– Господин президент! – чётко так отбивая слова, тем самым вкладывая в них дополнительную смысловую нагрузку (не надо мне тут читать морали), впившись в президента пронзительным взглядом, не тушуется на ответное слово Алисия. – Я вам не девочка, чтобы со мной таким тоном разговаривать.
А вот это уже интересно буквально для всех слышать и делать выводы. И все со вниманием и заинтересованностью к развитию этой словесной перепалки смотрят на президента и больше, конечно, на Алисию, совершившую так открыто камин-аут, признавшись в своих интимных отношениях не только с одной самой собой. Плюс ко всему этому, Алисия делает некое утверждение о том, что президент каким-то образом с этим связан, но при этом предпочитает оставаться нейтральным лицом (мол, у меня обязательства не только перед всем моим, государствообразующим народом, но и перед своей супругой Барбарой, а она такая собственница, что давай лучше не будет углубляться в эти наши связи).
И только мистер президент, поставленный Алисией не в самую удобную ситуацию вот таким своим агрессивным поведением, собрался ей достойно ответить, – ваши намёки и не пойми на что, Алисия Тома, совершенно беспочвенны и меня на них не взять, – как вдруг во всю эту интересно развивающуюся ситуацию вмешивается третье лицо, лицо Броуди. Кого лезть уж точно сюда не просили, но он лезет, взяв на себя роль всеобщего раздражителя.
– Я ждать не буду, пока вы там между собой до очередной глупости до препираетесь. – Не просто вот такую дерзость сзади Броуди заявляет, а он буквально всех шантажирует применением в публичной сфере неких, только ему известных, своих природных и естественных инструментов. Против чего, что за паскудство, и не попрёшь. И президент, с брезгливым выражением лица (больше ничего другого он противопоставить Броуди не смог), а также с нескрываемой злобой на него посмотрел, резко к нему обернувшись, – ну и сволочь же ты Броуди, – и отдал команду всё тем же генералом, кто Броуди крутил до этого: Парни, отведите его туда, куда он просит.
А генералам Маккартуру и МакБруту, совершенно непонятна вот такая постановка для них задач президента. Где он всю ответственность для выбора для Броуди места его встречи со своей природой, полностью перекладывается на их плечи. И ладно бы всё это происходило где-то в чистом поле, где пространство для манёвра есть в наличие, но здесь, где всего этого нет, а выбор одного из четырёх углов, это не выбор, это называется подвести их к заранее предусмотренному результату – за все последствия естественной связи Броуди со своей природой, а они точно будут, отвечать с этого момента будут только они, а не президент.
И как ещё подспудно догадывается генерал Маккартур, в грязных и паскудно пахнущих делах знающий толк, то с того самого момента, как только они сделают выбор того самого угла, куда ими будет отведён Броуди, этот угол обретёт для себя имя нарицательное, и что удивительно, то во главе с его именем. – Это угол Маккартура. – Вот так будут называть угол человеческого тупика, куда будут отводить людей, оказавшихся в безвыходной ситуации перед своей природой. И хотя Маккартур в глубине душе всегда имел честолюбивые мысли как-нибудь прославиться, всё же эта предоставленная ему возможность для будущей славы, не сильно ему нравится.
Но Маккартур прежде всего солдат и он обязан выполнять приказы вышестоящего лица. И он вместе с МакБрутом хватают этого гада Броуди, до чего же громоздкого и тяжёлого гада, и волокут его …вначале совершенно не туда – в самый ближний от себя угол. А этот угол находится рядом с выходной дверью, и если Броуди отвести туда, то для всех них появляется ещё один, нравственного характера препон в сторону выхода отсюда. О чём очень вовремя сообразил и одумался всё тот же Маккартур, догадавшись так же о том, почему они потащили Броуди именно в эту сторону. Туда было, во-первых, ближе всего, а Броуди между прочим очень тяжёлый, и во-вторых, за всем этим стояли их инстинкты, так и тянущие их в сторону поближе домой.
В общем, Маккартур, вовремя сообразив обо всём этом, как ведущее лицо меняет курс движения, и они доводят Броуди до угла противоположного выходу. Здесь они все останавливаются полукругом вокруг этого угла и, замерев в одном думающем и наблюдающем положении, смотрят через призму своего соображения дальнейшего на этот угол. При этом их затылки и спины прямо-таки ощущают на себе сверлящие их взгляды всех остальных, оставшихся за их спинами людей. Интересно, видите ли им, как все они будут справляться со всем тем, перед чем их поставила невоздержанная природа Броуди. Который так и остаётся связанный по рукам, и этот момент как раз и создаёт интригу в плане того, как будут действовать приведшие его к такому состоянию генералы. Пойдут ли они на риски и не оправдываемую опасность, решив развязать руки Броуди, или же они … Но это настолько пикантная ситуация, что только представительницы женского пола имеют в себе силы, нервы и смелость смотреть на всё это.
А вот чего ждут Маккартур и МакБрут, переглядываясь между собой, чего-то не совсем ясно. Хотя всё же ясно. Они рассчитывают друг на друга плане проявления героизма. Где каждый из них готов предоставить друг другу право на этот героизм. И более напористей в плане проявить свою отвагу и героизм выглядит Маккартур, так и требующий от МакБрута, наконец-то, продемонстрировать разумную расторопность. – Пора вам генерал проявить инициативу. А иначе так и просидите в двухзвёздочных генералах. – С таким посылом смотрит Маккартур на МакБрута.
