Но Ирдрин, похоже, этого не замечает. Глаз почти не видно—так глубоко они запали от слез. Лицо с тонкими, правильными чертами испорчено крупной ссадиной на скуле. Рука небрежно перевязана. Когда-то алое платье, испачканное зеленоватой кровью, изорвано так, будто по нему прошлись когтями.
––Принеси…еще одну,––тяжело, с присвистом, произносит Ирдрин, показывая на сковороду в моей руке.––Я старалась…не привести никого, но если что…
Прихрамывая, она проходит в кухню и выбирает себе оружие сама. Я же без лишних вопросов закрываю дверь на все замки, какие есть, подтаскиваю кресло, стол и сундук. Подумав, подпираю дверь еще и стеллажом для книг, едва эти самые книги на себя не опрокидывая. То есть баррикада получается внушительная. После этого промываю раны Ирдрин—довольно глубокая, но не опасная на руке, и несколько некрупных по всему телу—и отпаиваю ее чаем. Прозрачный поднос, собственноручно расписанный цветами, приходится ставить прямо на пол, при этом чашки опасно кренятся, но ни капли не падает. Сидим тоже на полу, поджав под себя ноги. Ирдрин морщится от боли.
––Эльстар?––осторожно спрашиваю ее я.
––Да. Он впал в ярость, чуть не убил. Я отправляюсь к родственникам на Зулину, но вылет только завтра утром… А на ночь я оставаться побоялась.
––Это хорошо, что вы зашли ко мне. Если начнет ломиться в дом или пришлет головорезов—вызовем службу галактической безопасности. А как вы нашли меня?
––Сами адрес дали.
(Глубокие ссадины на серебряной коже. «Он исхлестал меня за то, что пришла к вам без его позволения»… Тогда я пишу карандашом на огрызке бумаги с такой силой, что грифель крошится: «Освободителей Уллмари, 9»…И протягиваю Ирдрин со словами «Нельзя давать спуску всяким подлецам. Если будет некуда бежать, обязательно заходите»)
––Ах, ну да, извините за разгром в доме, не ожидала… И вообще, это не разгром, а инсталляция размером с комнату.
Чувствую, что лицо и шея раскалились так, что шарфик лучше не одевать—сгорит.
––А мне здесь нравится!––Ирдрин мечтательно осматривает расставленные на полу краски и покосившуюся картину на стене.––Ощущение свободы многого стоит…
––Наверное, у самих идеальный порядок?––осторожно спрашиваю я.
––Не то слово! И все сама! Даже если ковер сдвинется на полпальца или подушки подобраны на полтона светлее, чем надо, следует расправа.––зулинка роняет крупные слезы.––Хотя Эльстар может позволить себе и прислугу, и робота-уборщика… Вот… Чуть собственной цепочкой не задушил!
Темный след на шее, обработанный заживляющей мазью, уже не выглядит так ужасно, но голос у Ирдрин еще мучительно-хриплый.
––Теперь собираюсь на Зулину, но вылет только завтра. А дома я оставаться не могла…
––Это хорошо, что вы зашли. Но в космопорте явно будут дежурить громилы Эльстара. Может, и в космопорте Зулины... В розыск объявить могут?
--Да могут...у него везде связи...
--Завтра подумаем, что можно сделать... да и сегодня тоже.
Едва не свернув с подноса чашки, пробираюсь к терминалу и забиваю в поиск ближайшие рейсы на Зулину с имперских планет. Сразу получаю с десяток вариантов.
--Ищи недорогой... у меня мало... сколько смогла стащить...
Так, самый дешевый—ночной вылет с Аленри, корабль не зулинский, а имперский торговый. На Аленри можно добраться через межпланетный портал. Ирдрин полностью одобряет такой вариант. Но как не попасться бандитам?
