представилась и женщина, услышав ее фамилию, опять улыбнулась и спросила:
- Вы украинка?
Вопрос несколько озадачил следователя, но она ответила:
- Нет. Я в детском доме выросла, на Буковине.
Они сели за стол, вдоль стены стояли стулья со стальными ножками. Ровно пять стульев. Сама Кобякова села на крайний справа, положила руки на колени и приготовилась внимательно слушать.
- Это ваша машина около дома? – Спросила Юлия Борисовна
- Вы уже спрашивали об этом моего мужа. Но машина моя, личная.
«Как-то этот вопрос звучал неправильно» -- подумала Квятко – «Надо не об этом спросить»:
- Я хочу найти человека, который пытается убить вашего племянника. Или, может и не один это человек.
- А почему вы думаете, что его хотят убить? Может быть, его просто попугать хотят? И вообще, за что его убивать.
- Ну как же, ведь он, пожалуй, единственный из всех, кто в этом городе противодействует и вашей организации и организации вашего мужа.
- Это, пожалуй, не совсем справедливо. – Вмешался Коновалов в разговор или допрос. – Я просто высказываю свои мысли. И не настаиваю на их истинности. Так думаю, так чувствую, так верю, наконец.
Юлия Борисовна с удивлением посмотрела на Петра – она ожидала от него поддержки, что он подыграет ей, но не такой постыдной оппозиции.
- Однако, Петруша, ты активно досаждаешь нам. – Неожиданно поддержала следователя Кобякова. Коновалов смешался, потупился и примолк, а тётка стала злой, лицо ее исказилось на мгновение, но потом приобрело снова благостное выражение.
- Зачем ты страницы в соцсетях взламываешь наших сторонников?
- С чего ты взяла, тётя? Я толком в компьютерах то не разбираюсь. – Пытался защищаться Петр
Но тут откуда-то из дальних комнат дома вышел молодой человек лет двадцати двух, в черном костюме и сюртуке. Он был очень худ и у него как-то выделялись особенно скулы, а также черные глаза, которые поблескивали каким-то безумием. Он остановился в проходе, сложил руки на груди и гневно обличил Коновалова:
- Ты, братец, людей смущаешь своим неверием и материализмом, таким грубым и отвратительным, что даже противно становится.
На немое вопрошание Квятко, обращенное в сторону Кобяковой, та сообразила и ответила:
- Это мой сын, Игорь Кобяков-Бобков, соответственно двоюродный брат Петра.
Коновалов молчал. Игоря в отличие от Володи Кобякова он почти не знал, тот уже относился к младшему поколению Кобяковых и он с ним не особо общался. Однако его выступление ему не понравилось и показалось странным, поэтому он возмутился:
- Что значит смущаю? Что вы малые дети? Вот вы тетя Люба, в Обществе, чем занимаетесь?
- Мы собираем. – Непонимающе заморгала глазами Кобякова, и тут же уточнила – фольклор собираем вергизов, язык их учим, обычаи, историю, культуру.
- А для чего? – Продолжал допрашивать Коновалов.
- Чтобы чувствовать себя народом. Чтобы понять свою сущность, осознать себя.
- Ну а к племеннику вашему это имеет, какое отношение? – Спросила Юлия Борисовна, пытаясь, как ей казалось, вернуть разговор в нужное для следствия русло.
- Никакого. Вы почему-то связываете все эти покушения на него с нашим Обществом, а это не так. Каждый имеет право на свое мнение.
- А вот и нет.
Эта реплика донеслась из коридора, и она принадлежала Алексею Кобякову, который через мгновение вошел в зал, держа в правой руке миску с зелеными яблоками.
- Вот яблочки из моего сада, угощайтесь. – Сказал он и поставил миску на стол.
- Дядя, нет у тебя никакого сада. – Мрачно заметил Коновалов.
- Это неважно, племянник. – Не растерялся Кобяков. – Но я не об этом. Мнение может иметь большое влияние на других, на тех, кто его не имеет, и повлиять на них ни в ту сторону, которую нам надо.
