теория относительности

Классная вещь.
- Есть умельцы, которые переделывают такие «пушки» под обычные патроны.
- С близкого расстояния и этим дырку сделать можно, - с видом знато-ка заметила Татьяна.
Из второй коробки Слава достал пистолет. Он был меньше по разме-рам.
- Мне вон этот нравится, - воскликнула Люда.
Сашка презрительно посмотрел на жену.
- Женщина, тебе никогда ничто стоящее не нравилось, - он кивнул на револьвер: - Этот мощнее и в обращении прост.
- Фи, - искривила свои красивые губки Люда, - зато этот красивее и в сумочке много места не займёт.
- Дура! Если собираешься оружие в сумочке таскать, то тем более тебе нужен револьвер. Он тяжелее.
- Ну и что? - не поняла Люда.
- А то, что в случае чего достать всё равно не успеешь, но если сумоч-кой с револьвером по черепу стукнешь, то есть надежда, что хулюган созна-ние потеряет, а ты в это время смотаться успеешь.

…Валентин очнулся от сна. Он лежал на кровати (на собственной кро-вати) одетый, прикрытый курткой. Голова не болела - почему-то. И с желуд-ком всё было в порядке, кажется. Он осторожно принял вертикальное поло-жение и ещё раз прислушался к своему телу. Ничего подозрительного не происходило. Он улыбнулся сам себе, встал, взял мыло и отправился в душ.
С того момента, когда вчера начали пить чай с ликером, запись собы-тий в память у Валентина включалась периодически. Он помнил, как отпивал из чашки, а Татьяна всё подливала ему ликер. Помнил, как, пытаясь «раз-мыть устои капитализьму» (именно под таким лозунгом это происходило), отправлял естественную надобность у какого-то коммерческого ларька вме-сте со Славой и Сашкой. А Таня и Люда старались кое-как их прикрыть от недружелюбных взглядов прохожих. Весь остальной путь в общежитие в па-мяти не присутствовал. Просветление наступило в комнате у Лены Большой и Лены Маленькой.
Лена Большая соответствовала своему прозвищу в буквальном смысле. Она была ростом примерно около ста восьмидесяти сантиметров. Точную длину окружности её талии никто не знал, а с предложением измерить к ней обращаться опасались, так как она ко всему прочему имела ещё и тяжелую руку.
Лена Маленькая была ростом поменьше своей подруги. Хотя пухлень-кая, но с соблюдением основных пропорций тела. А главным её достоинст-вом была улыбка с ямочками на щеках.
- С ума сойти! - воскликнула Лена Большая и немилосердно хлопнула себя по ляжкам, определив, в каком состоянии находится их нежданный гость.
Валентин взглянул на её талию и подумал, что будет иметь большое преимущество в споре с товарищами, если сейчас же проведет замеры. Но инстинкт самосохранения, как оказалось, не дремал и после минутной борь-бы взял верх над желанием научных познаний.
Он перевёл взгляд на Лену Маленькую, не говоря ни слова, подошёл и горячо поцеловал её в губы. Затем обхватил за талию, поднял и посадил на стол.
Что было дальше - неизвестно. Память сохранила только то, как он на-ходился в охапке у Жоры, а Лена Маленькая поддерживала его за ноги. (Его куда-то собирались нести.) Чувствовал он себя прекрасно. Только что-то беспокоило…
- Стой! – тогда крикнул Валентин.
Жора резко остановился. Лена, не сумев затормозить, уткнулась живо-том в ноги Валентина.
- Не забудьте тапочки, - потребовал тот и отключился.
Вспоминая всё это, Валентин тихо улыбался своему отражению в зер-кале, медленно проводя бритвой по щеке.
- Привет! - в зеркале внезапно появилось ещё отражение лица Светла-ны. Оно почему-то не выражало беззаботной радости.
- Как поживаешь? Вижу, ты не весела с утра. Почему?
- Достаточно того, что ты вчера был слишком весел, - недовольно про-говорила Светлана и сложила руки на груди.
Сейчас она напомнила Валентину его школьную учительницу химии. В моменты крайнего недовольства та всегда скрещивала руки на груди и широ-ко ставила ноги, словно пытаясь таким образом прочнее укрепиться в своей точке зрения.