Поздним вечером, когда от заката остается тоненькая полоска, а уличные фонари многократно отражаются в стенах кристаллоподобных домов, по улице Освободителей Уллмари проходят две вполне приличные мантикорянки с темно-синими губами и мраморно-белой кожей. У одной из них короткие волосы жуткого красно-рыже-пылающего цвета торчат во все стороны, длинное зеленое платье едва не волочится по земле, а руки и плечи прикрывает полупрозрачная накидка того же цвета. У другой длинные ярко-синие волосы уложены в высокую прическу, пурпурный бархатный костюм—с короткими рукавами, по поводу чего она отчаянно мерзнет и клянет себя за то, что не обзавелась такой же накидкой.
––А мы точно не попадемся?––в десятый раз спрашивает меня Ирдрин, тщательно покрашенная и набеленная.
––Не думаю. У меня все с гарантией. Краска безвредная, продержится двое суток, я вам еще с собой завернула. Ее или нужно подновить, или смыть совсем, иначе будет сходить кусками, а это ужасно выглядит.
––Мы и так ужасно выглядим. Не могла менее пафосную одежду найти?
––А что такого? Две приличные дамы возвращаются с какого-то мероприятия. Привыкайте, леди Ирдрин, к богемному образу жизни.
В очередной раз наступив на платье, я связываю подол узлом, как церемониальные шлейфы в старые времена. Идти становится удобнее, не считая того, что узел бьет по ногам. Хочется завязать накидку, как длиннющие церемониальные рукава того же времени, но тогда будут видны шипы на плечах и локтях.
На телепорте тыкаю пальцем в надпись «Площадь Империи». Никаких неприятностей не происходит, добрасывает нас без особых неудобств. Только зулинка Ирдрин бледнеет до состояния начищенного серебра, это видно даже сквозь белила.
––Я очень давно не пользовалась телепортацией,––признается она со смущенной улыбкой.
––Предпочитаете летать на капсулах?
––Нет, мне незачем никуда выбираться.
––Как?––ужасаюсь я.––Совсем? Ни выставок, ни концертов?
––Последний раз это закончилось плачевно,––вздыхает она.––Сходила на концерт зулинской психоделической музыки. Эльстар с головорезами ворвался в зал разгромил все в пыль, даже в стенах остались проломы, а меня отделал так, что долго не заживала…
Внутри будто что-то обрывается. За что же так бедную Ирдрин, за что? А концертный зал после погрома мы не так давно разрисовывали. А ну как…
––Уж не Хъервар ли Тронтлан концерт давал?––уточняю я.
На этот раз на щеках Ирдрин распускаются крупные зеленые пятна.
––Он вас помнит, даже заказал у меня картину, чтобы напоминала о вас. Не знаю, где тут связь.
Ирдрин молчит и смотрит мимо. Бедняга, как она настрадалась. Я обхожу телепорты, выстроенные полукругом. Шимаора, Арбантара, а вот Аленри...
––Леди Ирдрин, а когда документы проверять будут—попадетесь!––беспокоюсь я.
––Ничего страшно, выберусь. Спасибо тебе. Дальше я сама.
Оглянувшись через плечо, зулинка шагает в телепорт, а я на всякий случай пытаюсь путать следы, но надолго меня не хватает. На улицах ни единой живой души, так зачем же стараться. Дома я старательно смываю маскировку... немного помедлив перед тем. Может, так, с белой кожей, и стоило показаться Эмерику? Хотя если белила начнут отваливаться кусками, это будет жалкое зрелище.
Перетряхиваю сумку—она показалась неподъемной. Другую взять не могу, ибо она у меня всего одна на все случаи жизни. Идея о том, что сумок должно быть под каждый шарфик по одной, как-то не прижилась. Зачем мне полсотни сумок? Куда их класть? Среди цветных ручек и карандашей обнаруживаю ампулу универсального антидота, наверное, давешний уллмарик случайно смахнул ее со стола. Пригодится, решаю я и отправляю ампулу в домашнюю аптечку.
