Дура. Совсем не любовный роман.

Tahoma, Arial, sans-serif]Глаза у нее были серьезные.
- Да, наверное. В целом. Ты же знаешь, как я ненавижу дни, в которых нет солнца.
- Увы. В наших краях солнце - довольно-таки нечастый гость.
Тихонько запустил пальцы в ее густые, коротко подстриженные (в стиле каре) волосы.
Это было приятно - касаться ее. Вдыхать ее запах - легкий, ненавязчивый, волнующий. Запах свежести.
Молодости.
Ему еще предстояло окончательно принять разницу в возрасте между ними - четырнадцать лет.
Величина не критическая, тем не менее существенная.
Настенька повернулась к нему лицом, подняв руку, тихонько, ласкающим движением провела тыльной стороной ладони по его щеке. Взгляд мечтательно-отстраненный.
Он никогда не мог точно определить, каким являлся ее взгляд. Но он определенно не был пустым. Никогда.
В настоящий момент ее взгляд был теплым.
...Противостоять усиливающемуся желанию не было смысла. Притянув Настеньку к себе, он поцеловал ее мягкие губы. И нежные веки. И лоб - в меру высокий, чистый. И упругие щеки, и четко очерченные скулы, и округлый подбородок.
Ее теплые "музыкальные" пальцы обхватили его голову, в свою очередь зарывшись в короткие волосы.
- Люблю тебя, - коснулся его уха горячий шепот, - Хочу тебя...
Волконский подхватил ее на руки. И донес до широкого дивана, куда оба рухнули, попутно раздевая друг друга. И неотрывно целуясь.
Ее рука скользнула по молнии на его джинсах, та легко разошлась, тонкая ладонь нежно, уверенно и уже привычно обхватила его пришедший в "полную боевую готовность" детородный орган.
...Редкая женщина вызывала у Волконского такое же сильное сексуальное возбуждение, какое вызывала Настенька и ее ласки.
* * *

На исходе лета (продолжение)

"Бабье лето", вопреки опасениям Насти, все-таки наступило, и в один из таких благостных, теплых, но не жарких дней ей удалось вытащить Волконского на вечернюю прогулку (впрочем, он не сильно сопротивлялся).
- Как же мне нравится это мягкое солнышко, - Настенька на миг зажмурилась, подставляя лицо лучам сентябрьского солнца. Выглядела она в этот момент такой милой, что Волконскому неудержимо захотелось ее поцеловать.
Что он и сделал без раздумий. Обнял за плечи, притянул к себе, поцеловал как ребенка - сперва куда-то в кончик носа, потом в верхнюю губу, и в уголок рта, пока Настя, притворно изображая, что сердится, его не оттолкнула.
- Фу! Что на тебя нашло?
- Не знаю, - честно ответил Волконский, ловя себя на том, что глупо улыбается, как может улыбаться лишь тот, кто по-настоящему счастлив.
Просто счастлив от того, что рядом молодая жена - такая юная и чертовски хорошенькая, и милая, и лукавая... и доверчивая, как парковая белочка.
Опять притянул ее к себе, тихонько коснулся губами ее волос - блестящих, слегка растрепанных, пахнущих скошенной травой.
- Погода на редкость хорошая.
- Ага, - согласилась Настя, в свою очередь переплетая свои пальцы с его. Глубоко втянула в себя теплый воздух уходящего лета.
- Пройдемся по старому поселку?
- Идем...
Они миновали благоустроенную часть пригорода, где обосновались люди с достатком (не миллионеры, но определенно обеспеченнее среднестатистического большинства).
За пределами "цивилизации" находилось более скромное поселение с маленькими частными домишками, окруженными палисадниками, с плодовыми деревьями по обочинам дороги и пышными кустами декоративного шиповника, чьи махровые ярко-розовые цветы вызывали у Насти искреннее восхищение.
Впрочем, у нее практически всё вызывало восхищение, по мнению Волконского, это "дитя бетона и стекла" было просто очаровано деревенской экзотикой.
- Нет, ты только посмотри, какое чудо, - Настя замерла напротив старого деревянного домишки с разбитым перед ним пышным цветником, за которым ухаживали необыкновенно тщательно - кусты гортензии, флоксы - ярко-розовые и пестрые, прямо-таки кричащих расцветок, какое-то фиолетовое растение, названия которого Волконский не знал, "золотые шары", бордовые георгины и, конечно, розы. Все еще цветущие, гордые... немного эгоистичные в своей безусловной красоте.
К деревянному ограждению крыльца прильнули плети настурции, усыпанной ярко-оранжевыми цветками.
- Она, между прочим, съедобная, - заметила Настенька, - Ты знал?
Волконский изобразил удивление.
- В самом деле?
- Ага. И очень даже. По вкусу остренькая, как редис, - Настя лукаво улыбнулась, - Ее смело можно в салаты добавлять - и листья, и стебли.
- А цветы? - прикинулся он несведущим, но Настя догадалась и легонько шлепнула его по руке.
- Ладно тебе, ты сам это прекрасно знаешь. Цветы тоже можно есть, но они сладковатые из-за нектара.
Вздохнула с сожалением, напоследок бросая взгляд на ухоженный цветник (наверняка какой-то старушки).
- Я б тоже хотела такой разбить перед домом... но у меня вряд ли получится.
- Получится, - сказал Волконский, опять обнимая ее и притягивая к себе (так это было приятно - прикосновения ее гибкого, тонкого тела), - У тебя все получится.
Настя бросила на него слегка настороженный взгляд. Глаза у нее были как у олененка, только не карие, а темно-серые, с отчетливым синим оттенком.
- Смеешься?
- Ничуть, - заверил ее Сергей.
Неожиданно ему пришло в голову, что с появлением в его жизни этой девочки, яркой, как случайно выросший в придорожной траве цветок мака, бесхитростный и откровенный в своей красоте, он не имел ни малейшего шанса в нее НЕ влюбиться.

