Полночный рассвет

знает. Кого надо с ней познакомить, так это шпионов, если они когда-нибудь попадут на Уллмару. Через полчаса они узнают все, что было и чего не было, а потом тихо-мирно сойдут с ума от переизбытка информации.
Я, не отворачиваясь от отчета, ввожу ее во все околохудожественные сплетни. Она никогда не интересовалась искусством, но знает почти всех наших—через общих знакомых, поэтому слушает с интересом. После чего приходит очередь Раяцу высказываться, и я пытаюсь расставить уши пошире.
––…Ну так вот, а она на Зулине встретила Ирдрин Замученную… Замученную, потому как страдает очень, но вроде отдохнула и похорошела. Не думаю, что она сильно будет сожалеть о том, что Рёксва отправился ко Всехранителю. Ты знала?
––А что с ним, с Рёксвой?––уточняю я, вцепляясь в ручку покрепче, чтобы пальцы не дрожали.
Ведь скажет, что обнаружен редкий яд, ведется расследование…
––Что с ним может быть? Жизнь тяжелая бандитская. Аззаки переел, у него в доме этого добра целую коробку нашли…так вот, я что про Ирдрин…
––А что Ирдрин?––интересуюсь я.
––Ее видели в священной роще, там они еще сохранились. Интересно, зачем она пошла?
––Наверное, пряталась от бандитов,--предполагаю я.--Даже последний варвар не развяжет драки в священном месте, это спровоцирует скандал. Им оно надо?



Лично для меня имеют смысл только две вещи. Во-первых, убийцу не ищут, можно разобрать сумку с теплыми вещами. Во-вторых, где носит Эмерика?  Не иначе, вернулся в Гильдию--задание выполнил, и теперь обо мне даже не вспомнит. А если и вспомнит, то сразу же отправится к себе на Мантикору, или еще куда, на следующее задание. А я останусь. Когда-то Этель не рассталась со шпионмастером до последнего вздоха. Мы проживем еще долго, каждый в своем мире, с тянущей пустотой внутри, которой можно принести в жертву все, и не поможет.  Вейнара, чтоб ей со шпилек сверзиться, была права, я никому не нужна.
Вздрогнув от визгливого дверного звонка, ору в динамик «Кого там принесло? Никого нет, я в печали». Пока поднимаю голову к дисплею над дверью, успеваю представить себе и полицию, и бандитов, и не очень живого Рёксву, и даже Ирдрин.
Немного осунувшегося, но страшно довольного Эмерика я увидеть не ожидала.
--Не открою. Все равно ты вернешься на Мантикору, а я останусь здесь,  и ты больше не вспомнишь обо мне.
Пораженный мантикорянин делает шаг назад.
––Упала ,что ли? Что это за трагедия? Почему сейчас?
На дисплее видно, как он что-то ищет во многочисленных карманах, а найдя, прикладывает к двери. Дверь бесшумно открывается, и Эмерик заходит, едва не наступив на сумку с теплыми вещами. Замечаю зажатый в руке приплюснутый цилиндрик с торчащим из него десятком гибких щупалец непонятного назначения.
--Гильдийская отмычка,--объясняет он.--Открывает любые двери, обезвреживает ловушки. Жаль, против бандитов бессильна.
Сев на сумку, я рыдаю в голос. Как не стыдно, постоянно реву.
--Отмычки ему...А обо мне подумал? Ты улетишь, а я куда? Не в гильдию же... Да, за предательство в болото бросали.... Но Вейнара говорит, что  я не выживу на Мантикоре...и я там вообще не нужна.
Когда слова переходят в бессвязные подвывания, Эмерик достает из рюкзака стопку пластиковых листов, небрежно свернутую в трубочку, и неожиданно рявкает:
--Отставить! Успокоители не плачут, это наводит на подозрения.
Я удивленно замолкаю, а Эмерик продолжает:
--Мне плевать, что там сказала какая-то бандитка. Оставлять я тебя не обираюсь, на Мантикору тащить—тем более, Гильдия находится внутри астероида, там поддерживается комфортная температура. Хотя что я тебе рассказываю, посмотри...Уверен, что ты станешь хорошим отравителем.
