убит министр внутренних дел. Так приговорили Августу Михайловну.
-Отчего же так жестоко? – у меня до сих пор перед глазами стояла картина - женская шея с огромным поперечным подкожным кровоизлиянием, - я слышал, они обычно в своих жертв стреляют. Или бросают бомбу.
-Нет-нет, им шумиха была не нужна, - покачал головой сыщик, - они готовили взрыв в другом месте, а показательная казнь со стрельбой могла им навредить. Расправу они предполагали «тихую». Никифоров на допросе показал, что убить цианидом предложил Курносов. Яд он украл. Курносов работал в секретном цеху, где цианидом обрабатывают руду. Там и стащил. Никифоров показал, что по первоначалу возникло затруднение – работу в цеху на время остановили, и всех заставили работать с новой рудой. Поэтому Курносов тайно проник к технологу в кабинет и уже оттуда выкрал порошок. Решили, что Травников придёт в гости к Суторниной, мол, поговорить о книжках, новые взять, и подсыплет цианид в чай. Не получилось. В общем, всё было, как вы и предполагали. Увидев, что яд не действует, Травников схватился за кочергу. Кстати, я спросил у Травникова, как он наловчился так убивать? Представьте, вы и здесь оказались правы, говоря о древних казнях. Буряты в своих поселениях до сих пор практикуют такое наказание. Травников от них и перенял, когда с отцом был на приисках. Кочергу мы нашли в кустах недалеко от дома Веляшевой, а вот железный прут, коим он огрел Никифорова, до сих пор ищем.
-Николай Арнольдович, обождите, – я с силой растёр лоб, - давайте по порядку. В нашем городе существует кучка эсеров – отъявленные негодяи, возомнившие себя революционерами. Негодяи, за исключением некоторой особы…она ведь не участвовала в вынесении приговора Суторниной. Верно? Вот-с…Ячейка готовит покушение. Тут выясняется, что за ними следит агент Охранного отделения. Учительницу, царствие ей небесное, лишают жизни. Тем временем в аптекарской лаборатории Никифоров приготовляет взрывчатую смесь и саму бомбу. Так? Так! И если верить рассказу Травникова, именно Никифоров отвозит бомбу в город. Тогда зачем Травников рассказал мне о Никифорове?
Митьков снова стал пристраивать поудобнее раненую, утомился и огорченно откинулся на подушках.
-Доктор, не сочтите за труд, прикажите кондуктору подать чаю. Совсем в горле пересохло, да и сердце колотится, как хвост у поднятого зайца.
Принесли чаю и Николай Арнольдович продолжил.
- Для меня это тоже оставалось загадкой до момента покушения на помощника аптекаря. Если следовать простой логике, - подпольщики тайно готовят покушение, потом демонстративно совершают убийство чиновника, то затем они должны замести следы, «лечь на дно» и сидеть тихо, как мышь под веником. Тем не менее донос телеграфиста на своего товарища ломает эту логику. Признаюсь, я сперва легкомысленно отнёсся к Травникову, почитая его рассказ о мнимом подрывнике за нервический бред. Однако после взрыва у театра и особливо после покушения на Никифорова, я задумался. Телеграфист уж больно точно описал составные части бомбы. Либо он прекрасно осведомлен о том, как она устроена, либо он хочет, чтобы не было сомнений в том, что Никифоров бомбист. Кроме того, Травников рассказал это не полиции, где его могли жёстко допросить, чего он явно избегал, а вам, человеку, уж извините, Евгений Сергеевич, бесхитростному и доверчивому. Зная вашу порядочность, он был уверен, что вы поделитесь этой информацией с полицией. Таким образом по его замыслу, после взрыва полиция бросится искать Никифорова. Прийдя к такому заключению, я задал себе вопрос, для чего Травников сдал своего товарища? Зачем давать нам такие подсказки? И в этот момент обнаруживается Сенька Никифоров, без пяти минут покойник. То есть, Травников рассчитывал, что мы, найдя труп помощника аптекаря, заключим, что злодей, организовавший взрыв у театра, погиб. Зло наказано. Дело закрыто. Это называется «концы в воду».
