несколько.
Драки, разборки в переполненном садовом товариществе участились. Всё это живо обсуждалось в очередях за водой на родниках, которые стали местными средствами массовой информации и форумами. Хотя народу было много, появились случаи краж и прямых грабежей, - далеко не все запаслись всем необходимым при драпе из города, многие всерьёз считали, что всё это не дольше чем на неделю.
-А дальше что?
- А дальше всё нормализуется…
Как «нормализуется», на каком уровне, ценой чего и за чей счёт, - такие вопросы вызывали неприкрытую неприязнь. Нормализуется и всё! Ты что, думаешь, этот бардак будет вечно?? Тебе что, всё происходящее нравится??
Когда в очереди за водой рассказали, что вчера вечером какие-то пьяные отморозки избили и ограбили соседей, Володя с Людой приняли решение уезжать. Пробиваться к польской границе, а там, дальше – к дочке с зятем. Смущало отсутствие виз, шенгенская уже истекла; но решили, что в нынешних условиях с формальностями при пересечении границы должно быть проще. Стали собираться; понемногу, чтобы не встревожить соседей, грузить пожитки в своё главное достояние – старенький Пассат.
В товариществе появились расклеенные объявления, что Администрация организует на базе Товарищества сельскохозяйственную Коммуну, что будут обобществлены как сельхозинвентарь, так и созревающий урожай; но взамен коммунары получат защиту, порядок и семена для посадок на следующий год. Назначалось организационное собрание. Это ещё больше подтолкнуло Васильченков с отъездом – Володя не верил обещаниям Администрации.
Загрузив в машину остатки взятой из дому еды, тёплые вещи; походный мангал, который планировалось использовать как переносную печку, и то из урожая, что успело созреть, Васильченки рано утром уехали из Садового Товарищества.
Первое разочарование ждало их на заправке – бензина не было ни за какие деньги.
- Зёлото ест?.. – спросил подошедший явно нерусский субъект, бесцеремонно заглядывая в машину.
- Жал. За зёлото бензин ест, - разочарованно он отвернулся от машины, неудовлетворённый увиденным. Махнул рукой кучковавшимся около закрытой заправки пятерым кавказцам, рассматривающим подъехавших, и те сразу потеряли к происходящему всякий интерес.
Выезжая с заправки, Володя увидел мелькнувшие на просеке в лесу с десяток разномастных, но явно дорогих и престижных автомобилей, беспомощным стадом приткнувшихся друг к дружке. Некоторые двери были распахнуты, людей возле машин не было. Сильное чувство опасности заставило гнать его всё дальше и дальше от этой заправки. На шоссе было пустынно.
Переночевать их пустил пожилой мужик в одном из дворов деревни, через которую они проезжалу уже под вечер, и даже ничего не взял за ночлег. Утром его сын, крепкий парень в пятнистых штанах от армейского камуфляжа, принёс им завтрак – варёную картошку и молоко; посоветовал относительно дальнейшего маршрута. Подкрепившись, они отправились дальше, до границы оставалось недалеко, всего полдня пути. Но буквально через километр от деревни, при выезде на большак, были вынуждены остановиться – поперёк дороги лежало бревно. Тут же из кустов вышли двое с замотанными тряпками лицами, один с охотничьим ружьём, второй, в камуфляжных штанах, с автоматом. Как ни упрашивал Володя, как ни молила и не плакала Люда, машину со всем скарбом отобрали. Отдали лишь тёплую одежду и немного продуктов. Вспыльчивый Володя попытался применить силу, схватился за топорик, - но тут же получил удар в лицо, и уже больше не протестовал. Собственно, хорошо ещё, что не убили…
