Матушка наша, милостивая Государыня - Екатерина II

решить одну нетривиальную задачу, усидеть на нем. Армия не получала жалованье, государство с трудом выполняло бюджетные обязательства, в среде заводских и монастырских крестьян то тут, то там вспыхивало недовольство, указы Сената не местах не выполнялись. В стране процветало взяточничество, чиновникам не выплачивали жалованье, казалось еще чуть-чуть и Россия затрещит по швам.

Перво-наперво императрица приказала уничтожить монополии, предоставила торговле естественную свободу, вернула государству управление таможнями. Осознав уровень денежного дефицита, Екатерина рассказала сенаторам, о тех деньгах, которые за 20 лет правления накопила Елизавета Петровна (4 млн. рублей найденные Петром III после смерти Елизаветы I). Государыня сказала, что, так как эти деньги по праву принадлежат ей, она хочет, чтобы теперь, никто не делал разницы между интересами России и интересами императрицы. Государыня решила передать «елизаветинское наследство» в российскую казну, некоторые сенаторы, осознав услышанное, заплакали.

Фике сделала свою первую серьезную ставку в игре на звание русской императрицы. Государыня запретила экспорт хлеба из России, что через считанные недели привело к стабилизации экономической ситуации в империи. Понизила налоги на соль, что заставило заговорить о мудрости новой правительницы всю страну. Холодильников в те времена не было, ледники строились не в каждом доме, поэтому только соль помогала крестьянину сохранить мясо, рыбу, икру, и овощи на зимние месяцы.

Екатерина задобрила Гвардию, отменив фридриховскую униформу и прусскую тактику построения войск, церкви она вернула имущество, реквизированное по приказу Петра III.  

Наивные Версаль и Вена после переворота ждали, что не сегодня, завтра Россия вновь вступит в войну с Фридрихом II, однако у Екатерины появились другие планы относительно Пруссии. Для начала она предложила сторонам конфликта, посредничество в заключении с Прусским королевством мирного договора.

Мария Терезия написала Екатерине II сочащееся от лести письмо, в котором выразила надежду на взаимную дружбу. 6 июля 1762г. австрийский посланник  д’Аржанто спросил у канцлера Воронцова, планирует ли Россия далее выполнять союзнический долг. Канцлер ответил, что расстроенные государственные дела не позволяют русской армии участвовать в боевых действиях против Фридриха.

Доброхоты донесли Екатерине, что в переписке Фридриха и Петра III, прусский король нелестно отзывался о Великой княгине. Даже обладая этой информацией императрица, встречая ненавистного прусского посланника Гольца, надела самую радушную маску, и барон во время приема поверил, что он прощен этой умной женщиной.

Екатерина задумала вернуть Курляндию Бирону, или возвратить Курляндии Бирона. Государыня предвидела скорый раздел Польши, и стремилась усилить позиции России в будущей игре. Теоретически она понимала, что с Фридрихом лучше договориться о стратегии игры, еще до того как противники сядут за стол.

Фридрих, чудом сохранивший земли королевства, чтобы закрепить нежданный успех, согласился на передачу престола Курляндского герцогства хоть Бирону, хоть другому ставленнику Екатерины.

Став марионеткой русской императрицы, Бирон предоставил в Курляндии свободу православию, гарантировал беспрепятственный проход русской армии через земли герцогства, и обещал не интриговать против Екатерины.
29 июня 1762г. в день отречения Петра III от престола Екатерина приказала русскому посланнику в Копенгагене барону Корфу, заверить датского короля в том, что Россия не начнет против королевства боевые действия. В ответном послании посол написал императрице, что датский двор и народ ликовал.

Версаль и Вена оказались в дипломатическом тупике, они не имели влияния на Екатерину и не знали, кто поможет им найти к императрице подход. Хитрая женщина сама подставила им под удар, свою увядшую любовь, пана Понятовского, который по слухам вновь претендовал на роль фаворита.

Понятовский стал единственным человеком, которому Екатерина открыла истинное положение дел, вот письмо императрицы, опубликованное Станиславом Августом в мемуарах:
«9 августа 1762

Не могу скрывать от вас истины: я тысячу раз рискую, поддерживая эту переписку. Ваше последнее письмо, на которое я отвечаю, было, похоже, вскрыто. С меня не спускают глаз, и я не могу давать повода для подозрений - следует соответствовать. Я не могу вам писать, будьте выдержаннее. Рассказывать о всех здешних секретах было бы нескромностью - словом, я решительно не могу.

Не тревожьтесь, я позабочусь о вашей семье. Мне нельзя послать Волконского, вы получите Кайзерлинга, который прекрасно вам послужит. Я буду иметь в виду все ваши рекомендации. Не хочу обманывать вас: меня все еще вынуждают делать множество странностей, и все это - самым естественным образом. Пока я повинуюсь, меня будут обожать; перестану повиноваться - как знать, что может произойти».

Находясь в плотном кольце «друзей» Екатерине приходилось ежедневно преодолевать сотни препятствий, соблюдать тысячи предосторожностей, удерживая на своих хрупких плечах тяжесть правления великой империей.