Валентин изобразил на лице скорбную гримасу.
- Выходит, моё веселие для тебя как кнопка в задницу. Что ж, остаётся тебе только посочувствовать.
- Перестань паясничать. Натворил вчера чёрте чего и ещё ухмыляется.
- Откуда ты знаешь? Мне помнится, в моё поле зрения ты вчера не по-падала.
- Помнится! - передразнила Света. – Ты, вообще, что-нибудь помнишь? Да о твоих похождениях гудит вся общага!
Валентин пожал плечами.
- Что ж, я рад, что предоставил возможность коллегам обсудить более интересные вещи, чем очередную серию очередного бразильского сериала... Да, кстати, расскажи, что же я такого вчера сотворил. Сверим, так сказать, твои файлы с моими. Боюсь, в моём «компьютере» много чего не хватает.
Света только возмущённо развела руками: ответить что-либо на такой цинизм она не смогла.
- Начнём с сериала, - сказала она, овладев собой.
Валентин энергично закивал головой. Ответить сейчас он ничего не мог, так как брил подбородок.
- Когда вчера люди мирно сидели и смотрели кино у Олега Кузьменко-ва, ты ворвался и разбил телевизор...
- Помню, помню. Был я у Кузи… Но уж точно не ворвался, а спокойно вошёл, это раз. И всего лишь один раз ударил по экрану ногой, это два. Точно помню, что, когда уходил, этот ящик показывал еще лучше прежнего.
- Он испортился через минут десять после твоего ухода.
Валентин протестующе замахал руками.
- Нет уж! Это дело ты, начальник, мне не пришьёшь. Я тут ни при чём. Если б он потух сразу… а так… ничего у вас не выйдет.
- Но зачем ты ударил по экрану?
- Мне не нравится главная героиня. Она эгоистка. К тому же её зарё-ванное лицо уже полгода является мне каждый вечер. И каждый вечер, изо дня в день, она всё воет о чём-то. Мне захотелось, чтобы у нее, наконец, поя-вилась настоящая причина для истерики.
- А зачем ты Лену посадил на вазу?
- Большую? – Валентин от удивления даже прекратил бриться.
- Маленькую! – теряя терпение, воскликнула Света.
Валентин облегчённо вздохнул.
- Ну, ты меня напугала… Про Маленькую помню… Трудно сказать за-чем. Твой вопрос просто глуп. Откуда я могу знать зачем? Наверно, хотел сделать ей приятное... Постой. Какую вазу?... Я её на стол посадил.
- Да. Но на столе стояла ваза, а в вазе торчали карандаши.
Валентин удивлённо поднял брови.
- Да? Я этого не заметил. Но насколько я помню, она не плакала по этому поводу. Наверно, ей понравилось.
- Дурак!
- Судя по твоим рассказам, вчера выдался хороший денёк. Я бы даже сказал: неплохой, - Валентин смыл остатки крема с лица, ещё раз взглянул на себя в зеркало - выглядел он прекрасно. - Знаешь, что меня больше всего волнует? - вдруг спросил он с озабоченным видом.
Света напряглась.
- Насколько я помню, я хотел вернуться в город. Я зашёл в свою ком-нату, чтобы взять часы. Помню, взял часы, закрутил шарф (чтоб теплее бы-ло), а вместо туфлей надел тапочки. Это я точно помню. Потому что, когда меня несли домой, Лена Маленькая держала в одной руке мои ноги, а в дру-гой - тапочки. Почему я надел тапочки?
Валентин вопросительно посмотрел на Свету. Та застыла, обескура-женная. Он же, не обращая внимания на неё, собрал бритвенные принадлеж-ности и удалился в свою комнату. Света последовала за ним и прикрыла за собой дверь.
- Жанна сказала, что после всего случившегося ты упал в её глазах.
