Один долгий день от рассвета до сумерек

произошло не менее поганое».
               В ответ на слова брата Петр решительно заявил:
                    «Тут всё просто. Я тебе объясню» и продолжил:
                    «Это накопительный эффект. Связь между родителями и ребенком все равно какая-никакая есть же. Ты же этого не отрицаешь?».
            Григорий с усмешкой сказал:
                     «Нет, конечно. Если это только не твой ребенок».
              Петр проигнорировал поддевку собеседника и с полной серьезностью стал продолжать свое повествование:
                     «Ну, я не про чужого. Я про своего.
               Папаша, например, пил, курил, здоровье испортил, да еще и природа людьми изгажена. Вот всё по наследству детям и передается. 
               Да еще вдобавок испорченный характер, все привычки детям передают. Про воспитание я вообще даже и не говорю. Если родители орут постоянно, то ребенок, даже самый ангельский по характеру, тоже орать начинает.
                И еще недаром же пишут, что чем позже родил ребенка, тем больше ему передал своих болезней, а сейчас, сам знаешь, пока соберутся рожать, смотришь уже тридцать-сорок лет с хвостиком.
                 Так что, такая вот картина получается. Вот из-за всего этого у детей и проблемы по нарастающей идут. Так что тут всё понятно».
              Григорий, с интересом выслушавший брата, с азартом произнес:
                   «А мне еще кажется, что, в какой-то мере, даже мировоззрение наше передается детям».
                  «Ну, мировоззрение понятно»: согласился Петр с очевидным с его точки зрения высказыванием и добавил:
                  «Мы же, как-никак, рассказываем про это, говорим что-то, дети это слушают и воспринимают».
           Григорий стал объяснять то, что он хотел сказать:
                 «Да ты если даже ничего не говоришь, то общий настрой, общая атмосфера, общий фон какой-то, всё равно, передается. Ничего вроде бы конкретного не сказано и не сделано, а общее настроение есть.
              Если родитель пессимист или у него общий настрой такой, то это тоже детям передается косвенным путем. Вся желчь, которая накопилась в родителях в течении жизни, передается их детям».
                 «Не про себя ли он сейчас говорит?»: промелькнула у Петра мысль.
            Григорий меж тем продолжил свою речь:
                 «Поэтому и дети взрослее становятся, чем их родители в таком же возрасте.
            Думаю, что даже психические травмы, раны какие-нибудь душевные незримо передаются детям от родителей».
                «Ты не про генетику талдычишь? Не могу понять»: спросил у брата Петр.
               «Не только про генетику»: ответил Григорий -  
              «Я вообще про общее настроение. О котором, может быть, в семье не было произнесено ни одного слова, но которое эмоциональным бессловесным путем передается детям и закрепляется в них, чуть ли не на генетическом уровне.
           Хотя изначально генетика все равно играет главную роль в жизни. Как говорится если ты дурак, то это надолго, но верно и обратное, если ты умный, то это тоже надолго, если ты не свихнешься от всей этой жизни».
             Петр уверенно заявил:
                «Не бойся. Если будешь умным – не свихнешься».
                                                 Глава 63
                «Не скажи!»: с сомнением протянул Григорий –
                 «Может умный быстрее свихнется, чем дурак.
             А все качества и таланты, как ты не крути, зависят от генетики, и они передаются людям от природы. Так что природные качества людей от них самих не зависят.
             Можно их лишь немного развить, если, опять же, природа дала тебе такие качества как воля, упорство, разум, веру, надежду, оптимизм и главное, если ты во всем этом видишь какой-то смысл».
               Петр, который с недоверием воспринимал некоторые, с его точки зрения, сомнительные словесные пассажи Григория, попытался подловить его на противоречиях и в ответ на последние слова брата, тут же заявил:
                «А почему ты говоришь, что только немного можно развить свои качества? Можно так развить что других переплюнешь, даже талантливых».
           Григорий безапелляционно сказал:
               «Ерунда всё это… Как ты не развивай свои навыки и качества, переплюнуть в творчестве, например, Репина или какого-нибудь Микеланджело не получится, только если другой такой Репин не появится с такими же талантами».
           Петр, пытаясь настоять на своём, стал высказывать свои соображения:
              «А Шварценеггер, например, я слышал хилым в детстве был, над ним все издевались, стал тренироваться и потом стал такой, что «Ого-Го!». Всех за пояс заткнул и всех подряд побеждал на соревнованиях».
          Григорий вынужден был частично согласиться с доводами брата и поэтому с неохотой сказал:
                «Ну может где-то по силе это возможно».
           Однако сразу же стал с напором и убежденностью говорить:
                 «Но в творчестве, например, нет.
              Хотя даже Шварценеггер сколько бы не тренировался, хотя бы тысячу лет, по силе не смог бы заткнуть за пояс атлета с истиной природной силой. Какого-нибудь Самсона, который мог рвать железные цепи…».
          И, чтобы окончательно оставить поле словесной битвы за собой, Григорий задал Петру провокационный вопрос:
                    «Твой Шварц сможет железные цепи рвать?».
            Петр, не сдававшийся под эмоциональным натиском друга, не стал отвечать на вопрос, а только, вместо этого, хладнокровно изрек:  
                 «Самсон тоже тренировался. Что он не тренировался?».
