БЕГСТВО 3-4-5

внутренностям, а стоящий рядом ухмылялся. Он побежал и прошмыгнув между палаткой и кирпичным девятиэтажным домом, похожим на конторское здание, оказался в Торговом центре. Перед его глазами предстали совдеповские промаги, и он заглядывал в каждую витрину, за которыми просматривались торговые залы. Да, изобилие консервов, пирамиды из банок с морской капустой, батоны Докторской колбасы и куски Российского и Голландского сыра радовали глаз и влезали в тайные уголки души. Он блаженно замяукал, а за руку уже тянула супруга, и они отправились домой.
Поднимались довольно долго, он успел устать, но вот наконец-то родная квартира, но уже с порога он понял, что это не та квартира, какую он желал видеть, это одна из многочисленных съемных квартир, убогая и дискомфортная, с обшарпанными обоями и и выбитыми дощечками паркета...
Оглядевшись, он заметил лежащие на белом кухонном столе ключи и сотовый телефон, забытые им в машине. А где же тот телефон без кнопок? Он был уверен, что тот находится здесь же, нужно только хорошенько поискать. А вот и он! Спокойненько лежит себе на кресле, как-будто здесь ему самое место... Он украдкой посмотрел на жену, та улыбалась...


Е.П. сидел за своим директорским столом, время от времени поглаживая погоны под пиджаком. Он чертил план. На это ушло около двух часов, и наконец директор, ужасно довольный собой, изрек:
-Такова наша дислокация!- прыснув сквозь кривые зубенки, он сморщился и торжественно посмотрел на окружающих, которые в свою очередь посмотрели на него как на идиота, каковым он всегда и слыл,- Сколько еще нужно времени, чтобы понять, что происходит?- он еще тщательней сморщил лоб и почесал шишку, набитую им по пьянке о батарею в подвале. Он пытался думать, но ничего не получалось, в мозгах скакали лишь обрывки его крылатых фраз, услышанных где-то в кино или по телевизору, а также тайные мысли о собственном исключительном величии, собственной незаменимости и еще кое-что, что именно он пока не мог осознать...


Мелькали надписи: Садово-Кудринская, Большая Садовая, Садовая Самотечная, Трубная, Малая Сухаревка, Сретенка, Даев переулок, Печатников переулок, Головин переулок, Пушкарев переулок, Колокольников переулок, Мясницкая, Лубянка, Кузнецкий мост, Манежная площадь, Васильевский спуск... Надписи мелькали да и только...


