Оказывается, его пальцы сжимали ее плечи. Причем очень сильно. С запозданием осознав происходящее, Кирилл оторопело отдернул руки:
– О Господи, да как же это я… Прости, прости, прости!
Маленькая ладошка быстро легла на его губы:
– Нет, нет, нет! Не говори этих слов – ведь я же всё видела. А еще лучше вообще ничего не говори. Бедный ты мой. Бедный, бедный, бедный…
– Отчего же бедный? Да я богаче всех – у меня есть ты, Видана. Не плачь, дубравушка моя.
– А я и не плачу. Это просто слезы сами собою бегут. По-настоящему-то плачут вовсе не так – разве не знаешь?
– Знаю.
– Ягдар, а кто он?
– Кто, Видана?
– Ну тот, который в грозу был за дверью. Другой ты.
***
– Где сейчас находится князь Кирилл? – спросил отец Варнава.
– Полагаю, уже успел встретиться с Виданою, отец игумен, – ответил брат Иов. – Сорвался с постели ни свет ни заря. Из дубравы успели передать, что берут дозор за ними на себя.
– Понятно. Не проговорился бы он ей невзначай…
– Опять повторю вчерашние слова Ворона, – угрюмо подал голос отец Власий. – И почти дословно: «В первую же ночь в обители все воспоминания князя Ягдара из рода Вука о Диевой Котловине на время уйдут. Уйдут глубоко. Изредка появляясь в снах и видениях, будут казаться фантазией разума. В памяти останется только их с братом Иовом непрерывное путешествие. Даже Видана не сможет ничего увидеть. Не будет беспокоить его и вопрос по поводу переданного образца яда. А в самом конце я всё верну». Теперь добавлю от себя: не понимаю, зачем вообще нужно было…
– Будь добр, погоди с этим, отец архимандрит, – попросил настоятель и опять обратился к иноку:
– Брат Иов, ты же был свидетелем тому? Расскажи, как всё произошло.
– Да, отец игумен. Помощник старосты описывал свое состояние так: после того, как князь взглянул на него, ему вдруг сделалось необычайно уютно и покойно. А еще очень захотелось говорить одну лишь правду, не упуская никаких деталей и подробностей. Поэтому он ничтоже сумняшеся упомянул о склянке с ядом. Хорошо, что князь Кирилл перебил его и не дал продолжить. А дальнейший разговор весьма умело взял на себя ключник Тит.
– Очередной дар пробудился. Непроизвольно, непредсказуемо и притом незаметно даже для самого князя… – размыслительно проговорил отец Варнава. – Нам просто повезло. По самому краю прошли. А ведь вначале казалось, что всё так хорошо продумано.
– Ты же у нас голова! – язвительно вставил отец Власий. – Любую детальку учтешь, во все тонкости разумом проникнешь. Прямо-таки зависть берёт.
– Спаси Господи, брат Иов. Возвращайся к своим делам…
Инок положил поклон и покинул настоятельскую келью.
– А ты, отец архимандрит, теперь можешь не мелочиться, а вступать в полную свою силу. Начинай.
– И без твоего позволения начал бы. Не понимаю, зачем вообще вдруг понадобилось отправлять князя в эту Диеву Котловину?
– Ты же сам говорил, что от такого количества тяжестей, что почти одновременно свалились на него, он просто мог сломаться. Причем, уже необратимо.
– Это не я говорил, это я Вороновы слова передавал! – сварливо поправил маленький архимандрит. – Ну ладно, отдохнул он там – а дальше-то что? А дальше, батюшка игумен, опять начнется то же самое! Неужто не понимаешь, что теперь его ни за что не оставят в покое?
– Хорошо, – произнес отец Варнава подчеркнуто ровным голосом. – Из твоих слов выходит, что если человек, скажем, крепко простудился и мечется в жару, то лечить его не следует на том основании, что в будущем он простудится еще не раз. Я правильно тебя понял?
– Тебе виднее, – огрызнулся отец Власий. Он свел глаза к носу и принялся с угрюмой сосредоточенностью выбирать нечто невидимое из своей бороды. – Ты у нас самый умный. Потому что самый главный.
– Воздействие Диевой котловины вместе с трудами Ворона укрепили князя. В дальнейшем ему не будет столь тяжело.
– А разве я спорил с этим?
– Нет. Тогда вот что еще скажи: что ты думаешь по поводу поражения князя молоньей?
– Да ничего, – буркнул маленький архимандрит, не отрываясь от своего занятия. – Толку-то от моих думаний.
– Ладно, тогда о другом, – терпеливо произнес отец Варнава. – В Гурове он побывал на кладбище, а Ворон описывал его видения до того и после. Что, если он вдруг возьмет и спросит прямо?
– А то, что ты в ответ возьмешь и так же прямо выложишь нашему дивному витязю всё, как на духý. Есть у тебя хоть какой-нибудь выбор? Э-э-э… Вот то-то и оно. Да не бойся, не спросит: он же теперь весь в себе. Весь, голубчик наш, со всем своим, так сказать, добром. И притом надолго, батюшка игумен, – аж до самого конца. Так-то. Не веришь мне – с Вороном поговори, когда вернется. Ну а в конце-то – после всего уж – все равно ведь собирался поведать ему всю правду. И покаяться.
– А ты?
– А я – нет. Хе-хе… Я твое решение всего лишь поддержал, но принимал-то его ты один, никого не спросясь. Да покаюсь и я, покаюсь, – так и быть. Для пользы своей духовной. Ох-хо-хо… Ладно, хватит об этом, надоело. Пойду-ка, пожалуй. Пора мне уже к дороге приуготовляться.
