КОРОЛЕВА. ВОЗВРАЩЕНИЕ

ты не хочешь его видеть, – сказала женщина, внимательно глядя на неё. – Что он тебе не поможет тут, а только помешает. Что он лишний.
– Вы меня вините? – прямо спросила Жучка, не отводя глаз.
– Нет, – Ольга Васильевна присела возле стола, по-прежнему глядя ей в лицо. – Это нелёгкий выбор… тяжёлая ноша. Ты уже когда-то делала такой выбор, и это я тебя подтолкнула к тому, чтобы ты выбрала – Андрея. Не возражай, пожалуйста, я же знаю, что это было именно так. Я помню тот наш разговор до последнего слова. И я сейчас думаю – а была ли я тогда права? Ты не упустила бы Серёжу, как я...
Жучка изо всех сил замотала головой, пытаясь возразить, но внезапно почувствовала, как затряслись ноги от подкатившей свинцовой усталости. Ольга Васильевна быстро встала и взяла её под локоть:
– Всё на сегодня, Варя. Иди ложись, я тебе в маленькой комнате постелила.

* * *
Жучку всегда поражало и раздражало умение других людей выражать словами всё, что они чувствуют – до мельчайших оттенков. Раздражало потому, что сама она этого никогда не умела, и потому ещё, что она считала – так можно что угодно заболтать. «Мысль изречённая есть ложь», – вот это как раз верно было сказано кем-то умным.
Но она знала, что должна непременно объяснить Ольге Васильевне всё, что чувствовала – как умеет.
– Я вчера отрубилась некстати, – буркнула она неловко, уставившись в свою чашку с кофе, едва они уселись утром за стол.
– Это неудивительно, – женщина подняла брови, но Жучка нетерпеливо перебила:
– Хочу, чтоб вы знали, что неправы.
– В чём? – Тонкие брови взлетели ещё выше.
Жучка отставила чашку и поглядела в окно, где на голых ветках тополя раскачивались и галдели шустрые московские воробьи:
– Вы вчера сказали, что были неправы, но на самом деле вы были правы… а, ё…лки!
«У питекантропа небось и то словарный запас больше», – с тоской подумала она и начала снова, упрямо тряхнув головой:
– Король меня любил тогда… Да и сейчас, я знаю. И мы дали друг другу сколько могли. Всё, что могли. И было столько хорошего... Так что вы были правы. Вы хотели, чтоб мы с ним были счастливы, и мы были. А Серёгу… – она глубоко вздохнула, – Серёгу я тогда просто боялась. Да, боялась! Мне было больно от него… от его песен. Я не могла понять, что это такое, что со мной происходит. Ведь он же был совсем пацан! И я просто сбежала. Вы не виноваты. Всё. – Облегчённо выдохнув, Жучка засунула в рот кусок пиццы, залпом допила кофе и поднялась. – А теперь дайте мне адрес этой самой вашей очень хорошей частной клиники. Я туда поеду – одна. А потом буду искать парней из Серёгиной группы. И этого… делового продюсера, Фёдора Орлова. Хочу послушать, что они все скажут.
Ольга Васильевна тоже встала:
– Хорошо, Но в клинику тебя отвезу я, и не спорь. Ты уже достаточно со мной спорила. – Мимолётно улыбнувшись, она взъерошила ей волосы. – Оставлю тебя там и попробую встретиться с бывшими партнёрами Ильи – может быть, и мне удастся что-то выяснить. Ну что, вперёд? – Она вдруг протянула перед собой раскрытую ладонь, и Жучка, невольно улыбнувшись, с размаху шлёпнула по ней своей ладонью.
– Мы с тобой, как эти… команда спасателей, – женщина запнулась, припоминая, – Чип и Дейл.
– Не-а, – невозмутимо отозвалась Жучка. – Нео и Тринити!

