– А вы к нам в гости изволили пожаловать или как?
– О! Я гляжу, помаленьку множатся рати наши!
– Ну-ка назовитесь-объявитесь да честному братству в ножки поклонитесь!
Покровительственно усмехнувшись, Кирилл поднял руку и возвестил зычно:
– Юнаки! Всяк внимай! Канон третий гласит: наставников же вошедших приветствуй отъятием спорым гузна от седалища и наклонением почтительным недомысленной главы своея. Взять строй! Не спать, не спать!
– А что: и вправду есть такой канон? – быстро спросил Держан сквозь зубы.
– Может и есть. Мне-то откуда знать?
Со стуком опрокинулась одна из лавок, загудели под ногами половицы. Толпа испуганно взметнулась, расплющилась о стену, дергаясь да вытягиваясь вдоль нее в неровную цепочку.
– Вот и ладно! – пророкотал Держан голосом князя Стерха и милостиво покачал ладонью: – Неплохо для начала, очень даже неплохо. Что скажешь, княже, – будет ли хоть какой-нибудь толк из этих охломонов?
На шум из каморки, выгороженной в углу торцевой стены, выглянуло скуластое лицо при скудной бороденке. Раскосые глаза быстро обежали помещение, остановились на Кирилле с Держаном. Выдвинулся и несколько раз согнулся указательный палец, приманивая их.
– Вот ч-ч-ч… – негромко, но с большим чувством произнес княжич. Кирилл ткнул его в поясницу и оба подчеркнуто бодро затопали на зов.
– Моя скромная помощь не понадобится ли во столь многополезных трудах ваших? – еще раз осмотрев их поближе, участливо поинтересовался невысокий человек поджарого телосложения. С равным основанием его можно было принять как за старовато выглядящего средовека, так и за моложавого старика.
– Э-э-э… Нет, благодарствуем. Вы будете мастер-наставник Аксак?
– Не буду, потому как давно уж есть. А вы кто таковы, гостюшки дражайшие?
– Князь Ягдар-Кирилл… Вукович…
– Княжич Держан… Э… Стерхович…
– Ага, ага. А отчего это вы, почтеннейшие мастера-наставники, голосами вдруг как-то странно ослабемши?
Кирилл выкатил грудь колесом, выпучил глаза:
– Уважение должное враз ощутимши, а такоже меру свою скудную осознамши, мастер-наставник! Одначе токмо порядку ради старались и благоустроения для!
– Ага, ага. А ты что скажешь, Кубыр-батыр?
– Дык оно, стало быть, в надлежащем рассуждении того, как, мастер-наставник! И никак иначе! – столь же браво ответствовал Держан.
– Вона как! Хм… Ну что ж: оба мыслите глубоко, излагаете логически непротиворечиво. Удаль молодецкая и прочее необходимое такоже наличествуют. Это обнадеживает. Теперь милости прошу ко мне – люблю, знаете ли, когда дом гостями полон.
Сильно припадая на правую ногу, Аксак вернулся в каморку и протиснулся вдоль узкой лежанки за крохотный столик у окошка. Раскрылась внушительных размеров книга в заеложенном полотняном переплете, перо с важностью погрузилось в чернильницу.
– Вначале сюда вас запишу, а после еще в своем диариуме, сиречь ежедневнике, кое-что помечу для памяти… – он повернул голову в сторону книжной полки за спиной, прибавив многозначительно:
– И порядку со благоустроением ради, и в надлежащем рассуждении того, как.
– Ой-ой, да он и вправду записывает, – пробормотал Держан себе под нос. – А обе книги-то с виду прям’ колдовские какие-то. Так оно и до беды недалеко.
Кирилл незаметно двинул его пониже рёбер, однако мастер-наставник, похоже, не расслышал. Продолжал аккуратно выводить буковку за буковкой и сообщать, вскидывая временами от кончика пера цепкие раскосые глаза:
– Из ожидаемых юнаков трое покамест не прибыли, к вечеру будут, надо полагать. Занятия начнутся завтра с рассветом, сегодня еще – так… Доедайте остатки домашней вольницы, попросту говоря. Обед и вечерю объявлю. Нужник – налево за братницею.
– Какою братницею?
– А тою самою, в которой мы с вами и пребываем. По двору не слоняться. На каждый выход наружу испрашивать моего позволения. Пожитки ваши переберу сейчас, что нужным сочту – под замок до поры. Остальному место определю.
Он отложил перо, полюбовался написанным и дернул бороденкой в сторону Кириллова мешка:
– Начинай ты, княже. Развязывай да выкладывай для осмотра свое добро. Эй, эй! На пол-то зачем? Вот на эту скрыню клади. Ага, ага.
Рука его быстро охлопала невысокую стопку исподней перемены, скользнула по книжным корешкам. На лице промелькнуло неясное выражение:
– И по-гречески, и по-германски читаешь?
– Читаю, – коротко ответил Кирилл.
– Чудненько. Наша книжница весьма и весьма неплоха. Ознакомишься, возможности предоставятся. Складывай обратно. Теперь ты, княжиче.
Клочковатые брови задвигались, гоняя складки по высокому лбу:
– Ага, ага… Omnia mea mecum porto. Ну-ка признавайся, добрый молодец: ты в душе – странствующий кузнец? Так... Клещи, молоток с молоточком… да еще и молоточишко имеется… Зубило, коловорот, напилочки. Хорошие напилочки, ладные… А где ж наковаленка? Оно ведь в работе как-то несподручно будет – без наковаленки-то!
Держан засопел, продолжая извлекать звякающее содержимое.