Дорога до границы заняла двое суток. Ночевали в лесу, в поле. На погранпереходе застали жуткую картину – десятки, а скорее, сотни автомобилей, грузовиков и легковых, плотно забившие дорогу. Часть из них – сгоревшие, и практически все дочиста разграбленные. Границы, погранперехода, таможни практически не существовало. Углубившись на польскую территорию километров на пять, столкнулись с группой беженцев, укрывающихся в лесу. Группа была смешанная – поляки, русские, украинцы; в основном женщины и дети, бежавшие из горевшего городка неподалёку, или пробиравшиеся домой «с заработков». От них узнали о происходящих событиях. В Польше шла война. Воеводства, или как их там, территориальные единицы, делили власть. Гордые шляхтичи резали друг друга как разбойники на большой дороге. Идти через Польшу было явным самоубийством. Кроме того, говорили, что пройти через польско-немецкую границу вообще невозможно. Немцы со всей им свойственной педантичностью ввели «орднунг» на границе, наплевали на всё «европейское единство», «гуманитарные ценности», толерантность; и просто стреляли в тех, кто пытался пересечь границу. В Германии был бы порядок, на что и рассчитывал Володя, если бы не два фактора: привычный очень высокий уровень жизни, существенное понижение которого в новых условиях было воспринято населением как крушение всей жизни; и огромное количество мигрантов – гастарбайтеров, заполонивших Германию. Теперь они стали не нужны. Но «возвращаться домой», в свои давно покинутые Турцию и Африку они явно не желали… И Германия теперь тоже пылала – пылала в межэтнических и религиозных войнах, в которых жуткими «пороховыми погребами» торчали пусть и частично заглушенные, но всё равно чудовищно опасные атомные электростанции, которыми напичкана вся Европа...
Самые противоречивые сведения доходили оттуда; но что в основном там, так же как и везде, как и дома, царил старый верный принцип «спасайся кто может», - это было несомненно. Со всей очевидностью встал факт, что продолжать идти вперёд, пешком, через Польшу в Германию, - просто тяжёлый способ самоубийства.
Тогда они решили вернуться. Вернуться домой, в свою квартиру, где прожили почти всю жизнь. Зачем? Просто потому, что это был их дом. И они пошли назад, пешком, без денег, без пищи, не надеясь ни на что, кроме удачи. Ни Володя, ни Люда не захотели вспоминать про обратный путь. При одном только напоминании о возвращении и о том, что при этом пришлось пережить, Люда плакала, а Володя темнел лицом, стискивая сухонькие старческие кулачки.
И вот они здесь.
Напившись сладкого чая с печеньем, они до сих пор не могли поверить, что смогли вернуться. Вскипела вода, Лена повела их мыться. Канализация ведь не работала, и мылись мы теперь своеобразно – поливая себя из ведра ковшиком, стоя в ванной, слив из которой через шланг шёл в пластмассовый бак на лестнице, - чтобы под уклон стекала вода. Бак потом относили выливать на улицу, или проще – выливали прямо из окна…
Пока они устраивались, мы поднялись в нашу «совещательную залу» - квартиру Устоса, и там обсудили относительно их. Батя конкретно высказался за то, чтобы «их оставить»: нам нужны были ещё люди, чтобы обеспечивать, чёрт побери, «обороноспособность» и быт: следить за пеонами в наше отсутствие, навести порядок в запасах, помогать по хозяйству и в готовке пищи… Толик резонно заметил, что «обороноспособность» обеспечивается нашей огневой мощью, пока ещё невысокой; а отнюдь не наличием двух стариков.
- Да это так, всё так, Толик… Но ты учитывай вот что – сейчас всё больше сил будет уходить на организацию хозяйства, на поддержание существования. Мы-то что? Мы будем обеспечивать обороноспособность Башни, и снабжение её продуктами питания и вообще всем, нужным для жизни. Но обеспечивать быт в самой Башне, наш тыл, после того, как перестала поступать вода и отключили электричество, поверь, стало намного сложнее…
- Да чё там сложного-то?..
- Что сложного? А ты посуду давно мыл? Хотя бы? А стирал что?
Вопрос явно поставил Толика в тупик. Он не заморачивался такими пустяками.