* * *
Очень хорошая частная клиника больше походила на какой-нибудь элитный санаторий – с французскими окнами, экзотическими растениями, фонтанами и аквариумами в холлах. Только вот камер видеонаблюдения здесь было побольше, чем в любом банке, не то что в санатории. Хотя вместо белого халата на человеке, сидевшем напротив Жучки, были самые простецкие джинсы и неброский джемпер крупной вязки поверх светлой рубашки.
Взгляд его прозрачно-серых глаз был таким цепким и пронзительным, что тянуло поёжиться. И тёплая улыбка, освещавшая его плакатно красивое правильное лицо, этих глаз совсем не касалась.
Лечащего врача Серёги звали Максим Максимович.
– Как в «Герое нашего времени», – пояснил он негромко и доверительно. – Помните, у Лермонтова?
– У меня по литературе всегда тройки были, – отрывисто сказала Жучка, вздёргивая подбородок, хотя прекрасно помнила и Печорина-гада, и добряка Максим Максимыча. – Как я могу увидеть Серёгу?
– Если он захочет вас видеть – мы пригласим его сюда, – мягко отозвался Максим Максимович. – К сожалению, он отказывается от встреч даже со своей мамой.
– Со мной он встретится, – уверенно отпарировала Жучка, совсем не чувствуя этой уверенности.
– Кто вы ему? – небрежно поинтересовался доктор. – Его девушка?
– Я его друг, – бросила Жучка, твёрдо глядя в прозрачные, как осенний лёд, глаза.
– Очень хорошо. Тогда, как его… другу, я должен вам кое-что пояснить, – Максим Максимович сложил ладони «домиком» на полированной столешнице. – Проявления интоксикации и абстинентного синдрома у Серёжи сняты. Теперь мы применяем меры по подавлению психической зависимости. Главное – противорецидивная терапия, и важную роль в этом лечении мы отводим семейной психотерапии. Чтобы взаимоотношения внутри семьи способствовали личностной коррекции и мотивировали Серёжу на здоровый образ жизни. Поэтому…
– Он не наркоман, – процедила Жучка, не выдержав. – Вы мне, конечно, не верите, но я это точно знаю.
– Варвара, – проговорил Максим Максимович уже без улыбки. – Я ему не враг. И вам не враг. Я был бы рад вам поверить, честное слово. Но в Серёжином случае речь идёт не о  каком-нибудь косячке, выкуренном для расслабления за сценой. В его… биологических жидкостях были следы очень серьёзных препаратов, и срок их приёма им – никак не меньше месяца.
– С ним что-то начало происходить с конца сентября, да, – пробормотала она, переводя взгляд на огромную фотографию в рамке, висевшую на противоположной стене – стая птиц, летящая на закат, острые чёрные мазки на оранжево-алом фоне. Фотография эта чем-то неуловимо напоминала Серёгины песни, и это странно согрело ей сердце. Она упрямо повторила то, что уже говорила вчера Ольге Васильевне: – Но это что-то происходило с ним извне, а не изнутри.
– Но он ничего не рассказывает об этом самом «извне», – пожал плечами врач. – Мы бы внимательно выслушали его версию происходившего. Но Серёжа… после появления в нашей клинике и первой, вполне понятной, бурной реакции на это… совершенно замкнулся в себе и всё общение с окружающими сводит к «да-нет». Поэтому сложно…
– Чем вы его тут пичкаете?! – гневно выпалила Жучка, вскочив и невольно сжав кулаки.
Максим Максимович устало покачал головой:
– Варвара, присядьте, прошу вас. Здесь не «Полёт над гнездом кукушки». Ольга Васильевна в курсе схемы его лечения, вплоть до мелочей. А вам я повторю, что нами приняты все современные меры дезинтоксикации, и лечение Серёжи теперь представляет собой противорецидивную терапию. Кроме того…
– Я могу уже его увидеть? – ожесточённо прервала Жучка эту негромкую тираду. – Хочу поговорить с ним сама, без ваших паршивых объяснений. И чтоб мы были здесь одни! Я не принесла с собой ни колёс, ни косячка, ни баяна, представляете?
– Не сомневаюсь, – невозмутимо кивнул Максим Максимович, подымаясь со своего места. – Кроме того, здесь, как и везде в клинике, установлено видеонаблюдение. Если вам удастся разговорить Серёжу, я буду очень рад, Варвара.

