эку и федхи – до свидания. В отличие от тебя, у меня с башкой все в порядке в любом смысле. Думаешь, что я без тебя не проживу, если прогонишь? Смешно. Моя энергия везде найдет себе выход и применение. Если не здесь, то в любой части Хеджера и за его пределами. Ты уже достиг своей вершины. Еще тринадцать лет – и свалишь в отставку. У нас в стране только один срок можно быть президентом. А дальше пиши мемуары. А моя жизнь на этом не заканчивается. Мои мемуары никому не будут интересны. И в университете с кафедры я не смогу до пенсии лекции и прочую муть студентам читать.
Поэтому, черт с тобой, можешь тут при мне геройствовать и начальника из себя строить, но я-то с самого твоего тогда приезда в Маржинал знаю, кто ты такой. Потом еще для тебя на деньги твоего тестя всякую работу и поручения выполнял, когда ты должность в Консалте получил. За все время ты внутри ни капельки не изменился. Мелковат ты душой.
Тебя, конечно, пригладили казенные парикмахеры: подстригли и подбрили бакенбарды, чтобы ты стал похож более на политика, чем на тракториста. Волосы теперь на голове уже не торчат во все стороны, как деформированная проволока, словно у циркового клоуна.
Пиджачок свой, вечно мятый, ты сменил на костюм, пошитый по лекалам придворных портных. В общем, стилисты над тобой поработали так, что, увидев тебя на встрече с мировыми (и не очень) лидерами, хомо, не знавший тебя ранее, подумал бы, что перед ним стоит интеллигентное существо с высоким уровнем интеллекта. А на самом деле ты по-прежнему провинциальный политик с большими амбициями, хоть и перебрался в столицу».
– Чего ты замолчал? – Окманат насторожился длительными размышлениями Шару.
– Да так, господин президент, – махнул рукой Фаниби и непринужденно изобразил радость на лице, – ностальгически вспомнил былое.
«О, уже «господин президент» ляпнул. Это не к добру. Может, обиделся и чего замыслил? Ай, что он мне сделает? Подумаешь, осадил наглеца, что почти на «ты» лез обниматься с президентом страны», – размышлял Чини, а вслух произнес:
– Вытаскивай, Фаниби, свои рейтинги и диаграммы.
– Рейтинги эти не мои, господин Окманат. Опросы делает агентство.
– Не важно. Что там у нас на сегодня с моей популярностью в народе?
– Все нормально, – успокоил Чини его советник по особым поручениям и расшифровал. – Рейтинг доверия – семьдесят восемь процентов.
– То есть?
– Это значит, что на вопрос «Как вы оцениваете деятельность Окманата Чини на посту президента?», предполагающий только два ответа: «положительно» или «отрицательно», в вашу пользу высказалось семьдесят восемь процентов жителей страны. Как всегда, погрешность в пределах двух процентов. Опрос проводили во всех десяти королевствах. Опросили пять тысяч хомо.
– Не мало? Может, стоит увеличить бюджет и охватить большее количество гуманоидов? Так сказать, копнуть глубже, – предложил Чини.
– Для страны с населением в двадцать миллионов опросить пять тысяч вполне достаточно. Однако, – Шару покрутил кистью руки и зачем-то осмотрел потолок, – увеличить отчисления на исследования общественного мнения было бы совсем не лишним. В этом случае мы могли бы делать выборку по большему числу параметров.
«Кто бы сомневался, что ты откажешься от денег? Хорошо, что хоть не врешь, что не хватает ассигнований на твою деятельность, и не клянчишь федхов», – подумал Окманат, а собеседнику сказал неопределенно:
– Я буду иметь это в виду. А как динамика?
– Чего? – не понял Шару.
– Моей популярности среди избирателей.
«Популярность среди избирателей бывает у тех, кто собирается избираться, а у тебя популярность в народе, поскольку избираться ты больше не можешь», – пришло в голову Фаниби, но он озвучил:
– Что тут сказать… Динамика нулевая.
– Не понял, – Чини уставился на Шару.
– А куда уже больше? Восемьдесят – это предел в нормальном демократическом обществе. Любой президент в любой цивилизованной стране только завидовал бы такому доверию со стороны населения. У вас был постоянный рост рейтинга с пятидесяти до восьмидесяти процентов на протяжении шести лет с момента избрания до прошлого года.
– А что произошло далее?
– Ничего страшного. Вы достигли пика своей популярности, и в течение последних пяти месяцев ваш рейтинг болтается в районе восьми десятков процентных пунктов. Если продержитесь еще две трети своего срока с такими показателями, то войдете в историю как глава государства, который на протяжении всего правления был любим своим народом. О таком мечтают все правители.
– Что значит, «рейтинг болтается»? И почему он больше не растет? – недоумевал Окманат.
– Блин! Елы-палы! Да потому что в обществе не могут сто процентов граждан обожать своего верховного вождя. Всегда, даже у идеального президента, найдутся недовольные его внутренней и внешней политикой.
– Кто они?
– Политические противники, состоящие в конкурирующих партиях, обычные бытовые завистники, преступные элементы, которым порядочный президент наступил на хвост, –перечислял Шару, – те, кому вы не нравитесь своим внешним видом или манерами общения, и, конечно, интеллигенция.
Она всегда чем-то недовольна. Она всегда строит из себя некую касту одухотворенных и шибко грамотных. Ей прямолинейные и твердые хомо вашего склада не нравятся во все эпохи. Вспомните…– Послушай, не нужна мне эта долбаная история и примеры из прошлых тысячелетий, – перебил собеседника Чини. – Пусть не сто, но девяносто процентов мы могем сделать?
– Могем, а почему не могем. Можно и до ста десяти процентов рейтинг поднять, если предположить, что за вас замолвили бы словечко не только ныне живущие, но и наши предки, почившие в могилах, – рассмеялся Фаниби.
