Романтика переходного периода. (начало.)

нормально,  наконец на нее грохнулись, и только теперь оторвались друг от друга, тяжело дыша. Дальше на ней и сидели, не отпуская друг друга, смотря в глаза друг другу, несчетное число раз целуясь и повторяя слова любви. Пол часа пролетели мгновением, нарушить которое никто из друзей и знакомых не решился. А к машине Света побежала одна; так попросила ее не провожать, что отказать я не мог.
Рафик увез мою радость, прихватив с собой двух отрядных студенток. Оказалось, он за ними и заезжал в отряд, что бы увезти в партию. И у Светы сегодня тоже был последний рабочий день, а оставшиеся два вместе с остальными студентками будет собирать в партии материалы для своего диплома. Жаль, любовной переписки между нами больше не будет. А Лешке, когда он появился в палатке, я не забыл напомнить:
«Рафик то – не Свету сюда привозил, по твоей просьбе, а наших студенток забирать заезжал. Зачем мне наврал?»
Лешка помолчал, отвернувшись в сторону с озабоченным видом, и ответил без зазрения совести:
«Какая разница! Повидался с красотулей – и ладно!» - повернулся ко мне, - «Целовался б поменьше, вон как губы распухли!»  И что с него возьмешь? Как с гуся вода!
На следующий день у геологов была общая камералка – готовились к приезду в отряд главного геолога партии. Я начал со своей миллиметровки. Положил перед собой, не знаю какой раз внимательно рассмотрел, и вблизи сидя, и поднявшись на ноги вроде как издали. Смотрелась красиво. По ее краям, на западе и востоке, то-есть слева и справа, мощные меридиональные разломы, ограничивающие изучаемые нами породы от древних на западе, и совсем (относительно, конечно) молодых на востоке. И между ними, по всей длине миллиметровки – а она чуть больше метра – прослежена сложная разрывная структура. Именно структура, шириной до трехсот метров, представленная несколькими сближенными, сочленяющимися и расходящимися разломами, осложненная более мелкими других направлений. Причем между разломами разные по возрасту породы, что говорит о многочисленных по ним подвижкам, с разной амплитудой смещения. Первый обнадеживающий признак: структура явно долгоживущая.
И сразу бросался в глаза обнадеживающий признак второй: в разбитой разломами полосе, и в них самих, и рядом во вмещающих породах прослеживались линейные тела интрузивных образований – дайки, причем разные и по времени образования, и по своему составу. То-есть, разрывная структура была глубинной, и связанной с магматическим очагом.
Третий признак: магматический очаг подтверждался данными гравиметрической съемки, которая четко говорила: на глубине более пятисот метров южнее структуры есть крупный объект с дефицитом массы, то-есть, менее плотных пород,  чем обнажающиеся на поверхности. А ими могли быть только гранитоиды. Которые, согласно теории, и являются первоисточником элементов в образовывающихся рудных скоплениях.
Четвертый обнадеживающий признак – и самый для геологов важный: породы в самой структуре и вблизи ее в разной степени изменены – из коричневых разных оттенков превратились в светло зеленые, зеленые, и темно зеленые в наиболее насыщенных разломами местах. А это свидетельствовало о том, что отделявшиеся от глубинных гранитоидов, по мере их остывания, газо-жидкостные флюиды, эти возможные носители рудообразующих элементов, использовали нашу разрывную структуру как возможный канал перемещения. Правда, на современной поверхности руды нет, но возможно она есть на глубине, а до поверхности дошло то, что превратило породы из коричневых в зеленые.
Теперь пятый признак, можно сказать, позволяющий ограничить площадь поисков бурением, раз уж дело идет о не выходящей на поверхность руде. Выделенные и прослеженные на миллиметровке породы залегают не горизонтально, а с наклоном на запад, то-есть, на востоке обнажаются более древние, и как уже я знал, менее для руды подходящие. Почему? Бог знает, но в известных и разведанных рядом и вокруг рудных объектах такое подтверждается, стало быть, и я должен это учитывать, и восток пятачка – это его третья часть - уже сейчас исключить из перспективной на поиски бурением площади. Центральная же часть площади, где породы изменены максимально, и сами они для руды подходящие – опять таки по аналогии с известными рудными объектами -  самая перспективная, и бурение здесь можно планировать хоть сейчас. Западная  часть тоже перспективна, но поверхность сложена более молодыми породами, перекрывающими можно сказать рудовмещающие. Как у меня на старой площади,  где предстоит еще положение скрытого под наносами разлома уточнить. По данным электроразведки. И в обоих случаях вначале нужно определить мощность этих перекрывающих пород, может она такова, что и бурить не стоит. Кстати, а на старой площади, этот вот разлом в долине под наносами, может оказаться не хуже глубинной структуры на пятачке. Просто до него пока не добрались.
Полюбовавшись на свою же портянку, кое-что на ней подправил, зеленым карандашиком раскрасил измененные породы – в оттенках согласно степени изменения, красным карандашиком выделил редкие пятна ожелезнения – оно обычно соседствует рядом с рудой. И решил, что с миллиметровкой возиться достаточно, есть что показать и о чем рассказать. Это главному геологу, если до говорильни дойдет дело. И портянку на столе заменил старой своей картой. Теперь ее рассмотрел сидя, потом поднялся, и подумал над ней стоя. Что-то меня немного напрягало, какая-то на этой карте недоделка.