Он протягивает мне сверток—на верхнем листе выдавлено: «Устав Гильдии Наемников». Это зачем? Меня—в Гильдию?
--Уже стала,--упавшим голосом сообщаю я.--Рёква не от аззаки...дошел.
Эмерик похватывает меня на руки, несмотря на явные протесты, кружит несколько раз и усаживает в кресло. Сам падает рядом.
--Теперь я понимаю. Ничего страшного, с первого дела все мучаются. Расскажи, как ты умудрилась обмануть охрану.
Я излагаю, как таскала реагенты, готовила легко испаряющийся яд, рисовала картину...об унижении умолчала. Зато прошу Эмерика рассказать о своем первом задании.
--Я мучился точно так же,--Эмерик мрачнеет,--но теперь нисколько не сожалею. На Мантикоре мне пришлось успокоить одного....наверное, ты не знаешь, он был адептом безымянного божества.
 Помимо собственного культа, сходного с шаманизмом, на Мантикоре есть два пришлых. Культ Пяти Вечных внесла раса накарримов, которые развились быстрее всех других. Неизвестно, существуют ли они еще. В состав Конфедерации отказались входить, но, говорят, некоторые видели их. Пять Вечных прижились, не причиняя вреда другим. Вторым был культ безымянного всепожирающего бога, который проповедовал нетерпимость ко всем другим и призывал к полному уничтожению.  Культисты стали сбиваться в кучи, перестали работать, начали жить грабежами. Они постоянно кричали, что их божество дает силы, а между тем нападали на слабых. Отнять сумочку у беременной женщины, избить впятером подростка—нечего сказать, великий подвиг. Когда судья отправил одного из культистов за решетку, десять человек угрожали судить по своим законам. Но судья, бывший чемпион боевых искусств, разоружил и связал всех десятерых, а через какое-то время, став героем в глазах мантикорян,  выступил по центральному каналу и призвал изгнать сектантов. Тех начали выбивать из городов в непригодные для жизни горы и пустыни. Там адепты безымянного бога построили свои государства, окончательно опустились  и стали обрастать шерстью на зиму, так как среди них не было ни строителей, ни архитекторов. Их подкосили болезни, так как не было хороших врачей, но сектанты не вымерли. Более того, они начали выращивать наркотические растения, делая деньги на страданиях честных людей.  Один из таких потребовал по своим законам в жены тринадцатилетнюю девчонку, дочь верховного шамана, пытался добиться своего запугиванием и подкупом. Тогда шаман нанял молодого мантикорянина...
–...И я нисколько не сожалею, что вогнал этому порождению зла иглу под ухо. Он не успел даже крикнуть... А потом я подготовил тело по обычаям культа Пяти Вечных. Теперь можешь меня презирать,--закончил Эмерик и отвернулся, задумчиво глядя в окно.
--Не буду. Ты настоящий герой, и на твоем месте так бы поступил каждый, у кого сердце не обратилось в кусок льда. А почему...Пяти? Откуда ты знаешь их обычаи?
--От бабки, она жрица. Ты правда не презираешь?
--Нет, и я пойду за тобой, куда бы ты ни пошел.

Когда Эмерик уходит, пообещав явиться завтра, я разворачиваю гильдийский устав и узнаю оттуда много интересного.  Оживление—это не вымысел, а возможность Гильдии, только обходится в крупную сумму, а если наемник не может себе ее позволить, Гильдия вносит за него. Наемник помнит все, кроме момента смерти—информация из его мозга записывается в круглой блестящей пластинке на лбу, и за десятую часть секунды до разрушения отправляется на станцию, а там уже выращивают новое тело. Жаль, вечная жизнь не получится, возрастные изменения накапливаются…а впрочем, тут и за стандартные 150-200 лет наемничья жизнь надоест окончательно. Гильдию также можно покинуть в любое время, но тогда лишаешься всех преимуществ. Многие правила общепринятых вещей, о которых не задумываешься, например: «Наемнику запрещено носить татуировки или иные отметины на теле, которые могут восприниматься как особые приметы. Исключение—культурные особенности и традиции». Следующий пункт еще интереснее: наемникам запрещено вступать в брак и обзаводиться потомством, покуда они не покинули Гильдию. Тоже разумно, страшно подумать, что за чудовище вырастет из наемничьего детеныша, взрывчатку закладывать научится раньше, чем говорить. Только одно непонятно: «Ненавидь Клан Тени во всех его проявлениях и никогда не имей с ним дел». Как только узнаю, что это такое—возненавижу обязательно.
