изяшные и снова на шпильке. Видно было, что эта женщина знала себе цену, и по тому, как на нее смотрели окружающие – эту цену могли предполагать и они. Цена, без сомнения, была очень высокой, но что-то в ней неуловимо говорило Герману, что его шансы не безнадежны.
Сара улыбнулась открытой, приветливой, без малейшего жеманства улыбкой, и протянула ему руку.
-Как мило было с вашей стороны приехать самому и не заставлять меня ехать за картиной по этому ужасному городу, - сказала она.
Гераман взял ее руку и теперь не знал, что с этой рукой делать. Просто пожать – неудобно, слишком по-мужски это будет выглядеть. Он бы, конечно, пересилил себя и поцеловал руку, чего никогда в жизни не делал, но на него с любопытством уставились шароголовые охранники, тоже с явным интересом наблюдающие, что же он будет с этой рукой делать.
На выручку пришла сама Сара. Оставив протянутую руку в его руке, она другой мягко, но совершенно естественно, привлекла его за плечо и коснулась губами его глянцево-выбритой щеки. Потом чуть откинула назад голову, посмотрела на его щеку, засмеялась и сказала:
-Простите, я вас испачкала помадой.
-Да что вы... – только и смог выдохнуть Герман.
-Но я сейчас все исправлю, - так же весело сказала Сара, достала из темно-вишневой дамской сумочки тонкий носовой платок, источающий какой-то неземной, нежнейший терпковатый аромат, чуть послюнила его и совершенно естественным движением вытерла щеку Германа.
Теперь не только у Германа остановилось дыхание, но и у всех смотрящих на это охранников. Глядя на их лица, можно было только представить себе, что бы они сейчас отдали, чтобы их круглые, упитанные, розовые пингвиньи щеки оказались на месте впалой синюшной щеки Германа.
«Хорошо, что побрился», - только и смог подумать Герман.
-Вы не слишком спешите? – спросила Сара.
Не надо обладать бурным воображением, чтобы предположить ответ Германа.
Нет, он спешил не слишком. Во всяком случае, в ближайшую тысячу лет он готов был быть в ее полном распоряжении.
-В таком случае, вы не пообедаете со мной? - спросила Сара. – Мы бы поднялись с вами на двадцать пятый этаж, там есть вполне приличный ресторан, заказали что-нибудь истинно русское, ели бы, смотрели с высоты птичьего полета на Москву и говорили бы о живописи. Как вам такое предложение?
Герман всегда думал, что он к деньгам равнодушен, а оказывается, как же это здорово – иметь в кармане такую сумму денег, с которой тебе совершенно не страшно согласиться сводить эту женщину в любой ресторан столицы и не бояться, что тебе не хватит денег расплатиться!
-Скажу одно – мне оно нравится, - сказал Герман, не смевший и мечтать о том, чтобы провести с этой неземной женщиной столько времени.
-Вот и хорошо,- радостно сказала Сара. – Тогда давайте отдадим на ресепшн картину, распорядимся, чтобы ее отнесли в мои аппартаменты, и вперед, а вернее, вверх – на двадцать пятый этаж!
В ресторане, который носил название «Планета Космос», неискушенному в посещении подобных заведений Герману поначалу стало совсем неуютно. Гораздо привычней ему было взять бутылку водки – такую, чтобы подешевле – сесть с Татьяной на кухне, и, не слишком заморачиваясь насточертевшими видами из единственного окна, употребить напиток по назначению, закусив, чем Бог послал.
Но обходительные манеры вышколенного метрдотеля и совершенно непринужденное поведение Сары, которую, похоже было, нисколько не подавляла обстановка этого, как, наверное, и любого другого ресторана, быстро успокоили и Германа. Он выпрямил плечи, правильной постановкой головы придал своей осанке убедительное достоинство, и, пронеся себя в таком состоянии через зал, был сопровожден вместе с Сарой в очень уютный кабинет, своеобразной дверью в который служили две тяжелые, к низу отогнутые по сторонам красные театральные шторы с кистями. Из окна этого уютного маленького кабинета (в голове Германа почему-то возникло пошленькое сравнение с гнездышком) было видно не меньше половины Москвы. Центром панорамы служила стрела Останкинской телебашни. Окно тоже наполовину прикрывала красная театральная штора. Скатерть и стулья – их было шесть – сверкали изумительной белизной первого зимнего снега..
