громыхнули ржавые ворота.
-Янко.Я тебя ненавижу.За правильность твою.Но вот так случилось- жить без тебя не могу.
Усмехнулся мужик на потеху себе,а мне впротиву:-Значит,помрёшь в один день,как про мою смерть докатится весточка.
-Не дождёшься.- Я ткнул ему под нос крепкую дулю для запаха:- Чуешь,чем пахнет?
-Хамством твоим.- Янка откинул голову; глаза сощурил,чтобы тряпкую душонку разглядеть.- Я добрый,Ерёма- но не трус.Поэтому шею свою не оголяй-перегрызу.
Убью подлеца.Так решил я.Тут же яво обозначилась забота- какую смерть ему предложить? Можно бы на пулях,тем боле Пимен хоронит в подполье обрезы.Уж я знаю,когда услышал дедову проговорку.Врага,говорит,и сейчас из винтовки достану- перекрестился.Ставший набожным старик не станет гневить бога пустыми угрозами.Но запретит убивать человека из глупой обиды,блажью назовёт.
Перебрал я ножи: уж больно похоже на бытовую ссору,а мне надобна кара небесная.Отмёл топоры,косы да цепы-новый век на дворе.
-Ты вернёшься,Ерёмушка?- жена посмотрела мне в глаза с крохотной надеждой: обмани,любимый.Но я правду сказал-не вернусь- а голос дрожал от тревоги.Годы пыточные суждены Олёнке: на каждый срываться стук,шарить ежечасно по ящику почты:
-ненаглядный мой,взгляни на меня в чужеродной толпе,чтобы плетью ожёг взор твой ярый и во чреве заматерел обретённой плотью;
-всякую весточку,любимая,станешь придумывать от меня: если грозовым случаем обломит ветку на нашем клёне- то это я ночью приходил,да потревожить боялся.Сны утешные ты призови тогда в помощь,и бабка Стракоша расколдует их предстоящей радостью.
-Можно мне с тобой,Ерёмушка?- жена на ноги мои глянула,выбирая где кандалы приковать,и крючья от них вбить в стену родного дома,чтобы никуда не ушёл я.-Перевяжу кровавые раны,буду ладанкой твоей- на шее повиснув; я с тобой хоть в плену,да вместе.
-Что ты баишь,Олёнушка?! лучше из своей ложки жижу пить,чем гущу глотать из чужого половника!- я в руках жену словно веру сжал,волю как обнял; сам цеплялся за сына последней надеждой,выглядывая по окрестностям мирового гонца с письмом от проклятого Янки.
Скакал тот гонец лесом через буреломы.Потом на опушку выехал,в поле –и по вязкой пашне,напрямик быстрее.Даже природы круговорот опаздывал за ним.
Уморилась лошадка.То ли пить захотела,то ль пожрать с голода- но встала.И он обнял её за шею,грея тёплой своей куртейкой лошади мокрую спину.- Ну,милая…чутку осталось.Люди ждут добрую весть,а мы в грязи скособочились.
Всё поняла скотинка,двинула ноги,руки вперёд,а пройдя десяток шажков- и пала.Брызнула хлябь спод её головы ; из холодной лужи кобыла силилась подняться.Да не хватило мочей : если отдохнёт- может,встанет после.А коли помре,то мыши без жалости сопревшую шкуру по норам растащат.
Вздохнул я,пряча внутри обрывающий визг. Неизвестно, сколько ещё предстоит мне прожить,но всегда хочу открытых и честных поступков- перцем в глаза да кувалком по уху,чтобы страсти наружу с кишками вместе.А всё же от Янки очень я ждал извинений.
Но схватил он булатный меч и замахнулся им на меня. Стою бедняга,скрестив ручки,готовясь кару немедля принять:- скажи только,всеявый господь,за что?
Тут хрупкие ангелы укрыли мои сутулые плечи ото всех напастей: плеснявая кольчуга на мне- то ли горела,а нито слизни её обсирели,слоняясь по кольцам кузнечного мастерства.И в дырах,во шрамах защита: на правом боку два колючих пробоя,разрезан живот пупка выше,да под сердцем смертельная рана.С героя кольчужка –слава легендарному.