                 «Тренировался»: с полным согласием кивнул головой Григорий и продолжил с чуть заметным превосходством в голосе:
                «Не скажу, что он совсем не тренировался. Пыхтел конечно и очень сильно; бывало и днем и может ночью когда вскакивал с постели, чтобы потренироваться. Тягал железо беспрестанно.
             Но главное в нем была природная сила и только потом в дополнение – тренировки».
             Внезапно Григорий встрепенулся и стал медленно подыматься из-за стола.
              «Ты куда?»: удивленно спросил его хозяин.
              «Да за телефоном схожу. Забыл его в куртке. Может кто звонил»: ответил Григорий.
                  Он отправился в прихожую. Петр, пользуясь случаем, накинулся на закуску, так как за разговором они с Григорием мало ели и Петр проголодался.
                 Вскоре Григорий уже входил на кухню, заинтересованно уставившись в свой телефон. Он, листая сообщения на гаджете, вдруг эмоционально произнес:
               «Ого, четыре пропущенных! Света звонила. Подожди, сейчас я ей позвоню».
             Он набрал номер и приложил плотно телефон к уху, сделав при этом каменное лицо. Петр с явным интересом собрался слушать его разговор.
              Через пару секунд Григорий сказал в телефон:
                 «Привет. Ты звонила?».
             Жена его что-то ответила. Григорий продолжил сухо и лаконично вести диалог с супругой:
                «Попозже. Откуда я знаю, когда… Сидим с Петром разговариваем… Нормально. Играет с Димой…Марины нет… Так нет и всё. Ушла к родителям. Болеют они… Да не знаю я! Поговорим еще немного и приедем… Такси, наверное, вызывать буду. На маршрутке уже не приедешь…Ладно, ладно…Приедем, говорю же тебе…Позвоню …Пока».
                                                Глава 64
            Хозяин квартиры наметанным взглядом отметил про себя, что после того, как Григорий поговорил со своей женой, выражение его лица приобрело удовлетворенный вид, как будто он только что завершил какое-то неотложное дело.    
              И весьма похоже на то, что гость, поудобнее усаживающийся за столом, никуда не собирается торопиться, а планирует продолжить дружескую вечеринку с выпивкой и с нескончаемыми разговорами, вошедшими в стадию, когда язык от употребления спиртного развязался и речи льются рекой. В принципе, в данный момент времени, такое положение дел устраивало Петра.
             Расположившись на своем месте за столом, Григорий как бы мимоходом промолвил:
                «Нужно уже собираться домой. И так уже у вас засиделись».
           Петр, допуская в глубине души, что друг согласится на его предложение, сказал, не сильно настаивая на своём:
                «Посиди еще. Куда теперь торопиться. Автобусы уже не ходят. Всё равно придется вызывать такси…Вызовешь попозже».
               Григорий состроил на лице такое выражение, как будто он находится в сомнении, но сомневался и сопротивлялся Григорий не так активно, чтобы тут же бежать одеваться и впопыхах уходить из дома. Григорий, сделав вид, что Петр его почти уговорил, сказал:
                «Ну немного еще посижу и нужно идти».
             Петр, увидев, что дело сладилось и друг, по всей видимости, не прочь еще немного посидеть за столом, а так как это «Немного» при определенных обстоятельствах незаметно вполне может перейти в «Неопределенно долго», то он, чтобы закрепить достигнутый успех, предложил Григорию:
                «Давай еще по одной!».
             Григорию уже не хотелось больше выпивать, так как он чувствовал, что от выпитого спиртного он уже отяжелел, но он не нашел в себе силы в том, чтобы отказать другу и тогда он, в глубине души махнув рукой на всё на свете и на все последствия, которые могут произойти, бесшабашно объявил:
                        «А давай!».
             Когда Григорий с трудом проглотил очередную порцию алкоголя, то тут же непроизвольно судорожно схватился рукой за нижнюю часть лица и моментально опустил немного голову вниз, скрывая от приятеля свое ужасно скривившееся лицо из-за выпитого спиртного, которое комом встало в его горле, с трудом просочилось вниз и грозило опять выплеснуться наружу.
           Так и замер он неподвижно, отчаянно борясь с тяжкими последствиями алкоголя, с опущенной вниз головой и подперев рукой подбородок, со стороны похожий, точь-в-точь, на человека, глубоко задумавшегося о бренности этой жизни. Но тяжкие обрывки мыслей были у Григория только лишь о том, как бы ему совсем не стало плохо. Сейчас у него наступал некий предел выпитого спиртного.
              Когда Петр, ничуть не поморщившись, выпил свою очередную порцию алкоголя, то он не стал тревожить приятеля и дал ему время, чтобы прийти в себя. Петр молча принялся за еду, как будто он не замечает примолкшего приятеля, застывшего в позе мыслителя Родена.
              Григорий просидел секунд десять-пятнадцать с перекошенным лицом, прикрывая его рукой от взора приятеля, и чувство тяжести и тошноты, слава Богу, потихоньку отступило и переместилось куда-то вглубь организма, и уже там накапливалось тяжким грузом, что в дальнейшем, как он знал по своему опыту, грозило ему весьма неприятными последствиями.
             Григорий, молясь про себя всем святым, клятвенно пообещал себе больше ни в коем случае не перебарщивать со спиртным и как можно