На следующий день не беспокоит никто—ни Вейнара, ни бандиты Рёксвы. Так что находится время порисовать, слушая военные песни и подпевая во весь голос. «Песня уллмарских диверсантов»--самая любимая, а при республике она была запрещена как сочувствие имперскому режиму. Еще люблю мелодии ранней докосмической эпохи, они вдохновляют на эпические свершения. Например, на картину, в которой преобладают оранжево-пылающий и льдисто-белый. Кстати, в белую краску надо уронить немного искрящейся синей, тогда она будет ослепительной. Почему-то на готовое творение смотреть не хочется.
Так я и приношу картину завернутой. К слову, клуб находится на верхнем этаже здания малопонятного назначения. Само здание какой-то невообразимой формы, будто не строилось, а хаотично срасталось. Почти полностью выкрашено в императорский желтый цвет. На каждом этаже и изнутри, и снаружи нарисован Мудрый Ворон—герб Уллмари, но на последнем Ворон разрисован под какую-то диковинную птицу с ярким оперением. Здесь в обширном овальном зале собираются художники и скульпторы, а иногда и просто желающие поприсутствовать. Стол стоит напротив окна, чтобы на творения падало достаточно света. Два изящных стеллажа под старинное темное дерево завалены альбомами репродукций и трактатами об искусстве. Стены регулярно перекрашивают усилиями тех же художников, потому на них поселилась полная абстракция. Это у нас глава клуба, Шри-Кшим Нирасха, так выражается. С тех пор мы и привыкли говорить: «у меня дома абстракция, надо прибраться».
Персонажи собираются все те же, что по прошлому мероприятию. Тан Йорру, чей взлохмаченный вид намекает на хронический поиск неприятностей. Вейнара, которая полностью пришла в себя, но еще мрачно косится на меня. Ксавия с довольным видом и рюкзаком, который она с грохотом ставит на стол. Грустный рагнарец—он ходит недавно, и имени я еще не запомнила—четырьмя руками держит раму за углы. Незнакомый шим в белом оперении—у него большие задумчивые глаза и тонкие пальцы, в которых шим держит нещадно свернутый лист. Ох и замучается творение разравнивать… Задумчивый зулин Троглин пришел созерцать—еще не решился принести свои творения. Ничего, остальные подтянутся позже.
Окно распахивается, и Нирасха, сделав широкий круг и грациозно не задев крылом люстру, усаживается на свое место. Дальше начинается обсуждение. Высказываемся по поводу новых творений, что идеально, а что не очень и как сие исправить. И тут происходят сразу два эпических события. Во-первых, я наконец-то вижу свое творение—хорошо прорисованный город-крепость, с одной стороны от которого возвышаются обледенелые скалы, а с другой простирается выжженная степь. Во-вторых, скользящая дверь приоткрывается. Сначала показывается внимательный желтый глаз, а потом протискивается высокий и стройный мантикорянин.
––Приветствую вас. Я Эмерик де Бранд, пока творений не взял, пришел посмотреть.
И падает на свободное место рядом со мной. Лучше бы напротив, в самом деле. Так мне приходится сильно косить глаза. А что? В пол-оборота он просто великолепен. И шея длинная, красивая, хоть и без шипов. А маленький пучок на макушке, прихваченный сверкающими шпильками…
Так, не смотрим на Эмерика, смотрим на картину. Пытаемся разобраться, ЧТО нарисовали. Кроме «кошмарный бред» ничего в голову не приходит.
--А мне нравится!
Это еще что за голос с небес?
––Эмерик, ты хочешь высказаться? Мы тебя слушаем.––разрешает Нирасха.
Он видит этот ужас… Не могу поверить, именно тогда, когда я принесла бред! Всехранитель, избави меня от позора. Если он подумает, что я полная бездарь…
––Юкина, приходилось ли тебе бывать на Мантикоре?
Это он мне? Возможно…других Юкин здесь нет. Надо уже изречь что-нибудь…
Если дыхания хватит, чтобы ответить… И в голову ничего умного не приходит.
––Нет, не была, но если приглашаешь, то с удовольствием посещу этот прекрасный мир.
Это я сказала? Похоже на то. Ну и бред несу… Теперь он, наверное, видеть меня не захочет.
––Тогда удивительно, что ты смогла так точно изобразить Мантикору, на