И МакБрут всё понял и проявил инициативу. Вот только, бл*ь, не в ту сторону, какую от него ожидал Маккартур.
– Я понял, для чего здесь оказались эти мешки. – Быстро говорит МакБрут. И не успел Маккартур сообразить, что всё это значит, как он покинут и брошен МакБрутом один на один с Броуди. И пока Маккартур пытается уравновесить себя с тяжеленным Броуди, МакБрут добирается до сложенных на одном из стульев чёрных пакетов, вынимает из стопки один из них, и возвращается к ошалевшему от такой бесцеремонности МакБрута Маккартуру.
– Вот они здесь для чего. – Говорит МакБрут, расправляя принесённый пакет в углу для его дальнейшего использования по природному назначению Броуди.
Ну а Маккатуру ничего не остаётся делать, как… Мистер президент своим заявлением перебивает всё внутренне внимание на самом интересном месте для людей без внутреннего интима в себе и совести, в общем, практически для всех людей в этом кабинете, чья публичность существования входит в противоречие такому культурному коду человека, и если хочешь добиться высот власти, то тут приходится выбирать между своим частным и всё моё ваше и в публичную сферу, наружу и напоказ. И выбор для этих людей, раз они здесь сейчас находятся, очевиден.
– Господа! – опять президент в этом своё обращении ни во что не ставит имеющих своё место здесь уже давно не господ. И только экстраординарная ситуация, которая возможно и смутила ум и сузила так границы здравомыслия президента, пока удерживает женскую часть коллектива от напоминания о себе президенту. – Судя по тому, с чем мы столкнулись сейчас, то всё что в себя включает эта ситуация, в которую нас затащили неизвестные люди, ещё сложнее и хуже, чем… – Здесь президент сбился, видимо не зная, с чем сравнить всю ту сложность, с которой они сейчас столкнулись.
– Те гады, – в нервном исступлении кивая в сторону выходной двери, что выглядело несколько многозначно (кого он имел в виду?), говорит президент, – очень предусмотрительно и изобретательно подготовились к своей диверсии. Они не только изучили все слабые стороны человека, его социализацию, психологическую неустойчивость и физическую склонность быть ближе к своей природе, но и как я всё больше и больше думаю, к нашей личностной устойчивости. – Президент обвёл своим взглядом всех вокруг людей и дополнил последний тезис. – Я более чем уверен в том, что они отлично знают все наши слабые стороны, на которые они и будут давить и воздействовать во время нашего пребывания здесь, пытаясь из нас вытянуть некую интересующую их информацию. Исходя из чего, я ставлю перед каждым из нас задачу, держать язык за зубами.
Что, пожалуй, вполне разумное предложение. Вот только оно идёт в разрез со всем тем, что предполагает в себе эта ситуационная комната, где они и собрались для того, чтобы, насколько это отвечает национальным интересам, быть откровенными. И если президент сейчас через такое их предупреждение предполагает, что они, получается, что, прослушиваются сейчас, то … Но и эта мысль не получает для себя окончательного завершения. К полной для всех неожиданности, все мысли и дальние шумы перебивает истерично прозвучавший голос Лабуса: Да где же они?!
И этот вопрос Лабуса, прямо сказать, совершенно непонятно, но очень тревожно прозвучавший, ставит в полнейший тупик всех тут людей, в момент позабывших о президенте и его словах, и сейчас уперевшихся взглядами в Лабуса. Кто, быть может, через вот такой вопросительный посыл, выказал свою точку зрения на затыкание им всем рот президентом. И чтобы быть для президента убедительней что ли, он хотел достать пистолет, имеющий вероятность быть после той истории с Броуди, где он был заподозрен в проносе пистолета. И если Броуди мог запросто пронести пистолет, о чём он по своей недалёкости не продумал (сейчас бы не он, а они все находились в заложниках его психики), то Лабус и подавно воспользовался этой возможностью. Кто его, начальника службы безопасности и разведки, посмеет обыскать.
И Лабус, было собравшийся выказать свою точку зрения на все эти инициативы президента закрыть им рот, лезет в карман, и вот же чёрт, не обнаруживает там пистолета. Тогда как он отлично помнит, как его туда клал или ложил. А это значит, что кто-то из состава совета вынул у него пистолет и теперь он скрытой угрозой применения пистолета всем тут угрожает.
И от понимания утраты своего главенствующего положения, Лабус и не смог сдержаться. А то, что он во множественном числе отозвался в сторону украденного пистолета, то кто из нас не путает числа в момент своего кризиса и будучи на нервах.
[justify]Но как выяснилось буквально скоро, то все эти предположения не слишком умных, но сильно пугливых людей, не имели ничего общего с действительностью. – Где мои таблетки? – с перекошенным от внутреннего страдания лицом, чуть ли не возопил Лабус, закатив глаза. Отчего всем стало как-то страшно за себя, но не без вопросов в сторону Лабуса: Что это за такие таблетки, если он начинает себя так не сбалансировано вести? Неужели успокаивающие депрессанты? А может и того хуже, наркотические средства, без которых он становится уж совсем буйным и невменяемым?