Откуда-то, из глубин скорее мышечной, нежели обычной памяти Германа всплыли весьма недурные манеры, которым его обучали в далеком детстве, и он галантно, не дав это сделать метрдотелю, отодвинул перед Сарой стул. И вообще, он как-то очень быстро пришел в себя и освоился в этой, казалось бы, совершенно чуждой ему обстановке, одежде и роли. Столь же легко и быстро он разобрался и с меню, большая половина блюд в котором была для него абсолютной китайской грамотой.
Сара, следуя своему желанию есть сегодня только блюда русской кухни, заказала для себя кетовую икру, в качестве горячей закуски русские блины с мясом и сметаной, на первое борщ с говядиной, на второе - жареный картофель и на десерт фруктовый салат с Куантро. Куантро, конечно, лишь с большой натяжкой можно было считать русским напитком, но из десертов, звучащих хоть как-то по-русски, предлагалось только мороженное, а мороженного ей не хотелось.
Герман посчитал, что борщ и картошку он запросто может есть и дома, и потому с видом совершеннейшего знатока заказал салат с перепелкой и трюфельным маслом, карпаччо из говяжьей вырезки, фуа гра с пряной грушей и малиновым соусом, крем-суп из белых грибов и трюфелей (здесь он секунду колебался, думая вначале блеснуть заказом супа из морепродуктов с чесночной брускеттой; но, во-первых, понятия не имел, что такое брускетта, во-вторых его смутило слово «чесночный»), утиную грудку с шафрановой грушей и на десерт холодный суп из манго с шариком мороженного.
Вино заказали на усмотрение метрдотеля, что последний, со своей стороны, оценил очень высоко. Ему, как специалисту в своем деле, всегда импонировали люди, которые не строили из себя знатоков в том, в чем смыслят не больше, чем заяц в марципанах – а таких, из приходящих сюда, подавляющее большинство, во всяком случае, на взгляд метрдотеля - а доверяют это сделать настоящему знатоку.
Пожалуй, не стоит вдаваться в подробности того, как Герман безуспешно пытался справиться со всей этой лавиной яств, из которых ему понравилась только утиная грудка и шарик мороженного. Но надо отдать ему должное – он с таким скучающим видом отодвигал в сторону едва пригубленные блюда, что вполне можно было подумать, будто его просто не устраивало качество приготовленных деликатесов, а вовсе не потому, что блюда с непривычными вкусами не лезли ему в глотку.
Саре же русская кухня оказалась по вкусу, и за малозначимым разговором о живописи, Москве, и жизни в принципе, ее заказ неторопливо, но вполне зримо уменьшался в размерах. По правде говоря, размеры были далеко не так грандиозны, как у Германа, потому что она заказывала свои блюда не по целой порции, а по половине, и некоторые даже по четверти..
«Да, - подумал Герман, - надо было заказывать борщ. А то получилось – еды куча, а я голодный».
Тебя что-то не устраивает?
Герман резко обернулся вокруг, но рядом никого, кто мог бы это сказать, не было.
Действительно, подумал Герман, довольно о еде. Не ради же еды, в самом деле, он находится в этом ресторане!
-Кстати, я чуть не забыла, а вы молчите, - с укоризной в голосе вспомнила о чем-то Сара и взяла со стоящего рядом стула свою темно-вишневую сумочку.
-О чем я молчу?– не понял Герман.
-Ну как же? Разве вам не причитается остаток суммы за картину? Господин фон Вольф просил вам передать, - она потянула Герману увесистый закрытый конверт, - и на словах выразить восхищение вашей работой.