– Я серьезно. А у кого-нибудь из глав государств, которые действительно пекутся о своем народе, а не разглагольствуют с трибун, есть рейтинг девяносто тире девяносто пять процентов? Приведи примеры, – Окманат уставился на Шару.
– Легко. Девяносто девять целых и девяносто девять сотых поддержка народа у трипольского Мухомора, у багтатского Ворра, у бухарльского Колли Чау-чау.
– Правда?
– Да, но они – диктаторы. А в современном мире, понимаете, Тамма, быть узурпатором несколько неприлично. Это считается правилом плохого тона.
– Много болтаешь, – прервал собеседника президент. – А каков мой рейтинг в сравнении с другими политиками Хеджера?
– Под пять десятков процентов. Вы минимум раза в три опережаете своих преследователей. Смотрите, – Фаниби ткнул пальцем в цветную диаграмму. – У ближайшего преследователя только четырнадцать с небольшим процентов. Остальные безнадежно отстали.
– Вот что значит трудиться во благо простых хомо, – самодовольно произнес Чини и потянулся, сидя на диване.
– Самое интересное, что рейтинг доверия вашему правительству всего сорок один процент. Это несмотря на ваши восемьдесят процентов.
– Хм, – закачал головой Окманат, – как я помню, у правительства показатели два месяца назад повыше были. Я прав?
– Совершенно верно. Рейтинг был сорок пять.
– Почему скатился вниз?
– Дело в том, что, возможно, успехи в экономике население отождествляет непосредственно с вами, а не с работой вашего правительства.
– Все может быть, – почесал нос Чини.
– Более наглядную картину мы получим, если пропустим хомо через опросники, в которых будут озвучены вопросы, интересующие нас, точнее, вас, господин президент. Точно таким же образом мы выясним, почему хомо любят вас, но из них только двадцать процентов доверяют социалистической рабоче-аграрной партии Хеджера, в которой вы состоите.
– А я тебе и так скажу. Потому что в СРАПХ состоят точно такие же жулики и проходимцы, как и в других партиях! Тут и опросники не нужны.
– Не нужны – так не нужны, – пожал плечами Шару.
– Хорошо, я выделю средства на твои закрытые социологические исследования. Мне необходимо все знать, что говорят и о чем думают мои граждане. Давай перейдем к следующей теме.
Они долго за полночь вели беседу, и в конце разговора Чини спросил у советника, словно невзначай: «А что слышно по делу семьи Мкилимы?» Шару ждал этот вопрос. Он был лично знаком с Ибахили Мкилимой, когда работал в Консалте. О сыновьях Вандамизи и Хими слышал, но никогда их не видел.
Они были тогда слишком молоды, а их отец еще жив, чтобы Фаниби имел дела с юнцами, имевшими на то время возраст в пределах шестидесяти – восьмидесяти лет. Позже Шару из Консалта был переведен на работу в другой город.
«Все, как вы желали, так мы и сделали, – произнес советник. – Младший Хими схлопотал двадцать пять лет тюрьмы за сокрытие налогов, махинации с землей и дачу взятки в особо крупном размере. А старший отделался условным сроком, крупным штрафом и конфискацией имущества его предприятия. То есть здания, в котором располагался бар «Сикио»».
Услышав знакомое название «Сикио», перед глазами Окманата, тогда еще носившего юношеское неполное имя Тамма, а фамилию не Чини, а Нгуви, предстали картины из его детской жизни. Он вспомнил, как постоянно над ним в подростковом возрасте издевались братья Мкилимы, как их отец Ибахили эксплуатировал его отца Баба Нгуви. Как, по мнению тогда еще мальчика, а теперь главы государства, его отец погиб от рук мафии. Погиб только потому, что вампир Мкилима выгнал его с работы, а дальнейшая цепь событий привела отца к смерти от рук бандитов. Далее – безотцовщина, тяжелая и голодная жизнь. Затем серьезная болезнь и преждевременной смерть матери.
«Отлично, – размышлял Чини, – наконец-то эти поганые кровопийцы-вампиры Мкилимы ответили за все. Пусть теперь помыкаются по тюрьмам да в нужде. Жаль только, что старый хрыч Ибахили не дожил до этого момента. Издох, сука, раньше времени, а то бы тоже грел кости на нарах. Умники были, когда гора денег лежала в кармане да несметное количество земли на поле. Земля, кстати, была некогда незаконным образом за гроши скуплена у моих предков в годы лихолетья, когда жить им было не за что. Надо шепнуть, чтобы и Вандамизи условный срок изменили на безусловный».
Однако своим поведением Окманат никак не обозначил свою радость. Даже наоборот. Он пожурил Шару:
– Что значит «как вы желали, так мы и сделали»? Ко мне поступил сигнал о том, что эти два вампира, вернее, гражданина, осуществляют незаконную предпринимательскую деятельность. Я как глава государства должен пресекать нарушение закона. Так и было. Разве не суд принял такое решение в отношении братьев Мкилима?
– Гм. Естественно, господин президент. Все решил суд. Расследование и разбирательство длилось около года. За это время было установлено огромное количество правонарушений со стороны подсудимых. Они полностью признали свою вину.
– А что с земельной собственностью Хими Мкилимы? –спросил Чини.
– Как вы и предполагали, господин президент…– Не понял…– Как выяснили следственные органы, а затем постановил суд, некогда неправильно отобранная у граждан Волатильности земля была возвращена их законным владельцам или их наследникам, если таковые не дожили до восстановления справедливости, – не совсем понятным для Окманата юридическим языком пояснял Фаниби.
– Толком обрисуй реакцию моих односельчан на
С уважением, Эмми!