севернее. Во-вторых, мои родители не умели плавать, а смельчака, который бы бросил в воду сына офицера госбезопасности, не нашлось, в третьих, я был трусоват. За друзьями на глубину не лез - хлюпался у берега, на мелководье. Здесь и вода была потеплее - солнце прогревало. Ходили в тайгу (близ села) собирать грибы и ягоды. При этом я ходил, чтобы не отстать от друзей, так как собирать и грибы, и ягоды не научился, объясняю это слабым зрением. Весной, когда птицы вьют гнёзда, ловили стрижей и ласточек. К обыкновенной нитке длиной сантиметров 12-15 привязывали к одному концу перо, к другому концу крепили дробинку. Когда птица на лету хватала перо, дробинка на нитке качалась, и нитка опутывала крылья. Птичка падала на землю, мы подбегали и брали её в руки. Подержав и попоив слюной изо рта, отпускали птичку. Не знаю, как птицы переносили этот стресс, видимо, нормально, так как мне не приходилось видеть мёртвых стрижей и ласточек. Колонии стрижей жили недалеко от села в норах, которые они рыли в обрыве берега.
В мае во время ледохода, обычно на третий день, когда среди плывущих льдин появлялась чистая вода, ловили рыбу на удочку. Голодная после зимы рыба хватала наживку, буквально на лету. За 30 минут можно было на одну удочку наловить ведро крупной рыбы, обычно это был елец. В это время нужно было готовиться к экзаменам, тогда в школе их сдавали при переходе в следующий класс, начиная с четвёртого. Поэтому по берегу ходили дежурные учителя и выгоняли рыбаков с берега, меня как хорошо учившегося не трогали. Ребят это злило, и однажды они камнями разбили пойманную мной рыбу, я рыдал. Ловили рыбу и летом, но это было уже не так интересно, как весной.
Когда осенью Ангара покрывалась льдом, а снег еще не успел его занести, становились на коньки и, распахнув телогрейку, катились по ветру км пять-шесть. Ребята постарше брали с собой топоры и обухом глушили рыбу, затем топором вырубали лунку и доставали всплывшую вверх брюхом рыбу. На льду Ангары, напротив школы заливался каток. На этом катке вмораживался в лёд кол, на который надевалось колесо от телеги, к колесу прибивались жерди, к ним привязывались санки малышей. Кто-нибудь из старших крутил колесо, малышня была довольная, просила ещё и ещё. Катались на санках, а когда подросли - на лыжах с гор, которых в Богучанах изобилие. В тайге петляла среди деревьев лыжня длиной полтора-два км, опускаясь все ниже и ниже по склону горы. Скорость была огромная, я однажды попробовал по ней скатиться - раза три садился на лыжи, боялся разбиться. Ребята постарше, если позволяло время, спускались по ней. Чтобы добраться до начала лыжни, приходилось подниматься на гору более сорока минут. Почему-то только зимой играли в «мушкетёров» - фехтовали на палках. Палки были определённой длины, а руку защищал щиток, укреплённый на палке. Года два весной и осенью увлекались игрой, которая сейчас носит название дартс, как тогда мы это называли - не помню. В круглую палочку с одного конца втыкали обычную иголку, а в другой расщеплённый конец вставляли оперение из бумаги и упражнялись в меткости. Обе эти игры мне запомнились ещё и по той причине, что и «рапирой», и иголкой мне попали в правый глаз. Была кровь, слёзы, обошлось - не ослеп, а сколько процентов зрения потерял - одному богу известно. Ходили на самодельных ходулях. Когда сейчас я смотрю на детей, которые «трутся» по подъездам, не зная, чем заняться, мне их жалко.
Кроме игр я много читал художественной литературы, читал всё подряд, что попадалось. Если книга очень интересовала меня - читал с фонариком под одеялом, когда мама требовала ложиться спать и даже на уроках.