Кобяков как будто о чем-то проговорился, сестра на него строго посмотрела и перебила:
- Подожди Алексей. Ты сейчас наговоришь лишнего. Надо просто сказать: у нас и у нашего Общества нет никаких претензий к Петру Коновалову и поэтому ваши подозрения, госпожа следователь, совершенно не обоснованы. Ведь я вас правильно поняла?
Квятко такая решимость Кобяковой почему-то насторожила, она, конечно, никак не показала это, чтобы даже Кобяков совершенно не догадался, но в коридоре опять был слышен шум, хлопнула дверь и зычно крикнули:
- Семья, я дома!
В зал вошел Бобков, в руках он держал коробку с тортом. Глава Союза улыбался, казалось, он был чрезвычайно рад, что увидел всех в сборе, он и сказал всем об этом торжественно:
- Вот как хорошо! Все в сборе. Прям по-семейному. Давайте чай пить.
Он поставил торт на стол, открыв картонную коробку. Любовь Кобяков пошла на кухню ставить чайник. Игорь стоял, сложив руки на груди, насупившись и взирая на всех свысока. Дядя Алексей достал из серванта чайные чашки с блюдечками и расставил напротив каждого из участников чаепития. Квятко и Коновалов молчали, спокойно наблюдали за всеми.
Уже через минуту кроме торта на столе появились и другие сладости, а также чашки, ложки и горячий чайник с заваркой, семейка Кобяковых уселась с одной стороны стола, а Квятко с Коноваловым оказались по другую. Все мирно пили чай и когда напились и наелись пряниками, слово взял Алексей Кобяков.
- Позвольте, товарищ следователь, на правах старшего среди всех нас объяснить ситуацию, чтобы у вас уже не было никаких сомнений в нашей невинности, а главное незаинтересованности в поползновении на жизнь и здоровье моего племянника.
Он всех обвел взглядом, будто ожидая согласия или одобрения, но все были равнодушны, а Квятко приготовилась слушать.
- Здесь представители двух общин города: одни ждут, другие им мешают. – Начал Кобяков.
- Вы что материалисты? – вставил свое слово, неожиданно Коновалов. Юлия Борисовна посмотрела на него строго, и он не решился дальше развивать свою мысль.
- Нет, нет, Юлия Борисовна, Петр правильно развивает свою мысль. В некотором роде представления Общества материалистичны, в том смысле, что мы не хотим допустить того, чего хотят люди Союза. Мы просто смотрим на это реалистично.
- Вот, вот, в этом ваша ошибка! – С горячностью вступил в беседу Бобков. – Мы знаем, что Ненармунь прилетит и даст нам, то, что желает каждый.
- В том-то и дело, что нельзя полагаться на случай, мало ли что она там со дня может вытащить. – Горячился Алексей Кобяков.
- И поэтому птицу надо уничтожить. – Добавил Игорь.
- Стоп.— Остановила всех Квятко. – Вы все это всерьез?
- Совершенно. – Подтвердил Алексей Кобяков – Юлия Борисовна, вы зря воспринимаете наши увлечения не всерьез. С утратой прежних ориентиров мы ищем и нашли новые. Они, в наследии наших предков и каждый из нас в этом наследии нашли что-то свое. Союз видит спасение в Ненармуни, а мы в том, чтобы проконтролировать ее действия, воспрепятствовать ей, если нужно будет, вытащить со дня мирового хаоса ненужное и опасное в этом мире. Чтобы не было конца света, и сохранилась непрерывность поколений.
Юлия Квятко ничего больше не стала возражать, но про себя думала, что у этих людей, судя по высказыванию Игоря Кобякова, нет единого мнения о том, как контролировать птицу. Для нее это было важно как следователя. Это могло быть мотивом для одного из них. А вслух она сказала:
- Хорошо, вы меня почти убедили.
Она встала и вышла из дома не попрощавшись, а Коновалов последовал за ней. Семья осталась в безмолвии, но вскоре взял слово Алексей Кобяков, и оно было сурово:
- Игорь, тебя кто за язык тянул?
Но Игорь все также оставался невозмутим и с достоинством ответил:
- Это мои убеждения, птица должна быть уничтожена.