-Вероятно, я что-то упустил, - помотал я головой, пытаясь всё связать воедино, - мне невдомёк, зачем ему всё это? Ведь, нет ни одного свидетельства, что Травников как-то замешан в террористическом акте! Зачем ему нужен был, извините мой цинизм, мёртвый Никифоров? Никто бы не узнал ни о нём, ни о Травникове самом, ни о…как его? Курносове!
-Скажу вам откровенно, доктор, это я сейчас задним умом такой всезнающий. Когда я привёз помощника аптекаря к вам в больницу, у меня в голове была такая каша из догадок и всевозможных версий, что самому впору голову лечить электричеством. И по чести сказать, ни в одной из этих версий Травников не фигурировал. Нужно было случится налёту на фабрику, чтобы в моей голове как по щелчку всё встало на свои места. Ну а последующие допросы Никифорова и Травникова только добавили деталей. Так вот-с!
Взрыв у театра – это был, как выразились бы военные, отвлекающий маневр. Взрыв и случившиеся после него волнения нужны были только с одной целью – отозвать все силы полиции и нескольких жандармов из города. Потому что главным замыслом было ограбление фабрики, в которой после очистки руды цианидами получали золото. Их целью было золото! Готовили они эту «эксу» давно. Вы стали невольным им помощником, доставив из Ялты ящик с оружием. Пистолеты и патроны к ним.
- Выходит, Никифорова хотели убить, потому что он знал о налёте?
- Он знал, но не должен был участвовать - кишка у него тонка. От него особенно и не скрывали всю операцию. Он уже тогда был назначен жертвой. Предуготовленная жертва на алтарь революции.
–Какая низость, какое вероломство! – воскликнул я с возмущением.
-Нет, не скажите, - засмеялся ротмистр, - по-моему, план хитроумен и в некотором смысле вызывает восхищение! Тем более, что от начала до конца был разработан женщиной – госпожой Веляшевой. Дело в том, что два предыдущих «экса» она провалила. Этим налётом она хотели восстановить свою репутацию и сорвать куш.
Меня словно громом поразило! До последнего момента я надеялся, что Лиза случайно оказалась среди этих негодяев, так сказать, по причине восторженности мыслей и легкомысленного увлечения социальными идеями, но теперь?!
Митьков, забыв о ранении, увлечённо продолжал рассказ:
- Сестра Ксения опознала Травникова, после чего злодей сознался, что дважды пытался убить Никифорова.
-Учительницу убили из-за того же? – я пришёл в себя и решил поддержать разговор, - она узнала о готовящемся налёте?
-Как выяснилось, нет. Причина провала была в другом. Однажды Травников, который имел доступ в почтовое отделение, копался в прибывшей корреспонденции и обнаружил письмо, адресованное Суторниной. Она тогда уже была у них под подозрением. Письмо было отправлено её близкой родственницей княгиней Киреевской. В письме их сиятельство писали, что на днях имели удовольствие слышать от генерала Дашкевича слова восхищения, касательно её, Августы Михайловны подвига на благо Императорской семьи и во славу Отечества. Вот-с! Это и был приговор Суторниной.
-Как? Объясните! – опешил я, - что дурного в том, что девица княжеских кровей отправляется служить Отечеству простой сельской учительницей? Действительно гражданский подвиг! Таких подвижников, кстати, не счесть числа! Убивать за служение на благородном поприще просвещения? Это уму не постижимо!
-Конечно, дело не в этом, доктор! Ваше негодование объясняется вашим незнанием, кто такой генерал Дашкевич. Во-первых жандармский, во – вторых, до недавнего времени он являлся прямым начальником надворного советника Зубатова Сергея Васильевича, а Сергей Васильевич - это политический сыск.