Жанна - соседка Светланы по комнате. Она училась со Светой в одной группе. До замужества слыла особой далеко не образцового поведения. Но, уже будучи на третьем курсе, вышла замуж за парня из родного города и вдруг волшебным образом превратилась в эталон элегантности и строгости нравов. Такое превращение часто случается с людьми этого сорта. Вообще-то, общаться с ней было можно. Но Валентина в особенности раздражала её манера принимать пищу. Именно принимать, а не кушать. Он не мог спокой-но наблюдать, как она сидит за столом в строго вертикальном положении, неестественно выгнув спину, медленно режет мелкие кусочки, медленно от-правляет их в рот, медленно пережёвывает и медленно глотает. Возможно, такое поведение и соответствовало столовому этикету. Но не до такой же степени!..
- Кто такая Жанна?
- Не поняла.
- Ты мне скажи: хто такая Жанна? Мне глубоко наплевать, упал я в её глазах или поднялся. Пусть это волнует только её. Я про неё слишком много знаю, поэтому фиолетово отношусь к её мнению обо мне. В твоих глазах я тоже упал?
- Да, - решительно сказала Света.
- Очень хорошо! Ты лишний раз убедилась, что лучше твоего Серёжи в обозримом пространстве никого не существует. Ты сделала правильный вы-бор. Остаётся за тебя только порадоваться, - Валентин троекратно вырази-тельно, с расстановкой произнёс слово «ха».
- Идиот! Напился, как свинья, натворил дел. И ещё после всего в пре-красном настроении... - Света от негодования начала ходить по комнате, как лисица в тесной клетке в зоопарке.
- А что я такого сделал? – Валентину уже порядком надоел затянув-шийся урок. - Никого не побил, не изнасиловал. Стёкла в общаге не бил, две-рей не ломал, как это делают наши классические дебоширы. А напился… это моё дело. Пил я с друзьями, в классной компании, ради праздника, ради весе-лья. И настроение у меня потому хорошее, и голова мне не болит. И вообще, всё у меня просто распрекрасно! А если ты шла сюда и рассчитывала увидеть меня, терзаемого муками совести и похмельем, то уж извини, действительно, не оправдал и в такой малости твоих надежд и ожиданий, потому как даже похмелья сегодня поутру у меня нет.
Света резко остановилась, глаза её округлились от удивления.
- Может быть, ты до сих пор думаешь, что меня гнетут мысли о нераз-делённой любви, и от этого я пытаюсь напиться и забыться? Ты ошибаешься! Но если тебе думать так приятнее, если это будет греть твое самолюбие, даст тебе сил для жизни, то думай… Думай так, как тебе приятнее. Я возражать не буду. Чего не сделаешь ради женщины, - последнюю фразу он сказал, скорее, для себя самого.
Губы у Светланы превратились с тонкую полоску, лицо побледнело.
- Ты понимаешь, что мелешь? От водки мозги совсем размякли?
- Может быть, меня это устраивает. Ты лучше скажи, зачем сюда при-шла? За продуктами? Или меня воспитувать? Чтобы меня воспитывать, надо иметь на это право. А кто я для тебя такой? - он пристально посмотрел на Свету.
Она выдержала его взгляд, но ничего не ответила, отвернулась и вышла из комнаты.
Валентин остался один. Выражение его лица было далеко не безоблач-ным, от прежнего оптимизма не осталось и следа. Глаза тупо уставились в одну точку, куда-то между спинкой кровати и холодильником. Ноздри быст-ро раздувались, выдавая бурю, кипящую внутри. Вдруг ладони сжались в ку-лаки. А глаза стали шарить по комнате в поисках предмета, который можно было бы ударить, бросить, разбить, растоптать…
Ближе и заметнее всех оказался электрический чайник. На металличе-ской поверхности так отчетливо отражалось карикатурно искаженное, как в кривом зеркале, его лицо. Но печальная перспектива лишить себя каждо-дневной возможности иметь под рукой свежий кипяток заставила отказаться от воплощения в жизнь сиюминутного душевного порыва и взглянуть на жизнь более осмысленно.
Он подумал о том, что идея бить, крушить и ломать сама по себе до-вольно заманчива и, быть может, несёт в себе кратковременную разрядку, но всё-таки не решает проблемы по существу и, кроме того, влечёт за собой бес-порядок, мусор, в конце концов, который придётся убирать рано или поздно, тратя физические