не удалось – жевал пирог, только промычал в ответ и показал большой палец, выражая полное согласие с хозяйкой.
- Что-то я не к добру разговорилась. Как бы не задождило к вечеру. Выпьем!
Мелодичное соприкосновение хрусталя послышалось мелким серебряным смехом с два различимыми переборами. Вспыхнули рубиново-вишнёвым отсветом блики на стёклах, побежали длинные алые тонкие линии по стенам и потолку, задребезжали где-то на улице, запутавшись в сплошном смешении света, ветра, веток и теней.
- Теперь, когда приличия соблюдены, гость сыт и пьян, пора перейти к делу. Семён Янович, успокойте мятущееся сердце старой женщины. Вы… не хочу даже думать, не отказались обосноваться на лето у меня, как поступали предыдущие годы?
- Алисия Пьеровна, рядом с К*** находится хутор В***.
- Я прекрасно знаю географию моего района. С какой целью интересуетесь?
- Только не сочтите за неуважение и обиду.
- Ближе к цели, Семён Янович!
- Если на хуторе есть более-менее пригодный для проживания дом…
- Не зря мне ночью приснились тараканы. Продолжайте.
- Я бы хотел его снять.
19 ерунда.
- Excusez-moi20, Семён Янович, ваша затея – не комильфо!
- И всё же, Алисия Пьеровна…
- Не уговаривайте!
- Почему так категорично!
- Вы ещё спрашиваете, Семён Янович! Mon Dieu! Вы разве не знаете?!
- Что я должен знать? – удивился мужчина, - в какие такие секретные тайны по чьей-то халатности оказался не посвящён?
- Этот хутор заброшен! – высказалась хозяйка дома так, будто бросила перчатку вызова на дуэль.
- Полностью?
- Hélas21! Не совсем. В прошлые прекрасные времена, когда я была моложе и мои мужья не догадывались о том счастье, что будут ими, хуторское хозяйство составляло семьдесят пять hôtelleries22! – Алисия Пьеровна от волнения и пылкого, страстного спича раскраснелась и часто задышала, - сейчас же там от силы, - дайте перевести дух, - от силы пятнадцать! Пятнадцать! Вы слышите! Большая часть домов разрушена, сады s'ensauvager23, огороды заросли бурьяном в человеческий croissance24, репейник, густые заросли кустарников и диких растений – всё это непролазное безобразие ваш хутор! И вы хотите в этом Royaume sauvage25 жить?!
- По-моему, это романтично.
- Романтично? – едва поперхнулась воздухом женщина.
- Безусловно, Алисия Пьеровна, чистый воздух, утром звенящая прохлада, искристая свежесть трав, песня жаворонка в небе.
Алисия Пьеровна несколько минут смотрела на мужчину, как на пришельца с другой планеты.
- Это чересчур romantique26, Семён Янович! Я жаворонка видела в высоком синем небе в последний раз перед первым замужеством. В ночь перед свадьбой со своим первым мужем мы выбрались на nature27, на речку. Соорудили шалашик. Всю ночь бодрствовали, строили планы на будущее, горел маленький костерок, плескалась рыба в прибрежных зарослях камыша, клубился растрёпанной бородой седой туман. И песня жаворонка!.. – Алисия Пьеровна умолкла, голос едва заметно дрогнул от воспоминаний, она откинулась на спинку стула, закрыла глаза, черты лица слегка подрагивали. – Вот это романтично! – высказалась она и снова замолчала.
В прохладной тишине дня на веранде звонкое молчание было продолжением слов. Нахлынувшая бессознательная меланхолия слетела с лица женщины; она снова стала прежней, уверенной в себе.
20 извините.
21 увы.
22 подворий.
23 одичали.
24 рост.
25 диком царстве.
26 романтично.
27 природу.
- Итак, с романтикой воспоминаний покончено! – задорно проговорила Алисия Пьеровна и опустила руки на стол, звякнула посуда. – Раз вы приняли такое решение, значит, тщательно всё обдумали и взвесили. Не спонтанно захотелось se retirer dans le désert28. Отговаривать смысла нет. Чертей и прочей нечисти не боитесь, да и грешно бояться мёртвых, выбирающихся из своих tombeaux29 дабы пошалить в ночи и пощекотать нервишки людям. Мой любимый третий муж говорил, что надо бояться живых. И, представьте, был прав. Короче, с жильём помогу. Вы выбрали… - женщина замолчала, предоставив возможность гостю за неё договорить фразу, как бы этим подтверждая решение жить в уединении.