- Вот. А ты понимаешь, что даже не для того, чтобы сготовить пожрать; а хотя бы для того, чтобы жрать из чистой посуды, нужно притащить воды, нагреть её… На чём нагреть, знаешь? Я ведь запретил греть на газе, ты в курсе? Газа мало. Значит, надо греть на дровах. На керосинке, на бензиновой печке. Это всё нужно организовать, за этим всем надо следить. Ты знаешь, что бабы недавно тут чуть восстание не подняли – горячую воду за-ежедневно требовали! Где её взять??
- Какие бабы? – спросил сбитый с толку Толик.
- Наши. Лена. И твоя Белка, кстати. Не знал? «Не желаем вонять как бомжи!», типа. Мыться, они, видите ли, хотят, и непременно «в человеческих условиях!» И зима скоро. Печку надо ставить. Топить печку. Дрова готовить. Воду таскать – из бассейна, через дырки в стенах – представляешь? Ты будешь таскать?..
- Чё ты накинулся-то?.. Я ж не против. Я просто рассуждаю…
Я видел, что батин натиск на Толика, то, что он говорил «жрать, жрать», подстраивался под его лексикон, имело целью убедить того согласиться на возвращение Васильченков; что ему хочется, чтобы они вошли в нашу «стаю товарищей». Я-то видел, что при всех его логических построениях ему просто жалко стариков. Я тоже был «за».
Толик в конце концов пожал плечами:
- Да пусть, мне-то что? Только чтоб они не лезли в наши дела. Пусть занимаются хозяйством, а в наши дела не лезут.
На том и порешили.
Когда уже Олег лежал в постели, и при свете небольшого кемпингового светильника читал книгу, в квартирную дверь негромко постучали. Взяв с тумбочки рядом с кроватью люгер, Олег пошёл открывать. Из своей комнаты выглянула испуганная Лена. В Башне не принято было после наступления сумерек приходить «без звонка», благо батя протянул телефонные провода и установил связь с жилищами всех обитателей, а также со своим «постом охраны» и мастерской на шестом этаже, где иногда и ночевал.
Это был Володя.
- Володь, ты чё? Тебе же сказали – не ходи по Башне. Тут мы сюрпризов для непрошенных гостей наставили до такой-то матери. Завтра всё тебе покажем – а пока не ходи! Ты чё? Подорваться хочешь?
Тот, не отвечая, жестом показал, что хочет войти.
Олег посторонился, пропуская старика. За ним тенью просочилась Люда.
- Чё ты? Что не так? Устроились?..
- Да. Всё хорошо…
У нас были ключи от их квартиры, и мы, конечно же, ничего у них не трогали. Все их вещи лежали там и так, как они их оставили при отъезде «в сад», «на пару-тройку недель», как они считали…
- Так что вы?
- Олег… - было видно, что старик говорит в сильном волнении, - Лена… Мы хотели вам сейчас сказать… Обязательно сегодня… Мы хотели сказать…
- Да что случилось-то??
- Мы хотели вам сказать, как мы рады, что смогли вернуться. Что мы очень благодарны вам, что вы приняли нас…
- Да чё ты, Володь!.. – Олегу на мгновение показалось, что тот присутствовал в «зале совета», слышал обсуждение, когда всерьёз обсуждалось оставить их, или… Или прогнать? КУДА прогнать?..
Олегу стало неприятно от одной мысли, что старый Володя мог слышать это «обсуждение».
Старики стояли в своём чистом домашнем, вымывшиеся горячей водой, впервые за много недель досыта и разнообразно накормленные. Впервые за много недель они будут спать в своей, В СВОЕЙ квартире, и в своей постели; впервые за всё это время они чувствовали себя в безопасности, - в основном не из-за толстых кирпичных стен Башни и мощных решёток на окнах, не из-за стальных дверей, а из-за спокойной уверенности Олега, Толика, Сергея;
