит Ламбада Розальевна с большой заинтересованностью и любопытством, и Адаму нужно непременно что-то ответить, или хотя бы отреагировать. А вот как? То у Адама ничего путного в голову не приходит.
И тогда к нему на помощь приходит этот дерзкий и в предел наглый тип.
– Путаешься в мыслях. – Начинает тут придумывать и предполагать этот тип. – Не знаешь на чём остановиться из столь огромного выбора в себе того, чем можно похвастаться и выказать себя с самой выдающейся стороны. А ты давай с самого простого. Мы люди не привередливые, любой твой трюк оценим по достоинству. Так что можешь начать с танцев. И с танцевать перед нами что-нибудь на свой вкус, туже ламбаду.
А Адам прямо охренел от такой беспрецедентной наглости этого типа, предлагающего ему с танцевать в присядку и тем более ламбаду, развлекая его по высшему разряду. На что он уже начал порываться выказать тому дулю, но этот гад, однозначно ожидая от Адама такой реакции, очень ловко ушёл от дули Адама перед своим носом тем, что задал ему провоцирующий на самые неожиданные и неверные поступки вопрос. – Или ты не умеешь?
Ну и Адам, из чувства сопротивления и противоречия, только и ответил: Отчего же. Умею.
А как ответил таким образом, то тут же понял, в какую ловушку был пойман. Теперь у него нет благоразумных и веских причин отказываться в плане демонстрации умения танцевать. – Если только они сами откажут мне в этом праве. – Вдруг нашёл выход из этой тупиковой ситуации Адам, многозначительно посмотрев на Ламбаду, свою потенциальную партнёршу для танцев в свой именной танец.
На чём все стороны этого противостояния наталкиваются на тупик решения, и только от Адама теперь зависит, как выйти из всей этой моделируемой вот так на ходу ситуации. 
– И о чём тогда его спрашивать? – задался этим вопросом к себе Адам, и в понимании того, что для того, чтобы всё это дело не дошло до вот таких вопросов, бросился занимать своё место за столом. И очень даже вовремя. Прямо перед подходом официанта к их столику. И такая расторопность ожидаемо Адамом вызвала в официанте крайнее лицевое неприятие его. И официант даже себе позволил забыть о своих служебных обязанностях и проявить пристрастность в его сторону – он всем своим недоумённым видом показывал, что он совершенно не понимает, что здесь делает этот тип, да ещё в такой близкой связи с этой интересной в предел гражданкой. Плюс он совершенно не понимает, как его допустили сюда, в приличное заведение, и ещё совершеннее не понимает, как его допустила до себя всё та же прекрасная незнакомка. Ведь таким безалаберным и в край неаккуратным людям, кто и о себе позаботиться не может, хотя бы приведя в себя в должный порядок, место только среди особого рода интеллектуалов анархического склада ума, кого никто не понимает из-за их мысленного хода понимания себя и всех других, и внешнего вида, не во что приличное не вписывающееся, и от того они вынуждены жить под мостами в личной автономии разума.
  Ну а так как вот такие типы как Адам никого кроме себя не видят и не слышат, то с этой мольбой о помощи в плане разъяснить ему эту интеллектуальную коллизию, официант обращается в сторону Ламбады Розальевны. Кто однозначно найдёт слова объяснения для вот такого оксиморона. – Это мой личный маугли. Прямиком из Бомбея выписанный. Разве вы не знаете, что нынче в тренде иметь при себе неразумного видового сородича.
– И для чего это нужно? – всё-таки глуп и нравственно не развит этот обслуживающий персонал, видящий мир через призму своей частнособственнической колокольни.
– А как ещё человеку в себе растить нравственность. – Удивляется в предел умственной и душевной скупости людей Ламбада Розальевна. – Кто-то занимается благотворительностью, кто-то социологией, а мы, люди самой широкой сердечной конституции, занимаемся лично этим воспитанием в себе духа.
Ну а если быть ближе к настоящему, то взгляд официанта на Ламбаду Розальевну в себя включал другого рода вопрос. А его ввело в затруднение другого рода непонимание нахождение рядом с ним вот такого, в подмётки ей не годящегося типа. Она, мол, вся такая! А он вон какой!
На что Ламбада Розальевна доходчиво очень и попробуйте только мой взгляд как-то не верно интерпретировать, поясняет официанту. – Нет, я не с ним. А это он со мной. Вы всё верно уяснили? – с предельной жёсткостью вопрошает официанта Ламбада Розальевна.
И, конечно, официант всё как надо уяснил.
Чего не совсем достаточно для Ламбады Розальевны, и она добавляет. – Надеюсь, вы мне позволите побыть немного душевной и милосердной. – Здесь она кивает в сторону Адама, в чью сторону всё это ею предполагается проявить, и, конечно, официант ничего не имеет против.
С чем они и занимают свои места, как, впрочем, и официант своё обслуживающее место, раскладывая на стол перед гостями их заведения принесённые им меню. И как пристально и умело замечает Адам, то в его сторону меню кладётся не с такой уважительной почтительностью, как это делается в сторону Ламбады Розальевны. А перед ним меню чуть ли не бросается. Мол, с вас и этого станется, тем более на вас наше заведение не особо рассчитывает – вы, если бы не ваша потрясная(!) спутница (что он себе позволяет, падла!), ни за что бы не зашли в наше культурное заведение отобедать, предпочтя всей этой культурной программе менее затратные, затворнические посиделки с самим собой, потчевая себя каким-нибудь быстрорастворимым супом из