Roman] Держан облегченно выдохнул. Быстро скользнул глазами по лицам отца и настоятеля:
- Науки люблю. А более всего те, которые говорят о том, каким образом да из чего мир наш сотворен. Еще по сердцу мне устроения всякие и диковины хитрые, что наши умельцы да иноземные механикусы выделывают.
- У него в наставниках и друзьях задушевных - одни лишь мастера из кузнецов либо столяров-краснодревцев, - с едва приметным неодобрением заметил князь Стерх. - Будто ремесленник какой, а вовсе не княжич.
Держан смолчал, но набычился.
- Не серчай, сыне... Правды ради добавлю, отче, что ремесленник-то у меня, похоже, незаурядный подрастает: о прошлом лете приезжал поглядеть на него даже некий мастер иногородний. При котором, помнится, для чего-то маленький старичок-архимандрит пребывал неотлучно. Внимательный такой, глазастый...
Отец Варнава откинулся на высокую спинку стула:
- В академиях наших многие из ученых мастеров-наставников от самого князя Дора род свой ведут. В духовных чадах у меня - князь Боровицкий Константин, зодчий и резчик по камню искуснейший, да боярин Василий из Полядвицы, большой знаток древностей, которые из земли самолично искапывает. Или возьмем отца Паисия, лекаря обители нашей...
- Как же, как же: отменно знаю его. Не просто лекарь - целитель. А уж сколь осведомлен в науках разных!
- Но ведомо ли тебе, княже, что некогда владетельным Маркусом из Аквилеи новоримской был возведен он в рыцарское достоинство?
- Однако... Не рассказывал о том отец Паисий.
- А он никогда и никому не рассказывает. Но мне не возбранял. Из придумок своих чем похвалиться можешь, княжиче?
Держан смутился:
- Да по мелочам изрядно набежало - не упомнишь всего враз-то.
- Стесняется он, отче, заслугам своим счет пред вами вести, - пояснил князь Стерх.
- Похвально. Скромность - она в добродетели определена. Тогда ты поведай, княже.
- И с охотою. В верхнем граде скоро вовсе перестанут колодези глубокие в скале бить. Уж второе хранилище водное закладывают, куда вода из Змеяны нашей поднимается: тут тебе и трубы, и колеса прехитрые с цепями да рычагами, и всякое иное учинено, чему даже и названия не ведаю. Все то - Держановы задумки. У стрельцов дружины моей ручницы, устроения доселе не виданного - такоже. А уж замков разных да забавок для детворы просто не перечесть... Вижу, сыне, теперь сам порываешься что-то сказать. Добро, говори уж.
- Отче Варнаво, да не я един все то сотворил - там и мастер Байко работал, и мастер Веденя, и дядя Никанор, и Мишата... Во многом же я и вовсе только помощником был.
- И опять помяну добродетель скромности, - добродушно заметил игумен. - А нынче над чем трудишься, княжиче?
- Дом призрения общинный есть у нас. Престарелые ратники одинокие да увечные, иные калеки. Мастер Веденя да я как-то раз для них особливые запоры дверные делали, а потом еще ухищрения разные для нужника теплого...
Он опять смутился.
Отец Варнава одобрительно наклонил голову:
- Доброе дело. И отнюдь не постыдное.
- Ага. У кого руки нет, у кого ноги, а то и обеих.... Я только тогда стал понимать, сколь же тяжелы им в жизни обычные дела. И подумал: вот бы каждому увечному новые руки-ноги сотворить! Чтобы не на деревяшках да с клюками, как допрежь. Когда мы с отцом в начале прошлой осени в Сурожск ездили, там у меня вдруг зуб коренной страсть как разболелся. Отец кинулся доброго лекаря искать, ему присоветовали спросить в иноземной слободе некоего герра Корнелиуса. Помню, вышел он к нам, расспрашивает меня участливо, а я всё на его ноги посматриваю и думаю: а отчего это он в сабатонах? Это, отче, ножные доспехи такие. А уж после того, как он мне питья какого-то дал да зуб вырвал, отец разговорился с ним и выяснилось, что у герра Корнелиуса ниже колен ног-то вовсе нет. Обеих. И то не сабатоны были, а ноги железные, мастерами германскими сработанные.
Кирилл вдруг почувствовал, как сердце заколотилось в его груди и правый висок откликнулся пульсирующей болью.
- Лязгающие Сапоги, - прошептал он еле слышно. - Лязгающие Сапоги...
- Ага, - кивнул ему Держан, - они и вправду лязгали при ходьбе. А мне, отче, тогда же на ум пришло: так ведь можно и руки подобные сделать, ну хоть для простейших действий - дверь открыть, взять что-нибудь. Над этим и думаем сейчас с мастером Веденею. Правду сказать, трудно дело идет. Руку-то саму для первой пробы уже мастерить начали, да проку от нее покамест маловато - еще только пребываем в спорах о том, как заставить ее пальцы сжимать.