Отец Власий наконец оставил бороду в покое, принялся высвобождаться из кресла, усердно кряхтя и сокрушаясь:
– Как там в Сурожске содруги мои без меня-то? Георгию, положим, никакой присмотр не надобен – он у нас уже совсем большой, но вот со старцем Димитрием и Ворон не сладит, если что. А про молонью и всё прочее не спрашивай. Ничего не спрашивай – не знаю, не знаю, не знаю!
– Почудилось мне, что молчал я.
– Вот и молчи. Тут после этого из обычных людей иногда вдруг такое начинает вылезать наружу, что просто Господи помилуй. А уж из него-то… Ох-хо-хо… Так что бди, отче, не пропусти чего-нибудь ненароком, – он хихикнул совсем не весело. – И еще кое-что открою: боюсь, все эти его, так сказать, письменные исповеди давно уж – только половина правды. А другую половину он таит да копит. Таит, понимаешь, да копит, понимаешь, до поры до времени – вот они какие, наши дела, понимаешь.
– Я знаю.
– Молодец. И дальше продолжай знаниями обогащаться, занятие похвальное. Кстати, витязь наш дивный пускай порезвится еще денек-другой на свободе – и отправляй его в Большой Дом, как и договаривались. За теми же знаниями. Да и присмотр там построже твоего будет. Не всё ж коту как не масленица, так Диева Котловина. Засим оставайся с Богом, батюшко игумен.
– Помоги, Господи! – тяжело проговорил отец Варнава, поднимаясь следом за ним. – Кого из братий возьмешь с собою?
– Да кого благословить изволишь – ты же тут настоятель. Вроде как. Хе-хе…
***
Старый сосновый частокол высотою почти в две сажени появился сразу за проходом среди известняковых скал. Голубовато-серая, в пятнах мшистой прозелени, остроконечная стена выходила из-за обеих сторон безлесого пологого холма со срезанной верхушкой и смыкалась в кольцо у огромных ворот.
– Ого-го! – сказал Держан, уважительно окидывая их взглядом.
– Ого-го, – подтвердил брат Иов.
Он несильно ударил ладонью по начищенной до багряного свечения связке медных полос, которая свисала с крюка на воротном столбе. В ответ на нестройное бренчание во вратнице тут же отворилась узкая невысокая дверца.
– Пополнение? – спросил голос за нею.
– Да, – ответил инок. – С Богом, юнаки. Скоро свидимся.
Прощально подняв руку, кивнул и зашагал обратно.
– Давайте, давайте! – поторопил голос.
Кирилл вскинул плечом, поудобнее располагая за спиною кожаный мешок, наклонил голову и ступил внутрь. Держан зашуршал сзади, пытаясь протиснуться.
– Узки врата, к совершенству ведущие. Не всяк внидет ими, ох не всяк! – нараспев проговорил юнак-привратник и подмигнул: – До чего ж верно сказано-то, так ли?
– Наверное, за гвоздь какой-нибудь зацепляется… – сдавленно пробормотал княжич, дергая лямку застрявшей в проеме поклажи.
– Нет там никакого гвоздя да и отродясь не было, – насмешливо и безжалостно отозвался молодой дубравец. – Эко ж добра-то у тебя в мешочке, однако! Для себя одного припас или между делом помаленьку приторговывать станешь? А что за товар, если не секрет?
Раскрасневшийся от злости Держан высвободил наконец свой злополучный мешок и, не отвечая, закинул его за спину. Кирилл тем временем уже успел наскоро осмотреться.
Четыре больших, а точнее, длинных дома примерно с десятком разновеликих срубов меньших размеров окружали со всех сторон мощеную рваным плитняком площадь в центре. Из растительности, кроме жухлой скошенной травы, на всем внутреннем пространстве не наблюдалось ни деревца, ни кустика. Возможно, так оно и было задумано – либо по какой-то причине, либо с каким-то умыслом.
– Любознательствуешь? Похвально, похвально! Но можешь не спешить, еще удастся наглядеться всласть и даже сверх того. С горкою.
– Нам куда?
– Да вон туда, – привратник мотнул головой в направлении длинного строения слева. – Там мастера-наставника Аксака спросите.
Он отвернулся, поднял с лавочки лежавшую кверху корками книжку и погрузился в чтение.
Держан склонил спину в угодливом поклоне:
– Спасибо тебе, человече добрый! Вот и мне учители мои всегда твердили: читай, отроче, читай больше, – авось от того когда-нибудь да поумнеешь. Но сказать по правде, я им не очень-то и верил.
Дубравец безучастно помахал ему рукой, не поднимая глаз.
Указанный дом внутри был как бы разделен на две половины огромной печью. Десятка три юнаков сидели на лавках вдоль стен, вполголоса переговариваясь, лениво околачивались в широком проходе меж двух рядов кроватей под косматыми шерстяными покрывалами. Со стороны тесной стайки у печи доносились звучные шлепки, сопровождаемые отрывистым хеканьем и смешками, – там играли в очень увлекательную немудрящую забаву под столь же немудрящим названием «клоп-хлоп». В конце дальней половины сумрачно теснились высокие поставы с глухими дверцами.
– Здравия и долголетия, содруги!
Неожиданно для себя Кирилл и Держан произнесли это в один голос. Их осмотрели – кто с любопытством, кто безразлично. Отозвались так же по-разному, как кому вздумалось:
– Мира и блага!
– И вам здравствовать, и родичам