Он спускался в переход, где располагалась станция Охотный ряд, и суетился разношерстый народец, от бомжей, до классических музыкантов со скрипками и виолончелями, исполнявших вполне недурственно какие-то классические произведения. Мелодии были до боли знакомыми, многократно слышанными, но он не знал авторов, не потому, что не любил классику, а потому, что слушал совершенно другую музыку. Бежали куда-то по своим делам человеко-менеджеры, обдумывая, как втюхать гражданам с большими кошельками очередную порцию воздуха, туда-сюда сновали девчушки в безумно коротеньких платьицах, изнемогая от желания, но не имея возможностей, а стоящие у лестницы два индивидума, один невзрачнее другого, хотя один был широк в плечах, а другой долговяз и худ словно скульптуры Джакометти, пытались всучить им какие-то листовки с вызывающе-кричащими буквами. Он проходя мимо субъектов, машинально протянул руку за листовкой, но долговязый почти с ненавистью отодвинул листовку в сторону и сунул ее проходившей рядом девице. Его передернуло от неожиданной наглости, и он искоса взглянул на обидчика; а тот как ни в чем не бывало продолжал свою деятельность. Так вот вы какие! - с горечью подумал он, но тут же успокоился,- Вы, по сути НИКТО и звать вас НИКАК, вскипаете, ерзаете, пытаетесь протаранить стену этого мира, но знать вас не будет ни один человек на земле, когда вы издохните в старости ли иль в самом расцвете сил. Сейчас вы думаете, что вам все пути открыты, что земля распростерлась у ваших ног, но взгляните правде в лицо, и вы заметите, даже тень растворяется во мраке, а вы сами по себе пустое место! И сколько вас таких, угрюмо-веселых, неприступно гордых, обладающих самомнением, а когда приходит час, прячущихся под лавки, запирающихся на все засовы, заматывающих носы шарфами и твердящих лишь одну единственную собственную молитву: Только бы пронесло! Только бы не меня! Для вас нет авторитетов, да и сами-то вы мыльные пузыри, яркие, безумно-красивые, но зыбкие, и отведено вам времени всего одно мгновение!
Он вынырнул на улицу, и его внимание привлек новый отель, построенный на месте бывшей гостиницы Интурист. У самого входа, гордясь собственными размерами и ценой, выстроились в ряд "мерседесы" и "бентли", "ягуары" и "бмв". Их водители, одетые в строгую униформу - черные костюмы, белые рубашки и галстуки, постриженные как один под офицера, кучкой сбились неподалеку, обсуждая и нахваливая машины, за рулем которых каждый из них был сейчас, но не понимая того, что придет время и все они будут вышвырнуты на свалку словно ненужная игрушка, но у игрушки есть преимущество, что люди склонны раз от раза вспоминать свои деские игры, а выброшенные люди становятся забытыми на следующий день... Но была здесь еще одна, сиротливо пристроившаяся у тротуарчика, побитая, но почищенная иномарочка, и за рулем ее сидел ничем не примечательный, обычно одетый парень около тридцати лет, небритый и лохматый.
На пороге отеля появился ни кто иной как Кукла в развивающемся по ветру расстегнутом пиджаке одной дорогущей итальянской фирмы, названия которой мы не помним, да и не обязательно... Ворот бледно-голубой рубахи был расстегнут, а весь Кукла извивался в своей утонченно извращенной манере, оттого, что был душевно болен. Тем временем пошел мелкий дождь. Кукла-дрыгоног выпучил глазенки и застыл как соляной солб. "Эх, а зонтик я не взял!"- проскрежетал Кукла и с вызовом посмотрел на швейцара, стоявшего тут же рядом. Тот ответил ничего не понимающим взглядом и пожал плечами. "Зонтика у вас не найдется, до машины добежать?"- скривив рот, обратился к швейцару Кукла и указал рукой на ту самую побитую иномарку, за рулем которой сидел обычный лохматый и небритый парень. Швейцар брезгливо отвернулся, прошамкав как бы про себя: Иди вон лучше глинтвейну попей...
Пока Кукла-дрыгоног топтался на месте, дождь усилился. Усилилась и его злоба на весь мир. "Ну и че делать!?"- уже чуть ли не с угрозой в голосе прорычал он. Швейцар развел руками и отодвинулся в сторону, мало ли чего ожидать от этого молодого человека! Но тут на выручку пришел шофер побитой иномарки, он развернулся почти на месте и подал задом к самому входу, так что Кукле-дрыгоногу оставалось только юркнуть на заднее сиденье. "Смотри-ка, ум еще есть!"- пробурчал он и был таков...
А наш знакомый покачал головой и не спеша продолжил свой путь...



