ДОМ У КЛАДБИЩА

Камилла, - что? Нет, не от воров! Этих шустрых дельцов такая мелочь не остановит, прибавит азарта. Это от лисиц. Что? Конечно, в последнее десятилетие этих рыжих красавиц развелось прилично. Закон о сохранении биомассы и прочая ерундистика. Прежние хозяева помыкав горя с лисами, как-то недосчитались утром на насесте полтора десятка кур, они лежали внизу бездыханными, решили так кардинально обезопасить свою живность от посягательств любителей халявной курятинки. Помогло ли? Бог весть. Вскоре хозяева переехали на север на остров С***, ближе к Тихому океану. В доме порядок. Кроме мебели есть пыль. С ней справитесь сами. Диван, шкаф, тумбочки, кровать. Пожалуй, всё. Возьмите ключи. От ворот эти. Вход в дом свободный. Уберёте металлическую перекладину – и в добрый путь. Не смеюсь, Семён, что вы. Искатель приключений вы наш на свой афедрон».   
    Несмотря на старание сознания подкинуть ребус: найти пять отличий, Семён видел красоту дождя, слышал шепелявые утверждения о верноподданничестве, с удовольствием купал взор размытой матовости окружающего мира и охотно принимал сюрпризы природы. Нет, дело не об урожае! Семён не горел идеей самоотверженно окунуться с головой в домашнее хозяйство, заняться выращиванием овощей. Он хотел насладиться эстетической стороной сельской жизни. Понимал, пасторальные пастух и пастушка в окружении милого сельского ландшафта, стадо овечек, мельница, горы в облаках – это присуще мастеру живописи для ублажения капризных запросов заказчиков.
    Хитросплетения нравов сельских жителей интересовали Семёна постольку-поскольку. Можно рассчитывать на природное любопытство: кого, это, мол, к нам черти принесли? Активный интерес проявляется в густонаселённых поселениях. К ним наполовину опустевший хутор В*** с развалинами хат имел косвенное отношение. Соответственно, любопытство к чужаку проявят только благородные тени бывших жильцов, но на их потустороннее увлечение наведываться в гости реальность уповать не следует и не следует сбрасывать со счетов. Семёна с детства кормили всякой жутью. Со временем выработалась идиосинкразия, невосприимчивость к разным ужасным россказням с налётом мрачного нуара мистики.
    Всё же появление новичка не прошло незамеченным. Семён чувствовал пристальный взгляд, эдакое окулюсное сканирование на предмет «свой-чужой». От этого внимания просто чесалась спина и холодил клубился меж лопаток. Повертев головой, Семён не обнаружил предмета слежки. Усмехнулся, мол, зря чего нагнетать лишнее и, скосив глаза в сторону кладбища, тонувшего в мелкой ряби прозрачно-мутной кисеи тумана, едва не закричал: прямо из земли рос, увеличиваясь в размере, принимая неестественные формы огромный тёмный крест с крышей. Крест выпрямлялся медленно. Иногда, покачивался в стороны, ища равновесие. Затем замер и стал короче, утонув в земле почти на аршин нижней длинной частью. Следом из туманной кисеи вышла человеческая фигура в мокром мерцающем дождевике с капюшоном. Из мрачной пещеры капюшона изучающе-равнодушно блеснули тусклым огоньком два глаза. Семён впервые за последние недели снова ощутил прилив нездоровой заинтересованности тех, в чьё существование как материалист верил с трудом. Крутившийся вокруг голубца, - Семён вспомнил после психоэмоциональной встряски как называется такой крест, - был вполне материален. Он резко двигался. Приминал ногами траву. Равномерно взмахивал руками с зажатыми в них каким-то предметом. Что-то делал. На удивление сквозь незнакомца не просматривался кладбищенский экстерьер с могильными холмиками, крестами и пирамидками, сурово-гранитными или пафосно-мраморными надгробиями.