Кирилл поднял голову, встретившись с внимательным взглядом отца Варнавы.
Глава VII
Келейник перегнулся из окошка и осмотрелся по сторонам. В быстро темнеющем небе беззвучно носились летучие мыши. Воздух посвежел, звуки со двора сделались по-вечернему отчетливыми.
- И прикрывай уж окошко, брат Илия, - негромко попросил отец Варнава. - К ночи идет.
Пламя свечей пробежало в веницейских стеклышках сходящихся оконниц, разноцветными пятнами отражений скользнуло по лицу игумена - он прищурился:
- Витязь наш где сейчас?
- Я видел, княжич Держан его в кузницу повлек, обещая показать там что-то этакое. По его словам - что-то невероятно интересное.
Келейник набросил на створки крючок, добавив:
- Вот и еще одна ниточка сыскалась, отче. Это я уже о...
- Так и разумею. Спасибо отцу Паисию - то его мысль была, чтобы князю всё на бумаге излагать неупустительно.
- Далеко сейчас, наверное, наш отец Паисий.
- Да, брат Илия, очень далеко. К делу вернемся. В Сурожске кто у нас есть? - отец Варнава вскинул голову, припоминая. - Так... Подворье Сретенской обители, настоятель... запамятовал имя его, из новых он.
- Игумен Вассиан.
- Вспомнил, верно. Достань-ка, брате, мой дорожный ларчик. Сейчас отпишу ему - пусть братия надзор непрестанный учинят за этим герром Корнелиусом. Заутра же князя Стерха попрошу, дабы гонца отрядил.
- Подворье невелико - может статься, помощники им надобны будут, отче.
- Пока своими людьми обойдутся, а там поглядим.
Он задумался и тихонько побарабанил пальцами по краешку стола:
- Кто же ты такой, герр Корнелиус-Лязгающие Сапоги? Кто ты?
***
- Может, пойдем уже? - спросил Кирилл со слабой надеждой. - Насмотрелся я, спасибо. Да и пить мне что-то захотелось.
- Как это - пойдем? - удивился Держан. - Ты что? Сейчас как раз самое интересное начнется! А попить вон там можешь...
Не отрывая жадных глаз от огненного зева кузнечного горна, он ткнул большим пальцем за спину, где у двери на низком толстоногом стольце располагался двухведерный бочонок, увенчанный перевернутым ковшиком.
По знаку мастера один из подмастерьев перестал работать мехами. Гул в вытяжной трубе утих, а ослепительное сияние углей померкло. Его напарник пошуровал кочергой в их глубине, выковырнув оттуда раскаленную почти до подсолнухового цвета железную чушку. Сам же мастер Веденя, ранее представленный Держаном с большим восторгом и пиететом, ловко ухватил ее клещами и потащил на наковальню.
Кирилл честно попытался углядеть "самое интересное" в том, что подмастерья принялись поочередно бить по ней молотами, а мастер, поворачивая заготовку из стороны в сторону, пристукивал то там, то тут маленьким молоточком.
- Тебе же пить хотелось, - напомнил Держан.
- Уже расхотелось, - буркнул Кирилл. - Послушай, мне вот что непонятно: ребята лупят от души - толк есть, плющат железяку основательно. А мастер Веденя твой только молоточком для виду пристукивает - а тут толку никакого, я же вижу. Это оттого, что ему, как мастеру, теперь зазорно наравне с ними молотом махать? Дескать, и так сойдет?
Держан гыгыкнул:
- Да это он просто указывает, в какое именно место подмастерьям следует удары наносить! Ну ты князь Тьма Египетская!
- Слава Богу, ты у нас есть - просвещающий тьму нашу Гефест Сварожич, княжич Наковаленский. Знаешь, пойду-ка я, пожалуй. А ты оставайся да гляди во все глаза. Не то пропустишь ненароком это свое самое интересное.
- Ты что - обиделся? - спросил Держан, поспешно притворяя за собой дверь кузницы и догоняя Кирилла.
- Нет.
- Правду говоришь?
- Ага. Ее, голубушку, ее самую. А в подтверждение давай-ка, княжиче, я исполню в твою честь замечательную германскую балладу о достославном и благородном Дитрихе Бернском.
- Э... Так ведь ты уже принимался давеча - забыл, что ли? И германский я через пень-колоду разумею, и не понравилось мне, если честно. Уж не обессудь, княже.
- Да какая разница, что тебе не понравилось, княжиче? - как-то слишком простодушно удивился Кирилл. - Зато мне она ну до чего ж по душе! По-моему, этого вполне довольно.
И безо всякого перехода затянул нараспев, как истый миннезингер, аккомпанируя себе на чем-то невидимом, но явно струнном:
- Zwei Leute von
