Ленин жЫв!

тускло-агрессивном свете и думал... думал... думал...
Ему вдруг захотелось увидеться с этой девушкой.
С Лизой.
Он вдруг вспомнил ее лицо.
Кирилл улыбнулся. Он хотел почувствовать запах ее волос. Затем Лучинский попытался вспомнить своих женщин, своих любимых женщин из «прошлой жизни», но никого кроме Кати, жены артиста драмтеатра, вспомнить не мог.
Катю он все время вспоминал почему-то раздетую и громко стонущую. Он хотел и пытался вспомнить, как она говорит, как она смеется, как она плачет, или возмущается, но не мог.
Только стоны. Какие–то пошлые и однообразные.
Затем ему в голову почему-то пришел образ того - толстого и нелепого генерала, со смешной должностью. Потом он увидел силуэт какого-то странного человека в красном плаще. Кирилл, вдруг подумал, что это и есть верховный правитель.
Он хотел его рассмотреть поближе... и проснулся.
Он проснулся от резкого противного белого света. От настырного пищащего звука. Рядом с его кроватью стояли два санитара с бычьими рожами и здоровенными ручищами. Они наблюдали, как Лучинский медленно и неохотно встает с постели и, показывали своим видом, что ему надо собираться.
Кирилл нехотя прошел в санузел и, почистив зубы, тщательно умылся. Он хотел было принять душ, но поленился, да и постеснялся этих жутковатых мужиков в белых халатах.
Через пять минут в палату к Кириллу закатили тележку с завтраком. На удивление, сегодня он был необычно вкусный.  Яичница с беконом. Помидоры и кружка хорошего, черного кофе с сахаром. Кирилл с удовольствием уплетал эти яства:
– Вот так бы всегда! А-то, каши ваши надоели... – урчал он, пережевывая пищу.
Когда завтрак был почти съеден в палату вошел Сикора. Он улыбнулся и приветливо сказал:
– Доброе утро. А вот и этот день, он должен, вам запомнится и, вообще, наверное, он станет самым важным днем в вашей жизни. Нет, наверное, все-таки одним из самых важных. Потому, как самый важный, может быть завтра!
Кирилл вытер жирные губы салфеткой. Отхлебнул кофе и, неприлично отрыгнув, капризно ответил:
– Да уж! Каждый день тут  у вас он важный! Или завтра наступит? Где то я уже это слышал или читал. И вообще! Самый важный и противный день это день когда я выпил ту гадость корейскую.
– Может быть. Но сегодня день не будет противен.
– Вы думаете? – Кирилл, встал и, подойдя к майору, пристально уставился на него. Фимобщик отвел глаз, отвернувшись, тихо сказал:
– Я думаю Кирилл, вы все воспринимаете слишком критично.
– А я так не думаю.
– Ну, хорошо. Не будем заводиться. Я пришел вас сопроводить в дороге. Но прежде чем мы выйдем из палаты и отправимся на аэродром. Я еще раз вам вынужден напомнить, что вы в дороге не должны не с кем общаться. Хотя конечно у вас вряд ли будет такая вот возможность, но все же, я на всякий случай еще раз вас предупреждаю.
Кирилл хмыкнул и, махнув рукой, бросил:
– Да понял, я понял. Давайте уж совершим ваше увлекательное путешествие.
– Хорошо! – радостной воскликнул Сикора.
Он подошел к  кровати и нажал кнопку вызова персонала. Через секунду в палате появились два человека. Это были незнакомые мужчины, одетые в простые и строгие серые костюмы. Белые рубашки с зелеными галстуками и начищенные до блеска туфли. На лицах нет эмоций. Одинаковые выражения стрижки и глаза.
Кирилл хмыкнул и тяжело вздохнул:
– Эх, видели бы это все мои, из газеты не поверили бы...
Сикора хотел было что-то спросить, но передумав, повернулся к сопровождающим и громко приказал:
– Так, проводите ноль девяносто восьмого в автобус. Норматив сопровождения номер три. И что бы аккуратно и все чинно. А я пока зайду, возьму свои вещи. Все вперед.
– Так... у меня даже номер есть. Понятно... – вздохнул Кирилл.