***
Местные жители работали в колхозе и леспромхозе, но основным источником дохода были охота и рыбалка. Летом ловили рыбу перемётами и самоловами. Перемёт ставится поперёк течения реки, самолов- по течению. В настоящее время эти орудия лова запрещены, а в то время рыбнадзор за это не преследовал. Скорее всего, не кому было преследовать, потому, что в последние два года жизни в Богучанах я помню, рыбаки стали жаловаться на рыбнадзор и, ставя перемёт, перестали обозначать его поплавком. Зимой ставили «уды», в прорубленную во льду лунку опускается палка, к концу которой привязан крючок с наживкой. Через определённое время уды проверяются - ломиком во льду выдалбливается лунка и уда поднимается из воды. Отец тоже ставил уды, проверял их по выходным, иногда брал меня с собой. И мама варила уху из пойманных налимов. Местное население рыбу есть любило «с душком», то есть ту, которая начала тухнуть. И специально, как говорили мои родители, квасило её, но продавали нормально засаленную без «душка». Любило строганину - нарезанную кусочками свежую мороженую рыбу и сырое мороженое мясо. В мороженом состоянии нарезать кусочки практически невозможно их с куска ножом строгали, отсюда и название «строганина». Я ел строганину из рыбы и печени сохатого. При еде строганину макают в соль, едят с хлебом – вкусно, но не безопасно. Вместе с сырым мясом в организм человека могут попасть болезнетворные микробы и бактерии. Просто объедение был малосольный хариус.
Дети местных жителей с десяти лет с ружьём уже охотились на птицу и белку, а в 12-14 лет с взрослыми охотниками шли за сохатым и медведем. Пацан лет десяти мог один переплыть на лодке Ангару, её ширина в районе Богучан более 2,5 км. В Ангаре огромная скорость течения, но река изобилует шиверами и порогами. В пороге огромные камни, а то и скалы торчат из воды, а в шивере камни скрыты водой. По Ангаре могут ходить лишь мелкосидящие суда. Когда мы жили там, катера тянули на буксире по три-четыре илимки и паузки. Илимка – небольшая баржа грузоподъёмностью раза в четыре меньше обычной речной баржи. Паузок – та же илимка с надстроенной палубой для каюты обслуживающего экипажа. В то время караваны илимок и самолёт связывали Богучаны с цивилизацией. Где-то после 1953 года из Стрелки до Богучан стали ходить два пассажирских теплохода – «Товарищ» и «Стахановец». А сейчас от станции Решёты на строящую Богучанскую ГЭС через Карабулу, которая находится примерно в двадцати пяти км от Богучан, проведена железная дорога. В районе села Богучаны порогов и шивёр нет. Вода в Ангаре была очень чистая - на глубине до пяти метров можно было сосчитать все камушки. От Стрелки – места впадения Ангары в Енисей на десятки километров вниз по течению была хорошо видна голубая полоса ангарской воды, которая не сразу смешивалась с желтой водой Енисея. Выезжая с Ангары, многие набирали воду в бутылки, и она долго сохраняла свежесть и божественный вкус.