    Наблюдать за работой постороннего занятие увлекательное и захватывающее. Семён немного потратил времени, глядя на непонятный труд незнакомца, гадая, кто это мог быть. Затем вспомнил о своей невыполнимой миссии первопроходца горожанина в сельской местности. Потряс головой, прогоняя всякую ересь, лезущую в голову. С волос полетели брызги. Ключ легко провернулся в замочной скважине. Толстая дужка мягко вышла из тела замка. Звякнула приветственно цепь. Провисла. Скрепя петлями, исполняя торжественные гимны, не хватало колоколов для полноты ощущения, внутрь отошла калитка. Широким жестом приглашая войти и властвовать.
    Высокая трава с вкраплениями репейника, кипрея и ещё чего-то высокого гибкого и зелёного, разрастающегося без применения тяпки, роскошно чувствуя себя на дорожке, ведущей от ворот к дому. Возле крыльца красовались высокие тонкие побеги одичавшей вишни и сливы, пустившей побеги по всему двору. Малинник разросся до ужасающей непроходимости суровых лесных дебрей.
Поджав губы, Семён ступил на незнакомую территорию и некая, ранее им не испытанная сила сказала ему, слова прозвучали в голове и голос её оказался приятным и нежным: «Добро пожаловать! Проходи! Мы гостям рады!»
    Разные ощущения закрутили-завертели, будто окунулся в эмоциональный водоворот. Семён увидел дом в момент закладки фундамента. Увидел возведённые стены с потолочными перекрытиями, установленные стропила. Дом, старый, нежилой, соскучившийся по человеку, будто приглашал его познакомиться со своей историей. Приятная истома залегла в сердце. Семён остановился в двух шагах от калитки. По-новому, каким-то просветлённым чистым взглядом посмотрел на дом. Он, показалось, незаметно изменился, как человек, приосанился, подбоченился, повеселел, исчезла грустная нотка в окнах, отражающих унылый пейзаж и мрачные тучи.
    - Здравствуй, дом! – произнёс Семён несколько торжественно и поклонился, коснувшись пальцами земли.
    И снова тёплая волна некоей истосковавшейся по человеческому голосу и существу доброжелательности дохнула в лицо Семёну. Тёплой ладонью провела по лицу. Взлохматила волосы. Осторожно взяла под руку и повлекла к крыльцу.
    Планировка мало отличалась от тех зданий, в которых посчастливилось гостевать. Три ступени крыльца вели в вынесенные сени, просторные, во всю длину здания. В конце огороженная дощатой перегородкой с дверью комнатка, вроде кладовой из неё на чердак ведет широкая деревянная лестница; об этом Семён узнал на следующий день. Непосредственно из сеней открывалась за дверью достаточно просторная кухня с дровяной печью. Широкий проём без двери пропускал в зал, большую комнату с тремя окнами, выходящими на улицу. Из зала неширокая дверь открывала доступ в две проходные, два на три метра, комнаты с окнами, служили они для сна и потому имели небольшую квадратуру, подразумевая наличие кровати, узкого плательного шкапчика и комода.
    Источником тепла в холодные осенние ненастные дни и зимой являлась груба, как её называют в здешних краях, сплошная стена печи с воздуховодами, меньшая часть отапливала спальни, где в стенке находились проёмы с дверцами для очистки от сажи печи.
    Пасмурный день незаметно перерос в хмурый вечер. Дождь лить не перестал. Мелко барабанил по шиферу и писал откровенные письма о неразделённой любви косыми строчками неизвестным алфавитом. В доме чувствовалась сырость. В дровянике нашлись мелкие сухие ветки для растопки и напиленные поленья небольшого диаметра, свободно помещавшиеся в топке после розжига веток. Поколдовав с вьюшками как уверенный пользователь сих старинных приспособлений, Семён отрегулировал тягу. Через полчаса дом наполнился сухим теплом.