– Это необходимо было, – виновато буркнул Сикора, он понял, что допустил ошибку.
– Интересно, а кто был под грифом ноль девяносто семь? И, что с ним стало? – язвительно заметил Лучинский.
Он заметил, что майор дернулся.
– Это государственная тайна. На эти вопросы вы ответа не получите. Лучше давайте думать о себе и предстоящей дороге.
– Ах, о дороге? Ну, что ж... подумаю. А я, что, тоже, вот так поеду?! В одежде без чемодана?! Никаких там с собой принадлежностей?
– Какие еще принадлежности? – не понял Сикора.
– Ну, там зубная щетка, паста и полотенце в дорогу?
– А-а-а, это, все получите на месте. Вы же на полном гособеспечении, – весело ответил майор и вышел из палаты.
Кирилл, вздохну и тоже направился к двери. Но один из конвоиров остановил его, уперев свою ладонь в грудь Лучинского. Второй тем временем вышел в коридор. И лишь после этого напарник кивнул головой, указываю Кириллу на выход.
Они, шли по коридорам мед центра долго и уныло. Пару раз ехали на лифте в гробовом одиночестве и молчании. Кирилл понял, что его ведут какими-то окольными путями, потому как в коридорах им не встречались ни пациенты, ни обслуживающий персонал. Путешествие по спецбольнице заняло минут десять. Наконец, его вывели в маленький узкий коридор, который уперся в железную дверь, конвоиры подвели Кирилла в ней и заставили отвернуться. Пока один из охранников открывал замок, Кирилл успел рассмотреть где-то в глубине коридора силуэт грузной женщины. Она, склонившись, терла шваброй с тряпкой пол.
«Двадцать первый век, а полы моют, как и в девятнадцатом. Человечество регрессирует? Наверное!» – с горечью подумал Кирилл.
Уборщица упорно мыла пол не поднимая головы. Возможно, инструкция по уборки этого помещения, запрещала ей делать это...
Щелкнул замок. Кирилл обернулся. Открылась дверь и ... солнце, яркое и безжалостное солнце резануло в полоску проема. Лучинский сделал шаг вперед. Конвоир попытался преградить ему дорогу, но Кирилл оттолкнул его и вышел на улицу. Это странное и нелепое ощущение!
Свежий воздух!
Щеки непривычно обожгло солнечными, настоящими солнечными лучами!
Какое блаженство, вот так втянуть ноздрями свежий воздух!
Красота!
Кирилл зажмурился от удовольствия.
Это тебе, не искусственно отфильтрованный поток из кондиционера.
Нет!
Это тебе не искусственно мертвецки-тусклый свет дневной лампы!
Нет!
Это воля, воля жизни!
Сколько же он не был на свежем воздухе? Вечность! Целую вечность!
«Может быть, вот так чувствует себя младенец, когда появляется из утробы матери! Когда первый раз видит земной свет! Когда ощущает свежее дыхание самостоятельной жизни! Нет, определенно так! И это чувствуют все люди при рождении! Просто потом они  забывают эти мгновения! Их еще не развитый мозг наверняка хранит информацию, но не может ее вывести или отложить в доступную взрослому человеку, ячейку памяти!» - сами себе пришли на ум мысли.
– Прошу вас пройдите в машину! – металлическим баритоном прозвучал голос охранника.
Кирилл почувствовал, что его кто-то взял за локоть. Эта стальная хватка...
– Пройдите в машину! - настаивал конвоир.
– Пусть постоит! – буркнул незнакомый Кириллу голос.
Лучинский стоял, не обращая внимания на то, что происходило рядом. Слабый ветерок холодил и освежил кожу. Так захотелось закричать. Кирилл набрал в легкие воздух. Но, в последнее мгновение передумал. Он лишь, словно открыв аварийный клапан на котле - спустил давление.
Тихо и медленно засвистел губами.
– Красота - прошептал он. Как там, у классика, красота спасет мир! Это точно. Но вот мать стою... у меня немного иное... Лучше все это бы кончилось. Не хочу... – загадочно, едва слышно, шевелились губы, издавая полумертвые звуки.