Обычно отец брал отпуск зимой и проводил его на охоте. В 1951 году он взял отпуск летом, и наша семья ездила в Абан, где жила семья брата отца, Дмитрия Дмитриевича Макарова. Дядя Митя служил начальником Абанского районного отдела милиции. Дорогу к дяде я не помню, а обратная дорога запомнилась, из Красноярска до Стрелки мы ехали на пароходе «Маяковский». При подходе к Казачинскому порогу отец со мной вышел на палубу - полюбоваться природой, а мама с Галей остались в каюте. Отец был восхищён величественным зрелищем бушующей стихии и послал меня в каюту за второй половиной семьи, чтобы она тоже насладилась этим зрелищем. Мы проходили порог, я очень торопился. Спустившись на нижнюю палубу, протолкался сквозь кучку людей, стоявших в коридоре, и в это время на меня обрушился страшный удар, видимо, от удара я потерял сознание. Очнувшись, я увидел, что лежу перед кучей угля, над этой кучей вверху люк и какой-то человек подает мне руку и кричит, чтобы я влез на этот уголь. Оказалось, матрос открыл люк угольного бункера и стоял около него. Любопытные пассажиры столпились около люка, заглядывая в него, растолкав их, я упал в бункер, ударившись при этом подбородком о край люка. Глубина стального бункера была более двух метров. Меня от серьёзных травм спасло то, что в нём было небольшое количество угля. Угольная куча имела вид конуса, вершина которого метра на полтора была ниже люка. Я упал на эту вершину и скатился по углю на дно бункера. С этой вершины матрос за руку вытащил меня из бункера. Из рассечённого подбородка шла кровь, я вернулся к отцу, и мы стали искать мед¬сестру, она тоже в это время любовалась порогом. От Стрелки вверх по Ангаре до Богучан мы неделю плыли на илимке, которая шла последней в караване.
Для отопления привозили брёвна. Отец перед уходом на работу укладывал бревно на козлах, если не мог поднять, то подкладывал под него стяжки; и я пилил один двуручной пилой. Однажды отец с четырьмя товарищами поехал на лодке за брёвнами и взял меня с собой. Во многих местах на берегу Ангары лежали и гнили брёвна. Не знаю причин, но как говорили работники леспромхоза, планы на валку леса, вывоз и сплав были разные. Поэтому были случаи, когда сваленный лес оставляли в лесосеке, вывезенный из леса - на берегу реки. Вот за такими брёвнами и поехали - население их использовало на дрова. Мужики с помощью стяжков скатывали брёвна в воду и вязали плот. Я тоже взял стяжок и в метрах пяти от них, встав на огромное бревно, пытался скатить впереди лежащее тоненькое. Брёвнышко покатилось, но оказывается, оно держало бревно, на котором я стоял, оно тоже покатилось, я же упал с него. Но упал не удачно - вперед и бревно накатилось мне на ногу и могло раздавить меня. Увидели взрослые, подскочил отец и, подставив плечо, остановил бревно. Подбежали остальные и вытащили меня из-под бревна. Потом пятеро взрослых мужиков не могли сбросить это бревно в воду, уехали, оставив его на берегу. Отец рисковал своей жизнью - бревно могло раздавить нас обоих. Но в тот момент он не думал о последствиях для себя - он видел, что нужно остановить бревно иначе оно меня раздавит.
Кстати о сплаве, в районе нынешнего города Лесосибирска и Игарки стояли боны. Плывущие брёвна вылавливали и отправляли на лесозаводы, находящиеся в этих городах, часть брёвен уплывало в море. По свидетельству капитана дальнего плавания писателя Конецкого В. В., шведы и норвежцы недалеко от устья рек Оби и Енисея в нейтральных водах установили плавучие лесозаводы, вылавливали брёвна, пилили и пилёный материал продавали нам же. У меня есть фотография, на которой большая площадь берега одной из рек бассейна Ангары завалена брёвнами. Тысячи кубометров лучшей древесины мира гниют никому не нужные. В 1969-1971 годах я три раза был в командировке в городе Братске, даже в городе (кроме центра) лежал и гнил лес. Лиственница тяжелее воды, её можно сплавлять, связав с сосной. Однако «передовики» отправляли её в молевой сплав, «топляки», разлагаясь в воде, губили всё живое. Один дурак - рационализатор предложил бороться с заломами следующим образом: в воду спускался бульдозер, который идя по топлякам, устилавшим дно реки, ножом расталкивал брёвна и таким образом ликвидировал залом. Выше я писал, как много было рыбы в Ангаре. Будучи в 1982 году в командировке в Богучанах, я не смог купить даже одного килограмма рыбы. Государство стало принимать меры для её восстановления, был запрещён молевой сплав леса, водоёмы очищались от топляков, велась борьба с загрязнениями воды, строились