-Ах,так!!- вскричал я,торжествуя богатырской несокрушимостью,а потом беспощадно хлопнул своим по мечу Янкиному; и схватились два воителя в жаркую рубку.Широко размахнувшись,посёк я стоявшие вокруг деревья: они рухнули щепью на мою шлемастую голову. Получив лёгкую встряску,не растерял сознания:- Я жив ещё! Янка!- А враг стоит неколебимо.В землю ввернулся буром,и зацепил горбатые корни- травяные сухожилия. Хохочет победно Янко,но с опаской тревожной.Потому что уже серьёзная кровь пролилась из разбитого черепа: я до зла осерчал,слизывая её языком с длинного носа,
ведь ещё бы малость- и лежать мне пухом ,закатив осовелые глазки.Две берёзы тогда б склонились над мной,прозвенели серёжками:- упокойся,ратник,в лежалой тени перед речкой; пусть омоет сечены раны чистая водь,которой отражается небо- последнее пристанище твоё.-
Но сжалился Янко и пал на колени:- Прости! я хочу,чтоб ты жил.
Спасибо,живу.Грудь моя синяя,морда заплывшая,а в башке много швов.Сам Янка резво строчил на швейной машинке,поминутно каясь,что мою душу вусмерть измолол.Когда уходил от него я,пробудилось страданьем хладное сердце,и хочу плакать будто- то ли друг он мне злейший,или враг закадычный.
Вернулся геройски домой- отлежаться б- но по дому бродит тревога другая.Наш пёс задавил соседскую курицу,и теперь глухо заперт в плену,скулит за оградой. Большой Санёк,а такой глупый- зачем совершил бессовестный проступок? высокий забор поднял копия между нашей семейкой и облезлым уличным псом.
-Ерёмушка,не надо!- взмолилась Олёна,топоча по земле припадошно.- У них ружья есть!
-Никакой я не Ерёмушка,если кобеля брошу.- Ну что за день нынче нервный ,похож на магнитный солнцеворот. Прошлым вечером видели все мы,как жёлтый кованый диск скрывался за горизонтом,опускаясь в кипящий окиян для закалки своей легкоранимой структуры.Долго палили звёздные кузнецы своё удушливое горнило,обкладывая солнце тлеющим коксом,раздувая пышные щёки сопящих мехов.А потом возле жаркого котла встали колдуны, тревожа светило заклятьями.И до утра продолжалась бесовская магия.
Но пусть сатана шепчет против хоть сто своих месс- а мне с малышом не страшно в разведку идти,и на хитрую каверзу.Малолетние поганцы очень заносчивы,свысока оглядывая взрослых дядей,будто мы не знали по молодости тайных романтичных забав под соседскими яблонями.
Эх,Умка- я ещё тебя поучу.Гляди ,как забор перепрыгну…твою дивизию! тише,дурень- шепчу себе,распоров штанину,и с ноги пузырится кровь. Спасибо,сынишка заполз в мой окоп,перетянул ремешком под коленку.
Рванули мы дальше обходным маневром.Напрямик у соседа малина- колючий заградительный отряд –а с боков есть узенькие межевые полоски,отделяющие картоху да помидоры.
Здоровые выросли томаты: много крупнее,чем те розовые кудельки,что вывалились из Умкиных шортиков- ремень ведь я у него позычил.- Сына,- шёпотом смеюсь,- спрячь яички,мы же не на базаре.
Стыдливо попнулся Умка затянуть свои синие шорты,сшитые Олёной в предвесенний период.Малыш впервые одел их под это жгучее лето; он ёрзает ногами,придушенно хохоча,а я щекотю его грязные пятки.-Ты почему перед боем не омылся?- нарочито грозный мой голос долетает сквозь знойное безмолвие до соседского туалета,и побившись локтями об деревянные стенки,падает в зловонную жижу.
-Ерёмушкин,а мыться- плохая примета.- Сын мой явно повторяет чужие слова,услышанные за дальним градусом вечной мерзлоты.Только широкоплечие суровые полярники верят в чёрных кошек да баб с пустыми вёдрами.
-Врёшь ,малый.Это старинный родимый обряд.Твои пращуры,уходя на смертельную сечу,всегда парились вечером,утром ли.А после выпивали чарку крепкого самогона.Потому что не все из нас вернутся домой здоровеньки.