Он открыл глаза. И вот она суровая действительность. Перед ним стоял зеленый микроавтобус, а за машиной лишь глухой высокий забор. Совсем, как в тюрьме. На борту автобуса большая красная полоса с белыми буквами:
«оперативная служба республики»

Кирилл, вздохнул и грустно улыбнулся. Один из конвоиров повторил, толи приказ, толи просьбу:
– Проходите, у нас нет времени.
Кирилл подошел к распахнутой дверки и нырнул вовнутрь. После яркого солнца, полумрак безоконного помещения ослепил. Пришлось привыкать к темноте. Пока Кирилл тер руками глаза. Машина завелась и поехала. Кто-то помог Лучинскому присесть на свободное мягкое кресло.
Когда Кирилл стал различать предметы, он осмотрелся. Тесный бокс, но уютно отделанный. Вокруг кожа и металл. Три больших мягких кресла. В конце на подставке прикреплено два видеомонитора, под ними какая-то аппаратура. Кирилл почесал голову и увидел, что рядом с ним сидит ни кто иной, а Сикора. Он улыбался. Майор, скорее всего к автобусу пришел более коротким и открытым путем, нежели они с конвоирами - шли по коридорам и закоулкам.
– Вам удобно? – спросил фимобщик.
– Да, – ответил Кирилл. – А куда едем?
– В аэропорт.
– А почему без окон?
– А зачем они?
– Ну, хотелось город посмотреть...
– Да там ничего хорошего, город как город, – грустно ответил майор.
– А вам самим-то, не противно, так жить?  – ухмыльнулся Кирилл. – Вы же живете, как в этом вот, автобусе. Клетка с кожей и телекормушкой.
– Нет. Привыкли. А вам, не противно, с нами, вот так? Или у вас выбор есть? – ехидно поддел Сикора.
– А мне противно. Поэтому, мы там, вот, от этого, все и избавились. В прошлом. А вы, вижу, опять.
– Да не хрена вы не избавились! – как-то зло бросил фимобщик и отвернулся.
Кирилл решил больше не доставать его вопросами, чувствуя, что разозлил своего куратора.
До аэропорта доехали минут за двадцать, Кирилл даже слышал, как во время движения водитель включал сирену. От этого автобус немного дрожал. Да и вообще скорость была приличная и сильно болтало. Пару раз сильно подбросило на ухабах.
Кирилл понял, что дороги в будущем очень похожи на дороги современности.
Кто бы сомневался....
– Дураки и дороги... толи дураки делают эти дороги, толи от езды по этим дорогам, люди в этой многострадальной стране становятся дураками... Эх Россея... беды две, а проблем три... лень трусость и зависть... – пробурчал себе под нос Кирилл.
Автобус остановился, и стало немного не по себе. Где-то рядом Кирилл услышал шум. Да, это были двигатели самолета. Характерный писк. И запах, запах авиационного керосина. Такой приторно кислотный. Кирилл помнил его еще с детства, когда летал на каждые каникулы к своей бабушке в Кемерово.
Дверь открылась, и звуки ворвались в салон. Можно выходить. Конвоиры первыми  покинули автобус и встали, словно в почетном карауле, на бетонных плитах. Кирилл вышел и зажмурился, солнце опять заставило сжимать веки. Ветер вновь приятно освежил кожу.
Они находились прямо на летном поле. Совсем рядом стоял огромный транспортный самолет, как понял по его окраске Кирилл, самолет был военным. Темно-зеленые бока и лишь, желтые вензеля трех известных ему букв, на хвосте и фюзеляже. Двигатели, словно гнезда лесных диких ос, свисали с крыльев и пищали в предвкушении полета.
Кирилл обернулся, там за микроавтобусом, на котором его привезли, стояли еще две машины - легковые. Какой марки неизвестно. Лучинский в своей прежней жизни таких моделей не видел. Автомобили были черного цвета с темными окнами. Кто в них сидит было рассмотреть невозможно. Вдалеке цепью стоял, наверное, взвод солдат. Это было видно по силуэтам – у людей на груди, торчали палками, скорее всего толи автоматы, толи пулеметы. Оцепление находилось метрах в тридцати от самолета. А совсем далеко, где-то там километрах в двух, виднелся лес и возле него