Один долгий день от рассвета до сумерек

который понял, что своим советом друг пытается ему помочь.
                «Я вообще-то разным всяким интересуюсь».
             Но Григорий хотел остаться честным по отношению к самому себе и не слукавил, когда сказал:
                 «Но и интерес уже что-то не тот, как раньше».
             Петр без всякого пафоса, искренне сказал: 
                  «Приходи теперь к нам почаще, дорогу знаешь. Общаться нужно, а то видимся раз в пятилетку»
            Григорий кивнул головой и меланхолично подтвердил:
                  «Согласен. Общаться нужно».
                                            Глава 57
               В кухне повисла неловкая тишина и собеседники не знали, что еще можно сказать друг другу в данный момент времени.  
               Григорий первый нарушил затянувшееся молчание и сказал брату задумчиво:
              «Все равно, как ты не пытайся прыгнуть выше своей головы, как не пыжься, ничего не изменится и Природа своё возьмет».
               «Что ты имеешь в виду?»: не понял брата Петр.
               «А то, что человек сам ничего не может изменить и то, что ему природа указывает, то он и делает»: ответил на вопрос Григорий.
            Петр, уверенный в своей правоте, хладнокровно промолвил:
                «Я вот ни чьи указы не выполняю и выполнять не собираюсь, кроме своих собственных, естественно».
               «Это тебе только кажется»: продолжил настаивать на своем Григорий.
               «Да не кажется мне ничего»: отмахнулся от слов брата Петр и продолжил:
               «Природа хороша так, для общих рассуждений и к реальной жизни она никого отношения не имеет».  
              Григорий внезапно в душе своей разгорячился и эмоционально стал объяснять брату свою мысль:
               «А скажи мне, если ты мне не веришь. Вот, ты, например, родился от природы слишком жестоким или слишком добрым. Неважно. Возможно такое?»
               «Ну возможно. И что дальше?»: сказал Петр.
        Григорий продолжил:
                 «Бывают же такие люди, ну, слишком добрые или, наоборот, с какими-нибудь садистскими наклонностями. Их таких мало, но они есть, выделяются от других.
             Встречал таких где-нибудь в школе или в институте?»
                «Ну, допустим встречал»: ответил Петр - «И что из этого?».
           Григорий не ответил брату и произнес:
               «Вот, ты, к примеру, слишком добрый и все ездят на тебе, а ты все равно не можешь от себя отказаться, от своей натуры. Это влияет на человека?».
             Не дожидаясь ответа на поставленный вопрос, Григорий сказал:
              «Или, наоборот, из-за садистских наклонностей ты прибил кого-нибудь в подворотне, а тебе потом из-за этого другие голову оторвали.
         Всё то, что ты такой родился, влияет на твою Судьбу?».
          «Ну, может быть влияет»: неохотно подтвердил Петр и тут же напористо произнес:
           «Но не только же это одно влияет, есть куча и других факторов; сама жизнь разнообразная, в конце концов, влияет, а не только одна природа, как ты говоришь».
           «Есть и другое разное, я не спорю»: охотно согласился Григорий.
          Петр продолжил:        
            «А ты на одном каком-то зацикливаешься».
            «Не на одном, а на главном»: продолжил настаивать на своем Григорий.
           Помолчав секунду, он добавил:
             «Всё равно, природа влияет больше всего, что ты не говори. Это я на себе испытал.
              Вот, например, возьми Лешу. Он чего-нибудь не так сделал, что-нибудь напортачил, мама его наругала, и он костерит себя: и он такой плохой, хуже его никого нет и причем на полном серьезе.
             И вообще истерит, рыдает даже иногда, обзывает себя самыми последними словами, говорит чуть ли не побейте его за то, что он родился таким, самым худшим из всех.
           Короче, самобичевание какое-то зашкаливает …. Правда, потом быстро отходит, Слава Богу».
            Петр, внимательно выслушавший, произнесенное на одном дыхании, повествование брата об Алеше и уже успевший забыть их предыдущую дискуссию, промолвил:
           «Ну он у тебя что-то слишком самокритичный парень, как я погляжу».
          «Не то слово, хуже можно сказать»: отозвался Григорий.
          «Я боюсь, что в будущем такие завышенные требования к себе и какое-то его самобичевание, по-другому не скажешь, может сильно на нем сказаться и одно это может повлиять на его судьбу больше, чем всё остальное вместе взятое».
           «Может быть у него характер еще десять раз переменится, а ты уже вывод окончательный сделал»: сказал Петр.
               Григорий, которому слова Петра принесли внутреннее удовлетворение, уставился задумчивым взглядом куда-то в пространство и машинально кивнул два раза головой, тем самым как бы соглашаясь с доводами брата. Потом сказал:
            «Может быть, может быть, я не спорю… Надеюсь на это».
          Петр, когда отметил про себя, что Григорий стал более покладистым, то усилил свой нажим на него, продолжая методично аргументировать свою позицию:
             «Кажется ты слишком перегибаешь палку. Что-то у тебя всё сложно. Ты выкинь из головы все эти рассуждения и как-нибудь попозитивнее на мир смотри. А то у тебя всё мрачно, то неприятности сплошные, то катаклизмы какие-нибудь, то еще что-нибудь.
           Так, конечно, ничего хорошего не будет, если так думать».