- Дом возле кладбища, - сказал Семён Янович.
- Что?! – глаза женщины едва не вылезли из орбит. – Мне не послышалось: maison du cimetière30?
- Не послышалось.
- Mon Dieu, с чем это связано! Вам мало экстрима в жизни? Позвольте на выбор: ныряние, альпинизм, парашютный спорт. Острых ощущений – ешь афедроном.
- Дело не в острых ощущениях.
- А в чём же?
- Просто хочется так.
- Не лишённое логики объяснение, mon ami.
- Так вот, этот находится с правой стороны, если стоять к кладбищу лицом.
- Достаточно, поняла о каком доме вы говорите.
- Поможете? Снять?
Алисия Пьеровна помолчала. Во взоре тяжёлые волны сомнения бились о крутой берег колебания и разлетались на мелкие брызги отчаяния.
- Конечно, помогу, - наконец заговорила Алисия Пьеровна, - отчего не помочь человеку, если он сам вкладывает tête dans la boucle31. Это мысли вслух, Семён Янович, - как бы оправдываясь сказала женщина. – Хозяева давно покинули хутор. Оставили смотреть за домом одну мою родственницу.
- Надеюсь, она согласится, - выразил желание гость.
- Как знать.
- Я могу навести порядок во дворе. Бесплатно. Кое-что сделать.
Алисия Пьеровна задумчиво кивает головой.
- Конечно, конечно. Хотя, никто об этом не просит. Пока. Раньше времени не стройте планы. Как она отнесётся к вашей идее…
- Дом-то заброшен.
- … Что с того!
- Нужен пригляд за ним. Хотя бы на лето.
Женщина снова неким отстранённо-загадочным взором посмотрела на гостя.
28 уединиться в глуши.
29 могил.
30 дом у кладбища.
31 голову в петлю.
- Дом у кладбища… Это не кошерно, Семён Янович. Даже с эстетической точки зрения. Что может быть хорошего жить рядом с кладбищем. Нет, mon ami, что ни говорите это mauvaise idée32 поселиться рядом … Бр-р! даже подумать страшно. – Алисия Пьеровна усмехнулась. Цыкнула ртом, искривив уголки рта. – Вам точно не хватает острых ощущений, дери меня коза! В чушь про утреннюю песнь жаворонка категорически не верю!
3. К ЧЁРТУ НА КУЛИЧКИ
Гордость немецкого автопрома, сияя чёрным лаковым покрытием кузова вгрызался в упругий встречный ветер покатым лбом широкого капота и рвал в мелкие клочья холодный воздух крепкими зубами решётки радиатора. Колёса на огромном витке вращения зарывались в раздолбанный временем и непогодой асфальт, накручивая на новые фирменные покрышки с готически-гиперборейским рисунком протекторов километры съеденного пути.
Далёкая тонкая линия горизонта, соперничающая по остроте с отточенной казацкой шашкой, неожиданно покрылась промозглым слякотным сумраком. Небо, минуту назад весёлое и чистое запечалилось и длинные серые облака пошли по нему бесконечным хороводом. Засвистал по-разбойницки долгим и пронзительным свистом ветер. Всколыхнул зелёное жнивьё. Вдали от подрагивающей от злости земли к накрученным танцующим облакам взметнулись, юлами вертясь, песочно-земляные столбы, подобно древним атлантам, поддерживая небо с разошедшимися в танце облаками, как покрытый дорогой тяжёлой лепниной потолок.
Острый запах свежего конского пота, смешанный с застарелым духом немытого человеческого тела, резко ударил в нос, приведя в замешательство тонкие флюиды обоняния. Ком тошноты подкатил к горлу. Семён с трудом сдержал порыв рвоты. Перед взором маячила согбенная спина здоровенного мужичины, затянутая в тёплый, не по сезону зипун, местами зиявший продольными и поперечным прорехами и цветными латками. Семён повертел головой – страх пришёл не сразу. Запряжённую парой лошадей бричку с откинутым верхом несло по пыльной грунтовой петлистой дороге. Кроме кучера, рядом никого нет. От сильной тряски стучали зубы, внутренности сбились в плотный комок.