Ночные улицы пугали своей пустотой, и он шагнул навстречу обыденности, он вступил на бульвар, который знал лучше, чем собственную записную книжку. Вот и дом, настолько же родной, как грязный и старый. У него защемило под ребрами. Второй подъезд. Третий этаж. Квартира налево.Таша Милорадович открыл дверь и впустил нежданного гостя. Он как обычно глупо улыбался, но говорить было не о чем. Таша стоял в растерянности и скромно жевал горбушку черного хлеба. А что, кто-нибудь заходил?- спросил он.
Я не знаю, кто тебе нужен...
Кто-то, кто мне совсем не нужен...
Ну эти заходят постоянно, да они и сейчас уже идут, они уже на пороге...
В тот же момент послышался звонок в дверь, а затем и нервный тревожный стук. Откройте!- потребовал странно знакомый голос, но он никак его не мог узнать. Однако по кашлю он смог догадаться, что рядом - Бивень...
Выпрыгнуть в окно!- мелькнула шальная мысль,- Но нет, это создаст много шума, что вызовет подозрение... Он беглым взглядом прошелся по комнате и узрел кровать. Он лег туда, накрывшись с головой одеялом и превратился в неподвижность. Тем временем в квартире уже толпился народ, изучая обстановку и принюхиваясь. Они осматривали все углы, заглядывали в шкафы и открывали форточки. Никого... Они залезали в холодильник, микроволновку и открывали стиральную машину. Пусто... Бивень чесал затылок и пыхтел словно закипающий чайник. Не помогало...
Он лежал, не издавая ни звука и стал побаиваться, возможно я уже умер? Но, вслушавшись в тишину, он понял - опасность миновала, можно покинуть убежище...
Посреди комнаты стоял Таша Милорадович. Он громко и злорадно рассмеялся, рассказывая Таше, как ловко провел преследователей, как вдруг на лестнице вновь послышался шум... Бежать! Срочно бежать и подальше отсюда.
Он прошел по длинному коридору и очутился в маленькой комнатушке, увидев в правом углу маленькую дверцу. Вот он - черный ход. Дверь со скрипом открылась, и он оказался на заплеванной лестнице, которая вела к выходу... из того же подъезда, куда он зашел некоторое время назад! Наверху раздавались приглушенные голоса, но он через малюсенькую щелочку просматривал улицу...
Выйдя из арки, он с облегчением вздохнул, а в двух шагах от него проплыла изменяющаяся фигура Большого Селезня, не то пьяного, не то обкуренного. За ним следовали такие же не четкие фигуры, и все они не замечали или делали вид, что не замечают никого вокруг...
Скорость! Главное включить необходимую скорость, чтобы поскорее уйти отсюда. Наплевать на лужи и грязь, главное скрыться! Он натолкнулся На Вадима Танкина, с которым когда-то служил в армии. Что?! Откуда? Почему? Вадим!- крикнул он, что есть сил, но голос получился тихим и хриплым. Вадим услышал его и тщетно пытался узнать, кто это. Он сделал кое-какие намеки и вскоре Танкин понял, что это он. Выпить бы за встречу!? Не плохо бы...
Он зашел в ближайший магазин и протянул продавщице смятые деньги... Это не ко мне! Он развернулся и направился к следующему отделу... В другую кассу! В третий его ждал тот же самый ответ... Так продолжалось довольно долгое время, пока он, совершенно обессилевший, вспотевший и обозленный не осознал, что Вадим Танкин давным-давно исчез... Ну, чтож, пусть будет так!..


Над Егором Петровичем, расположившимся в удобном мягком кожаном кресле пархали словно эльфы из "Дюймовочки" вдовы убиенных, убитых... вобщем сгинувших друзей и товарищей, а он, пребывая в обычном своем состоянии слабоумия, мурлыкал под незатейливые блатные песенки, которые по каким-то неведомым причинам вся страна называет "русским шансоном". Время от времени Е.П. обрывал сам себя на середине и вскрикивал: Я все это знаю, - и принимался мурлыкать следующий мотив. Внизу во дворе Крыс, беспрестанно поправляя очки и пряча мерзкие глазенки от сотрудников, заигрывал со своей Крысицей, а та отворачивала страшное лицо, как бы отвечая на заигрывания. Надо отметить, Крысица была неприлично ужасна, это мог не заметить только слепой, да к тому же она всячески подчеркивала собственный кошмарный вид прическами, макияжем и одеждой. Ее болезненная худоба стала притчей во языцах,а работнички тайно посмеивались, как над ней самой, так и над ее дыроколом, ведь открыто что-либо говорить им было не только не тактично, но и опасно - Крыс имел доступ к Самым Верхам.
Итак Егор Петрович нежился в окружении прекрасных вдов, у него даже началось обильное слюноотделение, и он стал похож на бульдога, как вдруг услышал с