пределы этой комнаты. Любое слово, произнесённое здесь, дойди оно до ушей злоумышленников, может нанести колоссальный вред не только государству, но и Его Величеству.
-Господин Трапезников. – отнесся он к Матвею Тимофеевичу, - вас попрошу прояснить некоторые детали произошедших событий в городе N. Признаюсь, без ваших объяснений нам будет затруднительно трактовать действия террористов. Николай Арнольдович, - поворотился он к Митькову, - рассчитываю на ваши практические дополнения, поскольку вы, так сказать, только что с передовой.
-Что до вас, Евгений Сергеевич, - усы его дрогнули от лёгкой улыбки, - будьте готовы, как вы это умеете, оказать необходимую лекарскую помощь.
-Я готов-с, ваше высокоблагородие, - Трапезников попытался встать, но надворный советник остановил его движением руки.
-Растолкуйте нам природу похищенного металла и в чём его ценность для преступников?
Трапезников снова сделал попытку подняться, но опомнившись, остался сидеть. Волнуясь, он вытащил из кармана брюк носовой платок и вытер им руки.
-Господа, видите ли…- начал он неуверенно, - пожалуй я начну с Петербургского физико-химического общества. Как вам должно быть известно, я прошёл полный курс по кафедре неорганической химии в Петербургском университете. В дополнении изучал минералогию в Германии. Этого требовал мой родитель Тимофей Матвеевич, требовали интересы нашего семейного дела. Мой прадед, тоже Матвей Трапезников с высочайшего соизволения Императрицы Екатерины Алексеевны основал золотодобычу на Урале, а также в Баргузинских горах. С него, можно сказать, Трапезниковы и начались. По возвращению моему из Германии я стал изучать иноземный опыт по извлечению меди и золота из бедной на благородные металлы колчеданной руды. Одновременно заделался завсегдатаем физико-химического общества Петербурга. Полгода тому назад профессор Егоров из Военно-медицинской академии представил доклад об опыте с неизвестным мне ранее минералом - оксидом урана. Слова профессора натолкнули меня на счастливую догадку. Суть её в том, господа, что, овладев явлением превращения урана из одного его состояния в другое, можно добыть неиссякаемый источник тепла. Видите ли, ядро урана постоянно излучает тепло. Если овладеть этой природной стихией, то человечество обретёт процветание и всеобщее благоденствие! Тепло можно превратить в электричество, в паровую энергию… да мало ли какие ещё блага это может принести! Можно избавить человечество от необходимости заготовления дров, угля. Представьте, господа, сколько можно сохранить леса от вырубки! Можно избавить горняков от непосильного труда в угольных шахтах! Такое открытие совершит всеобщую техническую революцию! Согласитесь, господа, это наверно лучше всякой другой революции! Более того, уран, легко отдавший тепло, по-прежнему сохраняет внутри своего ядра колоссальную энергию, которая в тысячи раз превышает энергию изобретения Альфреда Нобеля! Вы только вдумайтесь, господа…впрочем, я увлекся! Пожалуй, я продолжу... С благословения своего родителя Тимофея Матвеевича я с большим энтузиазмом взялся за новый проект. По счастью оказалось, что искомая земля залегает в близких к нашим золотым приискам местах – в Забайкалье. На Поволжье в известном вам, господа, месте имею производство, где провожу опыты с колчеданной рудой. Как всякое изобретение, способ химического добывания чистого минерала из урановой руды, требует секретности. Тут важно быть первым, и потому всякий патент готовится тайно от соперников и недоброжелателей. Словом именно этим объясняется некая завеса скрытности и возникшие пересуды, среди праздной публики. За короткий срок при очень энергичных усилиях удалось добыть двести грамм с лишком чистого урана! И вот теперь он похищен, а с ним утеряны результаты кропотливого труда и вложенный капитал, господа!
Трапезников замолчал. Митьков и Зубатов переглянулись.
-Не хотите же вы сказать, - прервал молчание Зубатов, - что похищенный металл кроме как выделением тепла более ничем не примечателен?
-Матвей Тимофеевич, - хмуро продолжил за Зубатовым Николай Арнольдович, - возможно ли использовать этот металл…уран? Использовать уран в приготовлении метательных зарядов. Предположим, для увеличения силы взрыва?
Трапезников испуганно посмотрел сперва на одного потом на другого жандарма.
-Имеете в виду бомбу? – он пожал плечами, - никак нет-с! Лишено всякого смысла! Уран не взрывается. Впрочем, если бомбу начинить урановым металлом, то она станет тяжелее. Уран – к вашему сведению, господа, очень тяжелый металл и, надо сказать, устойчивый к внешней кинетической энергии. Проще говоря, уран прочнее, например, стали.
Снова наступило молчание. Выражение лиц обоих сыщиков не оставляло сомнений в том, что до них, наконец, дошла мысль, что они неожиданно угодили в тупик. Первым спохватился хозяин кабинета. Он встал, подошёл к Трапезникову и пожал ему руку, прощаясь.
-Благодарю вас, Матвей Тимофеевич! Вы нам оказали неоценимую услугу. Не смею вас более задерживать. Мой нижайший поклон вашему батюшке Тимофею Матвеевичу.
Трапезников пробормотал что-то вроде «Непременно…и вам…благодарю…счастлив быть полезным», коротка кивнул нам и исчез за дверью.
По его уходу в кабинете повисла тягостная тишина. Зубатов, по-прежнему хмурясь, прошёлся по кабинету из конца в конец, но, видно, не найдя выход из тупика ни в одном из углов кабинета, с досадой обратился к Митькову.
-Тогда какого дьявола они его стащили? Если он такой безобидный, то за ради чего они положили столько своих боевиков?! Тёплый он видите ли! И это всё?!