Как будто предчувствуя скорую смерть польского короля Августа III, Государыня пообещала Понятовскому польский престол. Дурачок Станислав отправил два письма «своей Фике», в которых просил не корону строптивой Польши, а теплое место фаворита в российской столице. Чтобы остудить пыл бывшего возлюбленного Екатерина написала ему, что появившись в Петербурге, он рискует тем, что «друзья» императрицы объявят на него охоту. Если она и привирала, то не много.
Однажды за ужином, крепко принявший на грудь Орлов, заявил собутыльникам, что он добывший Екатерине престол, с легкостью может передать скипетр и державу другому правителю. Ухари гвардейцы замолчали, в зале повисла тишина, только граф Разумовский, со смехом похлопывая Орлова по плечу, сказал: «Можешь Гриша, можешь, но через неделю после переворота, мы тебя вздернем на дыбе».

Эти слова отрезвили Орлова, отныне и навсегда он стал для императрицы громоотводом, ограждая возлюбленную от ударов придворных интриганов.

12 июля 1762г. в петербургском «Летнем дворце» Екатерина приняла возвращенного из ссылки Алексея Петровича Бестужева. Железный старик сблизился с Гришкой и сделал последнюю свою ставку в серьезной политической игре, поставив на карту братьев Орловых. Он рассказал фавориту о тайном браке императрицы Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским. Орлов истолковал историю верно, и стал уговаривать императрицу обвенчаться с ним, но не тайно, а открыто, а экс канцлер собрал подписи дворян под коллективным прошением к Государыне о вступлении во второй брак. Подвергаясь ежедневному давлению со стороны Бестужева и Орлова, Екатерина вынесла вопрос о возможном браке с Орловым на рассмотрение Государственного Совета. Услышав каверзный вопрос, царедворцы опустили головы и, опасаясь, лишний раз вздохнуть, потупив взоры, молчали. Затянувшуюся паузу прервал Никита Иванович Панин, сказавший глядя в глаза Екатерине, что российская императрица вольна делать, что душе угодно, но госпожа Орлова, увы, не останется русской императрицей.

После Совета Бестужев уговорил канцлера Михаила Илларионовича Воронцова съездить домой к Алексею Разумовскому и попросить у него бумаги, подтверждающие венчание с императрицей Елизаветой Петровной. Граф любезно принял Воронцова в своих покоях, выслушал просьбу, достал из тайника связку документов, нежно поцеловал свитки и бросил их в пылающий камин. Он сказал изумленному канцлеру, что жизнь свою прожил преданным рабом императрицы Елизаветы Петровны.

Вопрос о замужестве отпал сам собой, императрица дала понять Орлову и Бестужеву, что она не нуждается в муже-императоре на троне.

Вернув Церкви, имущество отобранное Петром III Екатерина решила, что желательно в будущем, освободить духовенство от мирских забот связанных с управлением обширными угодьями и крепостными монастырскими крестьянами.
18 июля 1762г. она учредила «Комиссию о духовных имениях», которую возглавил статс-секретарь Григорий Николаевич Теплов. Комиссии предстояло упорядочить права Церкви на имущество и определить варианты его последующего использования.

9 февраля 1763г. в Неделю Торжества Православия митрополит Ростовский и Ярославский Арсений (Александр Мацеевич), на богослужении к анафемам против еретиков, проклял обижающих церкви и монастыри. После этого он стал забрасывать Синод протестами против конфискации имущества Церкви. Арсений писал, что даже монголы и те не трогали Церковь. В то, что митрополит, владеющий 16-тысячами душ крепостных крестьян, являлся бескорыстным защитником веры, и сегодня верится с трудом. Узнав, что Арсений вызывает протестные настроения у своей паствы, Екатерина дала архиерею такую характеристику: «Лицемер, пронырливый и властолюбивый бешеный враль».

14 апреля митрополита доставили в Москву, встретившись с Государыней, он продолжал говорить, обличительные речи. Дело дошло до того, что императрица в одну и встреч с митрополитом, чтобы не слышать хулы, заткнула себе уши, пока Арсению вставляли в рот кляп.

В этот же день строптивца лишили сана, Екатерина великодушно сохранила Арсению жизнь, приказав сослать расстригу в северодвинский Николо-Корельский монастырь. После этого случая больше никто из иерархов не посмел противиться церковной реформе.

Обер-прокурором Святейшего Синода назначили Ивана Ивановича Мелиссино, а его заместителем камер-юнкера, Григория Александровича Потемкина.

Результатом работы «Комиссии стал «Манифест о секуляризации монастырских земель», увидевший свет 26 февраля 1764г. Церковные земли и 2 миллиона душ крепостных монастырских крестьян передали в управление «Коллегии экономии синодального управления». C собранных земельных доходов коллегию обязали ежегодно выделять церкви 460-тысяч рублей. К концу правления Екатерины эта сумма увеличилась вдвое. Секуляризация позволила Государыне обеспечить бюджет финансами необходимыми для новых реформ.

В 1762 – 1763гг. «Тайной экспедиции» удалось раскрыть и арестовать заговорщиков готовивших переворот в пользу заключенного в Шлиссельбургской крепости Ивана Антоновича, сына свергнутой с престола Анны Леопольдовны. В июле 1764г. подпоручик 25-го пехотного Смоленского