* * *
Жучка была готова ко всему – только не к тому, что Серёгу она просто-напросто не узнает.
Она помнила тощего длинного пацана с доверчивыми щенячьими глазами, провожавшего их в аэропорту, и почти того же пацана, но постарше – в подрагивавшем и зависавшем окошке скайпа. А на пороге кабинета встал очень худой, но широкоплечий, на голову выше неё, парень с совершенно чужими колючими глазами. Светлые волосы его были коротко острижены.
Заметив её растерянное недоумение, он усмехнулся, – такой язвительной усмешки она никогда раньше у него не видела, – и резко спросил, как выстрелил:
– Зачем ты приехала?
– А ты зачем подстригся? – ошалело пробормотала она, подавив желание попятиться.
Он рассеянно провёл рукой по коротким волосам, на мгновение став прежним Серёгой, и отозвался ровно:
– Не твоё дело.
Задохнувшись, она всё-таки попятилась на шаг:
– Я не верю тому, что они все про тебя говорят!
Он бесстрастно пожал плечами:
– Твоё дело.
И опять эта усмешка на угловатом худом лице, ударившая её, как хлыстом.
– Серый! Это же я! Я хочу тебе помочь! – Она беспомощно пошевелила губами, ища враз пропавшие куда-то слова: – Я на твоей стороне!
В его колючих глазах на миг всколыхнулось что-то знакомое и вновь пропало:
– Я. На своей. Стороне, – проговорил он раздельно и чётко. – Только я. Больше никто. Прилетела со мной нянчиться, принцесса на белом коне? Мне этого не надо. Сам справлюсь. Возвращайся к Андрюхе.
– Мы с ним расстались! – крикнула Жучка, отчаянно кусая губы.
– Ну и зря, – равнодушно бросил он через плечо, шагнув прочь от порога, который едва переступил. Дверь за ним захлопнулась.
Глубоко дыша, Жучка крепко сжала кулаки и прикрыла глаза, отвернувшись от долбаных видеокамер. В ушах у неё всё ещё звучал Серёгин холодный насмешливый голос.
… Прилетела со мной нянчиться…
…Я на своей стороне…
… Не твоё дело…
…Принцесса на белом коне…
Так, значит.
Ладно.
Похуй, пляшем.
К вошедшему в кабинет врачу Жучка повернулась уже совершенно безмятежно и только прищурилась:
– Ну и что вы рассмотрели на своих видеокамерах?
– Что вы умеете держать удар, – отозвался тот по-прежнему невозмутимо. – Но всё-таки присядьте. – Он пододвинул ей стул.
– Я с детства боксом занимаюсь. – Она поправила на плече ремень сумки. – Некогда рассиживаться. Я всё равно всё выясню. Пусть даже для себя.
– Желаю вам удачи, – серьёзно сказал Максим Максимович. – Знаете… – он помедлил, – меня чем-то тронули его песни.
– Вы их слушали?
– Я всегда стараюсь узнать как можно больше о своих пациентах.
– Но вы же поняли, что это не бред наркомана? – проговорила Жучка, напряжённо взглянув в его холодные внимательные глаза.
Он снова почему-то помедлил и вместо ответа повторил:
– Я вам желаю удачи, Варвара.

* * *
Оказавшись наконец на кухне перед Ольгой Васильевной, Жучка поняла, что не может и не хочет в подробностях пересказывать ей всё, что произошло в клинике.
– Он велел мне уезжать обратно, – глухо проговорила она, глядя на атласную бахромчатую скатерть и бесцельно вертя в руках вилку. – Но я никуда не поеду, пока всё не выясню до конца.
Лицо Ольги Васильевны было таким же серым от усталости, как, наверное, у неё самой.
– Со мной никто не захотел прямо разговаривать, Боятся, – отозвалась она так же коротко. – Но я тоже не отступлюсь.
Протянув руку, женщина крепко стиснула пальцы Жучки, и та подняла глаза. Странно, но Ольга Васильевна улыбалась:
– Тук-тук, Нео. Идём за белым кроликом?
Жучка даже не сразу поняла, что она такое говорит, а когда поняла, рассмеялась:
– Тук-тук, Тринити. Прорвёмся!
…Лёжа без сна в маленькой комнате и наблюдая, как по потолку пробегают отблески фар от проезжавших мимо автомобилей, она не прикидывала, с чего ей завтра начать и куда пойти. Она это знала.
Она просто слушала звучавшую внутри безо всякого плейера Серёгину песню.
Рассветы – лишь наша выдумка,
Их отменить так легко,
Как шарик падает в выемку
И льётся на пол