-Так ведь он ее не видел?! – опешил Герман.
-Я только передаю то, что он просил, - сказала Сара.
Герман взял конверт – по весу он был значительно тяжелее той пачки денег, которую вчера Отто выдал ему в виде аванса - и, не открывая, равнодушно сунул в правый карман пиджака.
Сара отпивала маленькими глотками вино из бокала и смотрела на Германа. Его это невероятно смущало, и он чувствовал, как потеет его ладонь, держащая бокал. Герман действительно только держал бокал, но вино не пил. Сначала боялся, как бы его не понесло и он не напился, потом, когда все же решил пригубить глоток, почувствовал то же самое ощущение во рту, что и утром, когда попробовал выпить водку – даже эта крохотная толика вина чуть не лишила его дыхания.
В это время к столу подошел метрдотель и спросил, всем ли они довольны?
-Спасибо, - ответил Герман. – Все замечательно. Будьте добры, скажите официанту, чтобы принес счет.
-Одну минуточку, - галантно улыбнулся метрдотель и жестом глаз показал следившему за ним официанту подойти к столу.
Когда Герман доставал деньги, чтобы рассчитаться по счету, из кармана у него выпала однодолларовая купюра., оставшаяся после обмена валюты на рубли, когда он покупал себе утром костюм. Официант, стоявший рядом, быстро нагнулся, поднял купюру и положил ее на стол.
Рассчитавшись с официантом, Герман в разговоре с Сарой взял купюру со стола и стал бездумно вертеть ее в руках. И тут взгляд его случайно упал на изображенную на купюре пирамиду. Он сразу вспомнил свой сегодняшний сон и непроизвольно нахмурил брови.
-Что-то вспомнили? – спросила Сара.
-Да так, ерунда, - махнул рукой Герман. – Вот, посмотрел на доллар и вспомнил сегодняшний сон.
-Как интересно! – негромко воскликнула Сара. – После вчерашней встречи с Отто вам, не иначе, снились деньги?
-Нет, не деньги. Мне приснилась пирамида.
-Пирамида? Хм. Это непростой сон.
-Вы умеете толковать сны? – удивился Герман.
-В детстве, как и все девчонки, обожала читать сонники, - пояснила Сара, как бы извиняясь за свое давнее увлечение.
-Тогда расскажите, если знаете, к чему снятся пирамиды? – попросил Герман.
- Если снятся пирамиды, - сказала Сара, - значит, в вашей жизни грядут какие-то большие перемены. Возможно, вас ожидают путешествия, которые принесут удовлетворение многих ваших желаний. Вы будете совершенствоваться в любви, узнаете вкус земных богатств. Пирамиды – это хороший сон.
-Скажите.., – только и сказал Герман.
Сара взяла из его рук долларовую купюру и, развернув, посмотрела на нее.
-А мне при взгяде на этот рисунок, - показала она жестом бровей на купюру, - всегда было не по себе от этого глаза над пирамидой. Жуткий он какой-то... А вы знаете, что у вас очень красивые глаза? – вдруг неожиданно спросила она.
Герман закашлялся. Да так, что ему даже пришлось достать носовой платок.
-Простите, - сказал он, никак не находя в себе силы до конца привести в норму дыхание.
-Красивые и грустные, - снова сказала Сара, рискуя вызвать у Германа новый приступ кашля.
Сара мягко улыбнулась и снова пригубила вино.
-Разве я не говорила тебе об этом? – спросила Сара, без тени напряжения переходя на «ты». – Еще вчера, когда я увидела их, я подумала, что твои глаза похожи на глаза грустного принца из датских сказок.
Никто до сих пор так не говорил о его глазах. Глядя на себя в зеркало, он, конечно не считал себя таким уж уродом, но и никогда не находил чего-то особенного ни в лице в целом, ни в глазах в отдельности. И уж меньше всего напоминал он себе «грустного принца», тем более, из датской сказки. Грустного пьяницу, может, иногда и напоминал,