Мне уже давно хотелось обратить общее внимание на некоторые детали, связанные с фабрикой, о которых господин Трапезников то ли по рассеянности, то ли по какому умыслу опустил в своём рассказе.
-Приношу свои извинения, что вторгаюсь в разговор, Сергей Васильевич, - обратился я к Зубатову, - однако ж, как доктор, хочу привнести в историю с рудой некоторую деталь. Думаю, предмет нынешнего разговора, а пуще его важность, снимают с меня обязательства перед господином Трапезниковым не разглашать факты, которые я имел возможность обсуждать с ним.
-Говорите, - приказал Зубатов.
-Я полагаю, нет я убеждён, что уран или его природный минерал крайне опасен для здоровья. Я и доктор Томилин тому свидетели. Мы лично наблюдали случаи тяжелого воспаления слизистых глаз у работников, занятых на фабрике, и, что самое удручающее, тяжелое, не поддающееся лечению воспаление дыхательных путей. Вплоть до некротических язв на слизистых. У меня есть подозрение, господа, что длительный контакт с рудой, а возможно и с самим металлом, в процессе промышленной его обработки приводит к разрушительным процессам ещё и в головном мозгу. Опухоли в костях также могут быть следствием взаимодействия с рудой.
-Евгений Сергеевич, дорогой доктор! – несколько конфузясь и поглядывая на Зубатова, прервал меня Митьков, — всё это, конечно, печально и может заинтересовать рабочие организации или ваших коллег. Однако здесь, сведения эти, я полагаю, малополезны.
-Обождите, Николай Арнольдович, - остановил его Зубатов и требовательно спросил меня, - то есть вы хотите сказать, что эсеры похитили минерал, имея целью нанести непоправимый вред чьему-то здоровью?
-Именно! – закивал я, ободрённый поддержкой, - внешне всё будет видится не как злодеяние, а как необъяснимая и неотвратимая в своем исходе болезнь.
-Воля ваша, Сергей Владимирович, - Николай Арнольдович имел вид весёлого недоумения, которым нередко пытаются скрыть растерянность, - но сия версия, простите меня, доктор, звучит, как выдумка беллетриста. Средневековье какое-то, тайны Мадридского двора!
Зубатов молча смотрел мимо Митьков и о чём-то сосредоточенно размышляя.
-Нет, - наконец заключил он, закончив, видимо, перебирать в голове возможные варианты злого умысла, - я никак не допускаю, что эсеры столь искусны в своих планах. Для них важно совершить убийство громко, на людях, чтобы эхо прокатилось по всей Империи. И потом, Евгений Сергеевич, как вы себе это представляете? Они будут предлагать жертве украденный порошок в виде нюхательной соли? Или в ресторации официант услужливо будет предлагать поперчить им бифштекс!? Нет, я решительно не допускаю такой возможности!
Николай Арнольдович утешительно похлопал меня по плечу и направился к стоящему в углу столику с лёгкими закусками, принесенными ещё до ухода промышленника.
Огорчённый замечанием Зубатова, я смотрел, как Митьков ухватывает зараз два расстегая и отправляет их в рот. Вдруг слова Зубатова о нюхательной соли, да и вид Николай Арнольдовича с расстегаем всколыхнули мою память и на её поверхности появилось крымское лето, лазурная гладь моря и комическое лицо дежурного офицера.
-Господа, - тон мой заставил присутствующих господ оборотиться ко мне с неподдельным вниманием, - коль не чудовищно моё предположение, прошу выслушать его до конца. Я с убеждённостью думаю, что эсеры замыслили покушение на членов императорской семьи. Я вкратце рассказал о своём летнем вояже в Крым и о прогулке с госпожой Веляшевой по Ливадийскому парку, о её живом интересе к устройству дворцовых служб.
-Порошок идеально подходит для распыления в воздухе помещений, коим дышат обитатели дворца. Например, поместить его на ночное время в вентиляционных трубах - спальни закрыты, и заражённый воздух сосредоточен аккурат внутри опочивален. Жертва вдыхает вредоносную пыль в течении нескольких часов сна. Кроме того, - заторопился я, боясь, что меня прервут, - проникнув на кухню, уран легко смешать с тестом для выпечки хлеба или добавить в питьевую воду. Вариантов не счесть, господа!
-Невероятно! – тихо проговорил Николай Арнольдович. Он так и стоял с занесенной рукой, из которой торчал наружу надкушенный расстегай.
Зубатов нервно провел рукой по лицу, слово смахивая паутину.
-Известный ли это факт? – повысив голос, спросил он, - я имею в виду, известно ли широкой публике факт опасности от урана?
Я кивнул и сослался на две статьи в медицинском немецком журнале «Анналы общей медицины» и на недавнюю статью в Вестнике физико-химического общества.
-Как не звучит это фантастично, но я обязан об этом доложить. – надворный советник, казалось ещё сомневался в реалистичности моего предположения, но долг брал своё и оттого вид он имел решительный, - Николай Арнольдович, безотлагательно организуйте поимку преступника! Отыщите его вместе с этим чертовым порошком! Считайте это задание наивысшей важности и спешности.
Он повернулся ко мне.
-Благодарю вас, Дорн. Николай Арнольдович не ошибся в оценке ваших способностей. Рад знакомству с вами. Прощайте!
***
Мы спустились вниз к томившемуся долгим ожиданием Сидорчуку. В тесном вестибюле по-прежнему толпились просители, чиновники и военные. Мы вышли на шумную Гороховую. Я поглядел наверх, любуясь фризами и барельефами на домах. Несмотря на конец лета, ещё видны были следы уходящих белых ночей - солнце, словно зацепившись за крыши домов, повисло в остывающем небе.
Митьков грузно вскарабкался в извозчичью пролётку – в казенном транспорте нам было отказано по причине