-Как это? Разве дядька станет стрелять из ружья?-Сыкунишка мой испугался,нагадав себе вечную жизнь,спокойное детство.Бросит,кинет он пса- и я спешу успокоить:- Крапивой ожжёт обязательно,если увидит русое темечко.Светишься ты ярко,накинь лопуха.
Подобравшись на прыжок леопарда,мы в единый миг сбили амбарный засов и вытянули танцующего пса.От непомерной радости Санёк даже описался,усталым огузом волочась к калитке; а жестокие соседи заперлись изнутри,когда я показал им парочку самодельных гранат.На Умкиных мелькающих пятках висел уходящий день,яро вцепившись последними лучами…
Видно ,закружила человечью породу бездумная тоска ни о чём- сегодня вот заболел дядька Зиновий.
-Потерпи,за три дня всё пройдёт.- Я подоткнул одеялку.-Может,варенье развести кипятком? Малиновое.
-Глотать нечем,- прохрипел Зиновий,- горло ссушило.Ты говори со мной долго,а я засну.
Но нам просто так болтать скучно,всё друг о дружке зная.-Как ты думаешь,дядька,я удачливый?
Он легко согласился,посчитав меня фортунистым главарём:- да.Семья у тебя верная с домом впридачу.Чего ещё надо трудовому мужику?
-В сказку хочу,- засмеялся я над его обыденным желанием.- Чтобы вокруг меня тайны происходили,чтоб всякая нечисть нам козни строила- а я бы героем оказался и спас людей от кощеева рабства.
-тьфу,дурачок.- Зиновий маетно пнулся бледным лицом по подушке,выполз как мучной червь из её белизны.- Зачем воевать с выдуманным злом,когда кругом живое лихо на миру разродило,а его голенькие крысятки запрятались в человечьи души. Даже в те,где сроду они не водились- жрать было нечего.
-Чем же эти крысы во мне питаются?- Я не спросил,есть ли они- нет: потому что давно почуял их острые зубки на сердце,а многие старые раны уже начали рубцеваться.
-Ты страх свой прожить не можешь,он треплет тебя за холку день каждый.- С прищуром откровенности дядька Зяма смотрел мне в глаза: мол,сам напрсился.- И оттого,что через слабость свою переступаешь с опаской,неудачной и серою кажется жизнь.- Тут уж Зиновий мне спешно прикрыл рот волосатой ладонью,попросив ещё минутку внимания:- Ты не трус,мужик! ты силач; но твоя боязнь смиряется перед правдашней жизнью,и тебе невмоготу от порушенных красивых фантазий…Хочешь,про Янку скажу,чтобы легче стало? он ненавидит в людях то,что в себе желает изныть.Ему за всю боль тоже отплакаться надо.Яник редко проявляет уважение к доброте,считая её непростительной жалостью.Берегись,Ерёма,его провокаций.
-А чего мне беречься?- хохотнул внутри наивный ребёнок.- Я хожу по неведомым тропам,где тайные чудища оставляют какашки свои.И там,один,ставлю прочные сети,чтобы их,шестилапых,обратать в красную книгу –на расплод.А вот Янко для меня такую сетку не сготовит,потому как в его чугунной башке мозговое крошево- каждая икринка ума должна мыслить отдельно,а он их яростно на бутерброд мажет.Горяч мужик.
-Есть немного,- прервал Зиновий хулу мою.- Но такой запал у каждого должен быть.И верно Янко врезал мне,по закону.За то,что я от любовницы семью позабыл,с чужой бабой просто маньяком стал.Желал всякий день,да по нескольку раз.Всем людям похвастать хотелось- и конечно, мужики на работе узнали.- Дядька совсем обессекретился, удивляя меня,как ещё трудно жить на белом свете.Он говорил без умолку,радуясь моему бесконечному терпению. - Ты не думай,Ерёма,будто я трепач похотливый.Но я даже не знал всерьёз,как с бабой хорошо бывает.А любовка моя завесу приоткрыла,за которой ласки греховные.И пусть отсохнет язык мой- божественные.От таких дел забросил семью я,старался минутку времени выкроить для встреч.Чего только плёл своей Марийке- про собрания да сверхурочные; даже зароком напивался вдрызг,чтоб жена о пьянке думала,а не о бабах.
Замолк вдруг дядька Зяма.Рот в охапку,и на стену пялится- как экран широкого фильма.Будто стоит он за рукоятью кинопроектора,направляя в белую простынь лучи сладких
