вдвоём с парнем, который был выпускником Томского политехнического института. Сейчас не помню его фамилии, имя - Анатолий. Часть студентов с его курса (и его в том числе) академик Будкер забрал к себе в институт физики в Новосибирском Академгородке. Они работали в институте лаборантами и одновременно учились, преподавали им академик Будкер и его коллеги. Дипломы же им выдали Томского политехнического, по приезде в Красноярск-26 он был назначен заведующим лабораторией, которая измеряла уровень радиации на предприятии. Придя с работы, иногда Анатолий ложился на кровать лицом к стене и никак не реагировал на окружающую обстановку. Через сутки отойдя от шока, он рассказывал мне, что лаборатория в тот день производила измерения на участках, где работали заключённые или солдаты стройбата. По его словам, уровень радиации на этих участках был таков, что работающих там он называл смертниками. Он очень тяжело переживал это, особенно его шокировало, что сознательно губили людей, хоть и уголовников.
В общежитие произошёл ряд краж. Однажды вечером прихожу с работы, а ключа от комнаты на вахте нет. Меня это удивило, так как Анатолий отдыхал в санатории, и в комнате я жил один. Дежурная сказала, что ко мне пришли. Удивлённый иду в комнату, за столом сидит мужчина, приглашает меня садиться, показывает удостоверение офицера милиции. Говорит, что как комсомолец, педагог и законопослушный гражданин я обязан помочь органам милиции поймать вора. Мне поступит денежный перевод на крупную сумму. Я должен всем моим знакомым из общежития сказать об этом, получать деньги на почте с сопровождающим. Купюры будут помечены, об исчезновении денег из комнаты сообщить по телефону этому офицеру. Как я не крутился, а пришлось согласиться. Пока милиция организовывала перевод денег, я получил ордер на квартиру и выселился из общежития. Так и не знаю: поймали вора или нет.
Примерно раз в месяц я ездил в город Красноярск к родителям, приходилось оформлять разовый пропуск. Красноярск-26 благоустроенный город, в нём был театр с двумя труппами - драмы и оперетты. В своем составе труппы имели талантливых артистов, так как оплата труда была значительно выше, чем на остальной территории СССР. Под именем Красноярского театра имени Станиславского эта труппа гастролировала в Москве. Театр был богато отделан. В городе был филиал политехнического института, стадион, плавательный бассейн - первый в Красноярском крае. Но сам город окружён колючей проволокой и при возвращении в него я испытывал неприятное чувство при прохождении КПП.
Хотя на работе мои дела складывались благополучно, работать педагогом я не хотел. С детских лет я представлял, что буду работать инженером, во-вторых, для работы с контингентом нашего училища, нужны железные нервы. Именно работая в училище, я стал курить и курил много - пачки сигарет на день не хватало. Родители, особенно мама, постоянно мне говорили, что я должен вернуться в Красноярск. Жить в Красноярске мне не хотелось, в декабре 1963 года я впервые побывал в Москве и Подмосковье, после этой поездки у меня появилось желание переехать в центральные районы страны. Выполнить это было не просто, так как прописка в крупных городах, а в центре страны тем более, была строго ограничена. А без прописки на работу не принимали, тем не менее, я решил рискнуть. В июле 1966 года вместо отпуска (42 рабочих дня) я уволился из училища, сдал жилплощадь и поехал по маршруту: Красноярск – Москва – Харьков - деревня Шепси Краснодарского края - посёлок Сарата Одесской области – Харьков - Москва. В Харькове мне предлагали работу преподавателя в техникуме, обеспечивали местом в общежитии и пропиской. Снова преподавать - брр. Я вернулся в город Красноярск к родителям, конечно, увольняться из училища было большой глупостью. Многомесячные поиски работы по специальности были безуспешными. Отец мой прослужив двадцать пять лет вышел на пенсию в чине капитана. Пенсия была маленькая, а семья немаленькая и он работал старшим инспектором (с правами начальника) отдела кадров монтажного управления проектно-монтажного треста №5, который в дальнейшем вырос до объединения «Каскад». Оно занималось монтажом уникального оборудования всех видов связи главным образом на оборонных объектах. Работа в «Каскаде» считалась престижной. В отличие от остальных управлений Красноярское и Новосибирское вели монтаж и сетей связи общего пользования (телефонизация, радиофикация и телевидение). Отец и его товарищи по работе уговорили меня временно, пока не найду работу по специальности, поработать у них, и с октября 1966 года начал работать инженером производственно-технического отдела (ПТО). Не думал я тогда, что работе в области связи отдам почти сорок лет своей жизни. Работа инженера ПТО монтажной организации напоминает работу пожарного. Чтобы где не случилось (по какой-то причине остановились монтажные работы, допущен брак в работе, сложности со сдачей объекта в эксплуатацию) инженер ПТО должен на месте разобраться в ситуации и принять решение, которое устранит причину срыва графика монтажных работ. Мне постоянно приходилось быть в командировке, в течение года в городе Красноярске в общей сложности я работал не более месяца. В этот период мне большую помощь оказал Юрочкин Владимир. Он был старше меня лет на восемь, по образованию техник связи. Юрочкин практически преподал мне основы связи. В своей жизни я никогда не чурался учёбы, учился по книгам, у товарищей по работе, на курсах повышения квалификации (в том числе в филиале фирмы Эриксон в городе Хельсинки), семинарах и выставках, но только Юрочкина я считаю своим первым и единственным учителем в области связи. На второй год работы мне поручили курировать Ачинский монтажный участок. И моя работа, и жизнь про¬ходили в основном в городе Ачинске, там удивлялись, когда узнавали, что у меня красноярская прописка. По-прежнему приходилось выезжать и в другие населенные пункты Красноярского края.