- Да не о том речь, Игорь! Они не должны были понять, что мы агрессивно настроены.
Игорь промолчал. Любовь Кобякова начала собирать со стола и все неторопливо разошлись по своим домам и каждый занялся своим делом.
Между тем Квятко и Коновалов покинув жилище его тёти также некоторое время шли молча, свернув в сквер. Уже вечерело, наступало тёмное время суток, ветерок приятно обдувал кожу и путался в волосах.
- Ой, смотри, а что это там? – Вдруг сказала Юлия Борисовна и указала рукой куда-то вперед. Там, на возвышенности темнело какое-то здание с куполами.
- Это церковь в старой части города. – Просветил Юлию Коновалов.
- Странно, что я ее раньше не видела. – Удивилась она.
- Не удивительно: у нас все дороги ведут к озеру или окольными путями, мы редко идем так, чтобы прямо лицом развернуться к храму.
Они шли по центральной аллеи сквера. Этим путем шли и утром, когда направлялись к Кобяковым. Уже горели фонари, ярко освещая асфальтовую дорожку и скамейки вдоль них. На одной все также сидел Дракон-Драконов, но теперь в компании писателя Пикова. Они выпивали из бумажных стаканчиков водку, бутылка из-под которой на половину пустая стояла тут же на асфальте. Не закусывали. Они выпивали и играли в шахматы. На лавке, между ними помещалась маленькая магнитная шахматная доска с такими же маленькими фигурами. Борис Петрович выглядел бодро, о его утренней депрессии ничто не напоминало, а увидев Коновалова с Квятко, он даже улыбнулся.
- Я рада, что вам лучше, и вы мужественно переживаете утрату, Борис Петрович. – Сообщила Юлия, когда они приблизились к скамейке. Пиков поздоровался с ними, важно кивнув своей лысой головой.
- Зачем же переживать? Ведь Клава жива. – Бодро ответил Дракон-Драконов.
- Как жива? – Возмутилась Квятко, вспомнив бледный труп жены профессора, который она лично видела утром.
- Так, я ее видел. Здесь в сквере вскоре после того, как мы с вами расстались.
Памятуя как из морга пропали, и до сих пор не найдены предыдущие два трупа, Квятко стала звонить Комову, но тот упорно трубку не брал. Пиков сделав на доске очередной ход философски рассуждал:
- Не каждому человеку спасаться надо. Не каждый этого заслуживает.
- Это как? – Не поняла Юлия Борисовна
- Человек может потерять свою сущность. Ведь это такой дар – быть человеком, не всякий может его удержать.
- И в каких случаях он его теряет, можно только догадаться, сам человек не всегда это понимает: когда это с ним произошло.— Добавил Дракон-Драконов.
Квятко решила позвонить в сам морг, там ей сонный дежурный ответил, что все трупы на месте. Квятко не стала говорить об этом Борису Петровичу, чтобы не расстраивать его. А он, переставляя фигуру, ладьи сказал Пикову:
- А вам, Роман Викторович, мат.
Пиков руками развел, что ж он проиграл, по этому случаю он допил водку, аккуратно бросил стаканчик в урну и, попрощавшись со всеми, отправился домой. Борис Петрович был задумчив, он оперся пьяной головой о руку, локоть которой поставил на спинку и продолжил свою мысль:
- Вот чтобы заслужить спасение, чтобы не потерять свою человеческую сущность, люди и создали Союз спасения в коем и спаслась моя Клава. И я вместе с ней спасусь.
Квятко и Коновалов не стали больше слушать захмелевшего профессора и также пошли домой. Странно это было для Коновалова. Он шел рядом с Юлией по ночному городу домой, но к ней, а не к себе и принимал как данность этот факт. Она считала, что ему грозит опасность, хотя ему казалось, несмотря на реальные покушения, что это не так.
На ужин Юлия приготовила пасту карбонара. Они ели макароны и выпили по рюмке водки, Квятко заверила: «Надо на ночь». Опрокинув стаканчик, Юля спросила:
- Что ты об Игоре можешь сказать?
- Да ничего. Он, что называется, из младшего