    Вечерять Семён уселся на кухне перед дверцей печи. Через щели на него и на стены падали танцующие отсветы пламени. Романтическая обстановка настраивала на определённый энигматический лад. Еда состояла из простых продуктов: ржаной хлеб, сало, зелёный лук и банка шпрот. Покопавшись в сумке, Семён выставил на табурет плоскую бутылку безалкогольной водки пятидесятисемиградусной крепости «Шахтёрская Особая». Выпуск наладили на ЛВК в Д*** год назад и качество продукции не нарушилось ни на йоту.
    Семён уселся на низкую скамеечку, взятую в сарае, где копилась мебель с прошлого века, вышедшая из моды или из-за ненадобности унесённая на хранение. Налил в рюмку водки. И задумался. Взор его следил за танцем огоньков, скачущих по поленьям, аки горные козлы по крутым склонам гор.
    От неясных, запутанных размышлений прервал резкий сук в окно.
    - Кто там шалит, - сказал вслух Семён, подошёл к окну и посмотрел на улицу. Ветка дерева не могла стучать, деревья растут далеко. Сосед? Вряд ли, уже стучался в дверь. Птица с весточкой? В вещих воронов Семён верил с тем же здоровым скептицизмом, как и в то, что Марсе могут яблони цвести. Дождливый мрак. Шум дождя. Ночь. Совсем не тихая и месячная, как поётся в народной песне. Только он отошёл от окна, новый стук распорол комнату. Стекло недовольно заскрипело. Развернувшись на пятках, Семён успел заметить размытое бледно-жёлтое пятно, удаляющееся к воротам.
    Вздохнув медленно, Семён медленно произнёс:
    - Померещится же всякая бздура! Отдых! Нужен срочно отдых!
    Последние слова он прокричал, чтобы как-то избавиться от неприятного ощущения, возникшего после увиденного за окном.
    - Подкрепиться – и спать! Решено!
    Полрюмки водки Семён плеснул в открытую топку. Пламя радостно вспыхнуло. Поблагодарило за подношение. Горячий жар приятно ожёг лицо. Затем Семён обошёл все комнаты и в каждой плеснул водки на подоконник. Угостил дом и его хозяина. Пламя в печи ровно горело. В дымоходе слышался ровный гул, будто недалеко набирал высоту тяжёлый реактивный самолёт.
    Не спеша поев, Семён постелил в зале на диване. Разложил взятое чистое бельё и окунулся в сон, едва голова коснулась подушки.

                                                          ***
    Неизвестный источник света разгонял сумрак в тоннеле. Земляной пол гасил звуки шагов. Дышалось легко. Откуда-то долетали порывы ветра с тонким свистом. Как ни присматривался Семён, определить визуально и контактно рукой, прикоснувшись ладонью к стене определить не мог. Материал сразу был похож и на кирпич, на доски, на грунт. Шёл Семён давно. Поначалу считал шаги. Сбился. Начинать заново смысла не было. Как он оказался в тоннеле, тоже не мог уверенно объяснить, задайся таким вопросом. Он открыл глаза уже двигаясь в тоннеле. Служившие верой и правдой наручные часы показывали чудеса измерительной эквилибристики: секундная стрелка активно отсчитывала свои мгновения двигаясь в ретроградном направлении; минутная передвигалась скачками, прыгая с цифры пять на десять и так далее; часовая застыла на цифре двенадцать.
    Он шёл по тоннелю без страха. Без волнения. Спокойный, аки сытый лев. Наверняка, не такое состояние было у Аладдина, когда он вошёл в пещеру, мучимый осторожностью, неизвестностью и беспокойством. Единственное желание – остановиться и повернуть назад, вызывало чужое место, сводчатый потолок, свет… Семён этого не делал. Не было уверенности, что вернётся в исходную точку. Но и её он тоже не помнил. Ожидание чего-то неопределённого, наполненного ужасом и трепетом от неизведанного отсутствовало. Воздух сухой. Ни сырости. Ни плесени. В меру светло, хотя было интересно узнать, как выглядит источник света. Идёт ли он всё время прямо или поворачивает, или что