Незабываемое впечатление оставила командировка в город Игарку с 23 июня по 1 июля 1967 года. Прежде всего, поражает длительность дня - 24 часа. Сообщество жителей как будто единая семья. Как мне сказали, в городе в то время проживало 16 тысяч жителей, а вокруг города могилы 50-ти тысяч. Город строили политические заключённые – жертвы сталинских репрессий. Много бывших заключённых осталось жить в городе. За время заключения и ссылки на родине их забыли, родители умерли, жёны вышли замуж, дети выросли. Там их никто не ждал и, начинать на родине надо было без квартиры, с нуля. А здесь большинство из них за десятилетия добились определённого статуса, пользовались уважением окружающих. Ведь ссыльные (за исключением гуманитариев) работали по специальности, они возводили город, промышленные объекты. В СУ «Игарстрой» лишь один из работающих управленцев приехал в Игарку добровольно, все остальные в сопровождении конвоя. Только в Игарке я видел похороны под мелодию «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Из Красноярска летел на ЛИ-2 восемь часов, из Красноярска до Москвы четыре лётных часа, правда, на современном самолете. От Подкаменной Тунгуски до Игарки вечная мерзлота, верхний слой под солнечными лучами растаял, и тундра превратилась в болото, под крылом самолета сплошная вода.
Часто в гостиницах приходилось коротать вечера и выходные дни с монтажниками управления, ведущими монтаж телефонных станций. С членами одной из бригад у меня сложились прекрасные дружеские отношения. Ребята уговаривали меня перейти работать из ПТО в их бригаду. Я подумал: «я инженер, работник управленческого аппарата, постоянно представляю управление на заседаниях штабов строек, которые проводят секретари горкомов, на совещаниях, проводимых управляющими трестов по вопросам производства монтажных работ, и вдруг рядовым монтажником в бригаду» - отказался. И только позже понял, какую глупость совершил. Ведь поработай пару лет в бригаде мне, как связисту, цены не было бы, до сих пор жалею.
За два года моей работы в управлении состоялись заседания народного суда по трём уголовным делам. Дела были возбуждены против некоторых инженерно-технических работников нашего управления, которые обвинялись в злоупотреблениях служебными полномочиями в корыстных целях. По всем делам в качестве свидетеля проходил главный инженер управления, который чудом не превратился в главного обвиняемого. Результатом судебных разбирательств явилась смена руководства управления в 1968 году. Как обычно бывает в таких случаях, новый руководитель начал менять кадровый состав управления. Начальник ПТО Аверьянова Антонина Степановна перешла работать руководителем группы линейных сооружений связи в Красноярский филиал института «Энергосетьпроект» и пригласила меня в свою группу старшим инженером.
***
В августе 1966 года в Шепси я познакомился с Паниоти Лидией Петровной. Загоревшая до шоколадного цвета в красном купальнике она поразила меня своей непохожестью на русских девушек. Стали встречаться, но через пять дней у неё закончился отпуск, и она уехала. Какое-то время переписывались, но, примерно, через год она не ответила на мое очередное письмо, и переписка оборвалась. В январе-феврале 1968 года я проводил отпуск в санатории города Ялты и при возвращении домой заехал в город Новомосковск Тульской области, где жила Лида. Встретили меня как жениха. Каждый день то у родителей Лидии, то у кого-нибудь из её братьев собиралось застолье. Через три дня я уехал, перед отъездом мать Лиды завела разговор о том, что нам с Лидой нужно зарегистрировать брак. В ответ я заявил, что мы сделаем это летом 1968 года после знакомства Лиды с моими родителями. После окончания института Лидия прилетела в город Красноярск второго июля 1968 года. Я заранее подал заявление в ЗАГС, и 5 июля 1968 года мы зарегистрировали наш брак. Моя мама прореагировала так: «Что для тебя русской девушки не выросло?!» Не понравилась моя невеста и моей сестре. Удивительно, но мой отец отнёсся к моему выбору спокойно. Он знал, что родители моей жены подвергались репрессиям по национальному признаку (они греки) и вместе с детьми в мае 1944 года были высланы из деревни Комары, пригорода Севастополя в Башкирию. Лиде в момент высылки было одиннадцать месяцев. Видимо мой отец, который 15 лет служил в органах госбезопасности, лучше, чем кто-либо понимал необоснованность репрессий.
Так случилось, что после женитьбы я заболел. Вначале попал в нервное отделение (остаточные явления нейроинфекций), затем дали знать о себе почки. Только через год в сентябре 1969 года был установлен диагноз: гломеруловый нефрит. Моя жизнь протекала на больничной койке, в санаториях. Моя зарплата была небольшая, к тому же по больничным листам я получал 50%. Четыре года мы жили в квартире моих родителей: на 43 кв. м: родители, мы с сыном, моя сестра Галина и моя бабушка Секлетея, итого семь человек. Нередко в квартире вспыхивали ссоры, естественно это негативно сказалось на наших отношениях с женой. В течение этих четырёх лет и года два последующих мы жили на грани развода. Тем не менее, я благодарен судьбе. Все эти годы рядом со мной был любимый человек,