             Григорий, выслушивая неприятные для себя слова, подумал о том, что Петр его неправильно понял и он совсем не то хотел сказать, что ему вменяется в вину. Поэтому Григорий стал невольно протестовать:
            «Да, нет. В общем-то я более-менее оптимистично на мир смотрю. Лично я не жалуюсь на свою Судьбу, несмотря ни на что. 
            Могло бы быть и хуже, у других дела намного хуже идут…. Это я так, в общем рассуждаю».
                Петр каким-то неопределенным тоном произнес:
               «Понятно!».
         И Григорий тут же подумал:
               «Похоже ничего ему не понятно; по крайней мере, в отношении меня».
             Григорию очевидно стало, что мнение Петра о нем в этот самый момент изменилось и Петр по-новому взглянул на него и вероятно сделал в отношении Григория неутешительный вывод.
           Григорий продолжил размышлять:
               «Теперь попробуй докажи, что я не осел».
     Григорий как-то сразу поблек в своих собственных глазах и сказал себе:
             «Сам виноват. Не нужно было затевать такие непонятные разговоры».
            Григорий дал себе зарок больше не болтать лишнего, но по инерции продолжил с откровенностью говорить о себе:
                «Стараюсь быть оптимистом, по крайней мере…».
             И у него вырвалось то, что только что хотел запретить себе говорить:
                 «Хотя, конечно, оптимизм уже куда-то испаряется» и с досадой сказал про себя:
                «Опять правда-матка прорвалась у меня наружу! Ну никак не могу не проболтаться! Недержание какое-то сегодня, честно слово!
            Держал бы рот на замке – лучше бы было! И так уже, сто процентов, Петр меня за странного считает».
              Петр как-то буднично произнес, как само собой разумеющееся и не требующее доказательств:
              «У всех, наверное, не всегда быть оптимистами получается…
                 Ладно, давай закончим этот разговор. Всё равно толку нет, ты своё, я своё говорю».
          В душе Григория мгновенно разлилась внутренняя горечь и он сказал себе:
             «Не хочет со мной разговаривать. Считает, что я всякую чушь несу».
             У него возникла, невесть откуда пришедшая, саднящая мелкой душевной болью, обида, которую он тут же попытался погасить внутри себя до такой степени, как будто она и не возникала вовсе. И он попытался забыть про нее: как будто обида небольшая была когда-то, но вот она уже почти полностью исчезла и прежнее нормальное состояние духа вернулось.
            Петр снова стал предлагать тост, который он до этого говорил не один раз:
               «Давай лучше выпьем за всё хорошее!»
               «Давай!»: бодрясь сказал Григорий –
               «Я согласен. За всё хорошее можно выпить и, главное, за здоровье.
                             Давай за здоровье выпьем, наше и наших родных!».
                 «Давай!»: поддержал его Петр.
                                                       Глава 58
              Когда Петр твердой рукой наливал из бутылки виски в рюмку брата, послышался внезапный грохот из одной из комнат, как будто там что-то уронили.
                   «Что там у вас, Дима?»: крикнул Петр - «Всё в порядке?».
           Через некоторое время, с задержкой, послышался отдаленный голос Димы:
                  «В порядке».
                  «Не шалите!»: добавил громко, в направлении дверного проёма, Петр.
             Григорий, напряженно уставившись на Петра, в это время прокручивал какие-то мысли у себя в голове и терпеливо ожидал, когда закончатся, не кстати возникшие, переговоры с детьми, чтобы продолжить незаконченный разговор.
               «Ну, ладно. Давай!»: подняв рюмку, сказал Петр, приглашая брата выпить.
               «Давай!»: Григорий, сморщившись, выпил виски и поставил аккуратно рюмку на стол.
              Потом бросил короткий оценивающий взгляд на брата, который в это время был занят тем, что, проголодавшись, с аппетитом поглощал закуску, после того, как опрокинул стопку с алкоголем.
              И пока Петр был отвлечен на еду, Григорий, как бы продолжая давнюю дискуссию, произнес в тишине, зная, что его слова четко дойдут до адресата и будут ясно услышаны:
                 «Может, конечно, у меня всё и мрачно, как ты говоришь, но жизнь такая и есть на самом деле».  
         Петр чуть помедлил с ответом и сказал:
                «Я, конечно, понимаю, что аргументы в пользу того, что жизнь - дерьмо, сильно звучат. Я и сам так иногда думаю. Ладно у нас с тобой всё более-менее в порядке.
             А что, например, может сказать мать, которая потеряла ребенка? Догадываешься?»
              «Догадываюсь»: ответил Григорий и сразу же продолжил:
              «Тогда весь смысл жизни потеряется».
              «Вот именно»: подтвердил Петр - «Тут аргументы в пользу того, что жизнь – черная по своей сути – железобетонные.
               Но я вот что еще думаю. Всё же нужно прислушаться и к аргументам с другой стороны – светлой.
                Были же и у нас с тобой счастливые денечки. Ты же не можешь этого отрицать?».
              «Я этого и не отрицаю. И не отрицал никогда»: отозвался Григорий.
              «Были такие дни и надеюсь еще будут впереди»: сказал Петр и, веско произнося каждое слово, продолжил:
               «Так что без аргументов и «за» и «против» и не разберешь какая есть жизнь на самом деле».
                «Я лично сколько не пытаюсь, так еще и не разобрался»: признался с обезоруживающей откровенностью Григорий.
               Петр, который отрешенно глядел на брата, вдруг