-Постойте! Не мог человек с четырьмя классами образования знать такие детали!
-Он и не знал. Знал человек, который прекрасно ориентируется в столичном обществе и знаком с некоторыми именами во власти.
-Вы хотите сказать…- уже обреченно пролепетал я.
-Увы, Евгений Сергеевич, увы! –кивнул Митьков.
После горестного для меня известия я надолго замолчал. Потом, собравшись с силами, спросил:
-Какова же судьба Елизаветы Афанасьевны?
-Под стражей, госпожа Веляшева, под стражей. Перемещена в Петропавловскую крепость. Так же как и её подельники – Травников и Никифоров. Всем троим грозит висельница. Но, думаю, столичные адвокаты для неё лично выторгуют у присяжных ссылку или поселение.
Николай Арнольдович внимательно смотрел на меня. Вероятно я представлял жалкое зрелище. Сломавшийся от житейских невзгод интеллигент.
-Вам боле не интересен дальнейший ход расследования? – спросил он не без обиды и, заручившись моим молчаливым согласием, продолжил, - полноте, дорогой доктор, горевать. Разочарования в людях неизбежны и даже полезны. В них для мыслящего человека источник мудрости, в отличии от испытанных нами минут счастья. Последние лишь напоминают, что жизнь скоротечна и увы, конечна! Вспомните, «Мгновенье, прекрасно ты, продлись, постой!»*. Полноте, доктор!
*-"Фауст" И.-В. Гёте в переводе Холодковского Н.А. (1878)
***
День клонился к своему завершению. Мне вспомнились одинокие вечера во флигеле. Вдруг издалека, кажется за горизонтом, донесётся звук паровозного гудка. И представляешь себе поезд в огнях, стремительно несущийся мимо тёмных лесов, спящих деревень и твоего притихшего сонного уезда, где ты сидишь один во флигеле, в своём кабинете. Огонь ещё не зажжён, чтение уже наскучило и ты ежечасно ждёшь, что вот-вот застучат по больничному двору дрожки и повезут тебя в ночь, в деревню, к больному.
-Каков же был план? – очнувшись от своих мыслей, спросил я.
-План налётчиков был следующий. Зная о том, что на фабрику должен прибыть обоз с золотоносной рудой, они предполагают проникнуть в охраняемую часть, где находится контора, под видом этого обоза. По их расчётам, которые строились на сведениях, добытых Курносовым, в конторе в сейфе должно храниться не менее двух килограммов золота и несколько тысяч зарплатных денег в ассигнациях. Чтобы обезопасить проникновение, им было нужно, чтобы охрана из полицейских и жандармов, была удалена с территории, а лучше из города. Для этого они планировали произвести отвлекающий внимание полиции взрыв в губернском городе. Протесты, которые потребуют дополнительного привлечения сил полиции, должны были усугубить хаос, причиненный убийством чиновника. Организацию бесчинств поручили группе местных эсеров во главе с мещанином Черновым, объявив, что цель террора столичный чиновник -действительный статский советник Балмошнов. Всё было рассчитано буквально по минутам. Но тут выясняется, что у обоза в пути произошла задержка. Обоз запаздывает. Студент Ильичев тем временем взрывает бомбу в назначенное время, но по счастливой случайности Балмошнов проехал на вокзал другим путём. Взрыв убивает и калечит невинных людей, в том числе и самого бомбиста – тот умирает от ран сразу же, на месте. После взрыва вспыхивают немногочисленные, но шумные выступления мещан и рабочих. Губернская полиция, перепугавшись, отдает приказ стянуть из уездных городков всех полицейских, включая даже жандармов с железной дороги. Фабрика лишается охраны. Но обоза на лесной дороге нет. Проходит ночь, утро. В городе к тому времени уже навели порядок. Полицейские вот-вот вернуться. Часть боевиков из страха, что нагрянет