- Эй, ты, как тебя? – крикнул кучеру через силу Семён, тошнота не ушла и стояла комом в горле.
- Ванька, барин, - откликнулся живо кучер, повернув бородатое, страшное лицо со злыми прищуренными глазами, - Ванькой кличут, как матка и татка нарекли.
Новая волна тошнотворных ароматов, смесь чеснока, репчатого лука, непереваренной пищи и домашней сивухи окатила Семёна. Он смог сдержаться: высунул наружу голову и, удерживаясь двумя руками за край брички, стонущей
32 плохая затея.
на рессорах, опорожнил желудок. Немного полегчало.
- Худо, барин? – будто с издёвкой поинтересовался кучер.
Семён не поспешил с ответом.
- Вчера хорошо посидели?
Ванька-кучер снова грузным своим телом развернулся к пассажиру. Бричку подбросило на очередной выбоине. Затянули по-собачьи колёса, выгибая металлические спицы, захохотали истерично рессоры, заскрипела по-старушечьи бричка. Семён схватился за оба борта. Кучер высоко подпрыгнул, плюхнулся тяжело, смачно выматерился. Взмахнул кнутом, и взмыленные лошади понесли ещё быстрее.
- Вчерась у кума Авдея знатно посидели.
- Отчего так?
- Дык у него восьмой ребятёнок родился. Игнатом назвали. Всю ночь за здоровье младенца с попом нашим и роднёй Авдея пили.
- Ты можешь не дышать в мою сторону?
- Всяко могу! – оскалился не протрезвевший кучер страшно щербатым ртом; Семён увидел между дёснами огромный синий язык и ужасно ещё более. – Могу дышать и не дышать, барин! Токмо прикажите!
- Здорово посидели, напились до чёртиков, так поп сказал, - продолжал Ванька, двигая могучими плечами и круча широкой спиной. – Так гудели, вся деревня переполошилась. На ушах до утра стояла.
- Что же войт? Бездействовал?
- Войт? – переспросил кучер, пятернёй поправляя отросшие жирные волосы, - как бездействовал! Ещё как действовал! Пил наравне со всеми. И как не пить, коли он кум Авдея. И что н скажет супротив народу? То-то! Не поймут!
- Но вы же мешали кому-то! Определённо!
Дикий хохот послышался в ответ.
- Гы-гы… Ба-ари-и-ин! Кому мешали, те в лес ушли.
- Как так, Ванька?
- А вот так, барин! – в тоне кучера сквозило смердящее высокомерие, он взмахнул кнутом и сквозь обиженное ржание уставших коней очередная порция вони от кучера, от его подмышек и тела накрыла Семёна и его вывернуло в бричку. – Вот та-ак!.. А, ну-ка, гони, родимыя, гони, залётные!.. Да поскорей!.. Барину развеяться треба…
Семён сидел и ничего не понимал: в голове сумбур, зелёные поля с островками пышной зелени кустов и кип деревьев, блестят от солнца редкие зеркальца озёр и прудов.
- Ванька, слышь?
- Ась, барин!
- Куда мы едем? – просил Семён, ожидая точного ответа.
- Ась? – крикнул кучер.
- Куда едем, дуралей?
- Дык, это, барин, куды приказывали…
Семён помолчал, смотря по сторонам с неисчезающим любопытством. Туман неясности и мрак неопределённости никуда не ушли. Холодный творог страха залепил снежными комьями душу. Быстрый и стремительный хоровод туч сменился медленным балетом. Семёну на миг показалось, с неба закружились в плавном отшельничестве белые перья снега.
- Кто приказывал? Я? – спросил Семён кучера.
- Окромя вас приказывать больше некому, барин! – ржал почему-то кучер, наяривая плетью лошадей.
- Куда? Куда приказывал?!
- К чёрту на кулички!..
- Так и сказал?!
- Агась, так и сказали: гони-ка, Ванька, да побыстрей, к чёрту на кулички!..
Измыленные лошади