– Да ты еще и краснодревец, оказывается! Экие резцы занятные – впервые вижу подобные. И книгочей вдобавок! Ух, а это что за книга такая толстенная? Ну-ко, ну-ко… «О видимой природе и сокровенной сути стихий и веществ. Переложение с магрибского наречия достославного Трактата, составленного высокоученым и премудрым Умаром Могадорским». Вот это да! Сегиз кырлы бир сырлы!
– Мен тырысамын, – пробурчал Держан.
– Ага, ага. Достойное качество для всякого возраста.
– Отец Варнава и позволил, и благословил, а мастер Георгий советовал даже, – в голосе княжича проступила нескрываемая обида. – Сказывал: «На заемном инструменте мастерства не взрастить».
– Хорошо сказывал. И правду. Складывай все обратно.
– Так отчего же вы насмехаетесь, мастер-наставник?
– Как это – отчего? Приметил я, что по нраву тебе шутки да насмешки, порадовать решил. Или не угодил, не удовольствовал, а?
Задумавшись на мгновение, Держан ухмыльнулся и развел руками. Аксак хлопнул его по плечу, подмигнув:
– На этом всё. Пока. Теперь оба ступайте за мною, – он неуклюже задвигался в сторону двери. – Ну, чего мнетесь-топчетесь? А… Ага, ага: взыскания чаете? О нет, сейчас не дождетесь – я, други мои, люблю гостинцами-нежданами одаривать, в них радости куда больше. Сами сможете убедиться.
***
Дорги-хан громогласно отрыгнул и несколько раз погрузил кончики пальцев в глиняную миску с теплой водой. Отец Варнава гостеприимно приложил руку к груди:
– Рад, что скромное монастырское угощение так понравилось высокородному.
– Даже при дворах конязей и ханов я нэ получал такого удовольствия за столом! Клянус’, что моими устами сэйчас говорит нэ долг учтивого гостя, а сама правда. Очен’ прошу почтэнного Варнаву объяснит’ мнэ слэдующее: почему даже самая простая еда в его монастыре имеет такой прэвосходный вкус?
– Возможно, Дорги-хан удивится, однако подобный вопрос некогда задал наместнику Скальной обители один из князей Дороградских. И настоятель ответил ему: «Княже, твои кухари готовят пищу в страхе и трепете пред тобою, а монахи – с молитвою и любовью о Господе. Эту разницу ты и чувствуешь».
– Мудрост’ таких прекрасных слов достойна запоминания. Но тогда… Как называется вон то замечатэльное кушанье? Точнэе, называлос’.
Он улыбнулся, указывая в сторону расписного блюда с оставшимися на нем крошками.
– Креокавакос. Замечу, что именно так его готовят и в самом Византионе.
– О! Но тогда боюс’, что тайна его восхититэльного вкуса так и останэтся тайной даже для моего искуснэйшего повара из страны Син. И я очен’ опечалэн этим.
Дорги-хан немного переменил позу и выражение лица, давая понять, что намеревается перейти от вежливых оборотов к более серьезным предметам:
– Почтэнный Варнава! Я бы хотэл, чтобы мои слэдующие слова как можно скорее были услышаны нужными ушами.
– Никто не сможет опередить ни владетельного Дорги, ни его блистательного отца в том, чтобы они достигли Государева Престола.
– Воистину так. Уже сэгодня вэчером лоб моего гонца ударится о зэмлю у высокого порога Вэликого Конязя. Однако иногда…
Дорги-хан замолчал и, словно желая, чтобы его мысль была продолжена, едва заметно склонил голову.
– Однако иногда возникает необходимость в том, чтобы эти слова были услышаны кем-то еще, – подумав, предположил настоятель. – Верно ли я понимаю высокородного?
– Вэрно, достойный Варнава. Напримэр, у меня ест’ воины, которые вначале дэйствуют, а уже потом сообщают мнэ или о грозившей опасности, или других важных вещах, трэбовавших нэмэдлэнного исполнэния – такая у них служба.
– Каждый из нас – по-своему воин, Дорги-хан. Я внимательно слушаю.
– Три раза призывал мэня для обстоятэльной беседы Вэликий Домн. Хотя никакой особой нужды в двух послэдних случаях я нэ увидэл. Три раза он пел на разные лады долгую хвалэбную песнь Вэликой Славэне. И в этой песне Влахия была ее побратимом. И почувствовал я, что господар’ Радул как будто хочет попросить прощения за то, чего еще нэ сдэлал. А еще я почувствовал, что многие слова были трудны для нэго, но иных он произнести нэ мог. Почтэнный Варнава понимает меня?
– Господаря вынуждают к действиям, которые могут испортить его отношения со Славеной. Но тогда почему он не желает назвать того или тех, кто стоит за этим?
– Думаю, достойный Варнава догадывается, в каких случаях так происходит.
– Да, высокородный Дорги.
– Тумен людей моего отца раскинул свои шатры в стэпях Влахии. Как и просил Вэликий Домн. Стэпной Барс любопытэн – теперь он хочет увидэт’ того, кто решил, что сможет управлят’ им. Стэпной Барс наблюдает… – Дорги-хан прищурил холодные глаза, неожиданно и странно улыбнулся:
– А еще, добродэтельный Варнава, я должен буду повиниться пэрэд своим отцом за то, что нэ один раз почувствовал себя равным ему. Мой шатер посэтили знатные новоримляне, турки, византы, германцы, модьоры. Они посылали пэрэд собою вестников и приходили вечерами, тайком. Нэкоторые в одеждах простолюдинов. Их речи были исполнэны почтэния к Государю Славэнскому… – он сделал