* * *

Настя и кошки-телепаты

- А теперь идем туда, - Настя ребячески потянула его за руку, заставляя повернуть с центральной поселковой дороги вбок. - Кое-что покажу. Вернее, кое-кого.
Волконский подчинился, вновь ловя себя на том, что по-дурацки улыбается. В определенной степени Настенька для него являлась просто ребенком, и разница в возрасте не была основной причиной так ее воспринимать.
Просто чистые душой люди и, повзрослев, несут в себе лучшие детские черты, в частности - способность видеть необыкновенное в самых, на первый взгляд, обыкновенных вещах.
- Смотри, - Настя остановилась у одного из стареньких домишек, огороженного деревянным забором. Рядом с забором были навалены доски - видимо, хозяева затевали ремонт.
- Что?.. - начал Волконский, но Настенька схватила его за руку, сжала.
- Тихо! Они появятся. Немного дикие... но придут.
И тут он увидел сразу трех кошек. Молодых, небольших, пестрой окраски. Таких называют беспородными, но на деле порода называется европейской короткошерстной.
Кошки неуверенно приближались к Насте, та сунула руку в сумочку, извлекла оттуда пакетик с магазинным кормом, присела на корточки, положила на траву открытый пакет, снова отошла.
- Они еще немного опасаются. Давай отойдем, чтобы их не стеснять.
"Точно, ребенок,"- подумал Волконский со смесью тепла, нежности и ощущением легкой неловкости по отношению к молодой жене.
- Ты их прикармливаешь?
- А что? - с вызовом откликнулась Настенька, - Что плохого в том, чтобы помогать бездомным котикам? Посмотри, какие они худенькие.
Коты не показались Волконскому "худенькими". Вполне себе домашние звери. Даже нагловатые. А не жиреют потому, что много двигаются на свежем воздухе. Может, еще и охотятся. Даже наверняка.
- Какие они миловидные, - с улыбкой сказала Настенька, не сводя глаз с кошачьей компании, начавшей лакомиться ее гостинцем, - Идеальные как статуэтки.
- Тем не менее, они хищники, - заметил Волконский.
Настя метнула в его сторону не слишком приветливый взгляд.
- Самый страшный хищник - гомо сапиенс. А киски - существа практически безобидные. Нельзя их обижать.
- Уж не собираешься ли ты завести котенка?
Настя с явным сожалением отрицательно помотала