Достал пикетажку, просмотрел старые записи. И нашел, что на склоне к долинке со скрытым под наносами разломом есть единственный и очень локальный выход коренных, не похожих на обычные здесь бесперспективные породы, перекрывающие интересные для нас потенциально рудонесущие. То-есть, был единственный выход  на поверхность этих самых рудонесущих, причем измененных не хуже, чем у меня на портянке. Интересное дело, и можно ожидать, что рядом и вокруг этого локального обнажения мощность пород перекрывающих не так и велика. То-есть, их легко перебурить, и руду поискать под ними, в породах перспективных. Которые, кстати, от единственного обнажения в сторону долинки с пока неизученным разломом уходят под наносы. Может они и под ними есть, вплоть до разлома? И их возле него побольше? Подошел проконсультироваться к Виктору Александровичу.
Послушал меня, посмотрел на карте, где и чем я его заморачиваю, подумал.
«Все ты говоришь правильно. Молодец, что не пропустил единственный выход нужных пород. Теперь нужно обязательно вскрыть их канавами, проследить в долину, сколько возможно, и отобрать пробы», - обернулся ко мне, - «Завтра так и доложишь главному геологу». Я покивал головой, вроде как хорошо, понял. А старший геолог улыбнулся:
«Уверен, что он тебя агитировать будет, к нам на работу распределиться. Хороший геолог из тебя получается!»
Приятно слышать. Я и сам уже подумывал сюда вернуться. И Светочке об этом намекнул. Что бы тоже сюда просилась. Что бы не оказались в разных концах нашей необъятной страны. А если так и получится? Направят Свету в тмутаракань? Надо подумать. Только ей в этом году исполнится восемнадцать, то-есть станет совершеннолетней. Приедет ко мне во всех случаях, и закатим свадьбу. Жену то, надеюсь, у мужа не отберут.
Камералка затянулась до вечера. И хорошо, что работа не давала расслабляться. Потому что для меня это было вредным: сразу вспоминалась моя радость, наши с ней любовные игры. И непроизвольно начинал подсчитывать часы, остававшиеся до нашей встрече. Так их много, еще целая ночь и почти день! Надеюсь, что завтра главный геолог не забудет захватить меня в партию.
Утром в отряде он появился поздновато, к девяти. В камералке собрал всех геологов и геофизиков, Николай Федорович объявился без приглашения, подсел к нему поближе. Наконец определился порядок работы.  Мне, как всегда «повезло»: показывать материалы первым. Разложил портянку, и рассказал все, что вчера придумал. И насчет геологического строения, и насчет перспектив дальнейших поисковых буровых работ. Больше всего насчет перспектив главному геологу и понравилась – когда я пальце показал где бурить не стоит, где очень даже стоит, а где можно попробовать, но для начала заверочной скважиной уточнить мощность пустых и перекрывающих теоретически возможную руду пород.
Конечно, просмотрели геофизические карты, выделенный мною на них глубинный массив гранитоидов, послушали мое объяснение других геофизических аномалий. И главный геолог выдал оценку проделанной работы, обращаясь вовсе не ко мне:
«Карта отличная, на уровне не студента, а толкового геолога. Через месяц-два придут анализы проб, и можно проектировать скважины. А тебе», - обернулся в мою сторону, - «осталось нарисовать парочку разрезов, поперек главной структуры,  в перспективных местах. Лучше тебя это никто не сделает!» Я, конечно, кивнул головой, мол согласен и будет сделано. А Виктор Александрович быстро положил перед главным геологом мою старую карту:
«Кое-что новенькое появилось и на этой площадке», - и толкнул меня в бок, давай мол, говори. Рассказал свои измышления насчет единственного обнажения потенциально перспективных пород, возможно небольшой мощности  их перекрывающих пород бесперспективных. И о пока не доизученной структуры под наносами в долине, вполне вероятно, по своей значимости аналогичной только что просмотренной на моей портянке. Еще раз заставил главного геолога задуматься, потом попросить геофизические накладки.
Совмещали их с моей картой, разбирались в хитросплетении изолиний. Глубинных массивов никаких не выделялось, но мое единственное обнажение пород перспективных лежало в центре небольшой гравиметрической аномалии размером до пары сотен метров, какие обычно бывают над менее плотными или измененными породами, залегающими неглубоко. То-есть, согласно этой аномалии, нужные нам породы залегают в ее пределах под пустыми на небольшой глубине, и до них можно легко добуриться. Причем эта аномалия прослеживалась до разлома в долине, и после него характер поля существенно менялся, что свидетельствовало о крупных по этому разлому подвижках пород.
«На данный момент неплохо. И структура (это разлом под наносами) приличная, и локальная аномалия к месту. Только нужно еще поработать», - посмотрел на меня, - «и Юра с этим не успеет», - повернулся к Виктору Александровичу, - «он (то-есть я) вам наметит, где канавы пройти, где скважины картировочные. Ну а проследит за ними кто-то другой, сам решишь кто», - старший геолог промолчал, но от вздоха глубокого не сдержался. На этом душу мою отпустили на покаяние, а  Николай Федорович со своими комментариями насчет мой работы не влез.
Дальше по очереди докладывали мои коллеги по геологическим съемкам – молодой Слава, и солидный Антон Степанович,   проработавшие в партии уже несколько лет. Породы у них были те же, что и на моей портянке, но сложной, долгоживущей глубинной структурой и близко не пахло. И геофизические накладки были какими-то серенькими, не на чем остановить глаз. И резюме главного геолога было соответствующее:
«У тебя можно закругляться. Канавой вскроешь свою фитюльку (так назвал