Небольшой предмет, заложенный между страниц, со стуком падает на пол. Похоже, украшение. Тонкое ожерелье из белых костяных бусин, белый же перламутровый диск с изящной резьбой и подвески в виде перьев. Как он похож на талисман странников! Его носили сначала мореплаватели, потом летуны, аж до самой революции. К застежке прикреплена бумажная бирка, на которой красивым округлым почерком написано: «Милая Юкина, эту вещь я увидел на Шимаоре и не смог пройти мимо. Ты знаешь, что это значит? Надеюсь, ты захочешь отправиться в странствие, и мы больше не расстанемся». От такого послания я снова начинаю реветь. Надо же, он такой хороший, а я его в дом пускать не хотела. Вспомнив, что рыдающие Успокоители вызывают подозрения, я вытираю глаза и примеряю ожерелье. Белый—цвет императрицы, снега и уллмарского неба—удивительно идет к оранжевой коже.

Эмерик приходит не один, а вместе с высоченной крепкой мантикорянкой в красивых брюках синего бархата и бледно-зеленой блузе. У мантикорянки суровое лицо, ярко-желтые глаза и волосы до плеч, окрашенные в пурпурный и лиловый.
--Эмерик, ну что же ты...--растерялась я,--у меня царство хаоса в доме и сама не накрашена. Человек искусства должен иногда шокировать публику, но не настолько же!
Мантикорянка изо всех сил сдерживает улыбку и с явным усилием возвращает суровое выражение лица.
--Доводилось видеть и не такие руины... Вы художник Юкина Тэй, спасшая жизнь Эмерику?
––Кто-то же должен был помочь ему,––я с вызовом смотрю снизу вверх в ее желтые глаза.––А вы, леди Сильвия де Бранд, поступили бы иначе?
Сильвия не меняется в лице.
--Меня выдал цвет волос или мой непутевый родственник?
--Догадалась,--отвечаю я.
––Какая умная, даром что лишена интуиции. А картины можно посмотреть?
––Смотрите, конечно,–– наверное, я становлюсь оранжевой до кончиков шипов.––Ничего особенного, просто самоучка.  
––А отравитель—тоже самоучка?––Сильвия чуть прищуривает насмешливые желтые глаза.
––Вообще-то я химик. А…разве этому можно научиться? Только талант…  
­--Ты права. Только талант. А некоторых хоть обучай, хоть нет… Вот не посмотрю, что ты последний из рода––это она Эмерику,––выгоню из гильдии…
––Выгонять имеет право только гильдмастер. И потом, кто же знал, что столько головорезов на подхвате. Если бы не Юкина, то пришлось тратиться на оживление.
   Недописанный вариант «Полночного рассвета» Сильвии активно не нравится, зато несколько форлийских сценок, нарисованных по фильмам и дополненных изрядной порцией больного воображения, несказанно радуют мантикорянку.
–Юкина, вы удивлены моим присутствием?--спрашивает Сильвия, и ее лицо снова становится непроницаемым.
Я не отвечаю, выразительно глядя на Эмерика. Тот подпирает стену и делает вид, что он здесь ни при чем. Тогда Сильвия продолжает.
--Контракт будет действительным, если он подписан в присутствии наемника выше седьмого ранга. У меня восьмой. Вы читали устав?
--Конечно. Кстати, кто такие «Клан тени»?
--Бандиты всех мастей,--презрительно морщится Сильвия.--Не заботятся о своей репутации, занимаются противозаконными делами, опускаясь до откровенного грабежа.  
Мантикорянка протягивает мне контракт, отпечатанный на листе