Комментарий к сказке Гофмана "Щелкунчик и мышиный король"

камешки, а по временам слышался противный визг и писк.
    — Ай, мыши, мыши, опять тут мыши! — в испуге закричала Мари и хотела уже разбудить мать, но слова застряли у нее в горле.
    Она не могла даже шевельнуться, потому что увидела, как из дыры в стене с трудом вылез мышиный король и, сверкая глазами и коронами, принялся шмыгать по всей комнате; вдруг он одним прыжком вскочил на столик, стоявший у самой кроватки Мари.
    — Хи-хи-хи! Отдай мне все драже, весь марципан, глупышка, не то я загрызу твоего Щелкунчика, загрызу Щелкунчика! — пищал мышиный король и при этом противно скрипел и скрежетал зубами, а потом быстро скрылся в дырку в стене.
    Мари так напугало появление страшного мышиного короля, что наутро она совсем осунулась и от волнения не могла вымолвить ни слова. Сто раз собиралась она рассказать матери, Луизе или хотя бы Фрицу о том, что с ней приключилось, но думала: «Разве мне кто-нибудь поверит? Меня просто поднимут на смех».
    Однако ей было совершенно ясно, что ради спасения Щелкунчика она должна будет отдать драже и марципан. Поэтому вечером она положила все свои конфеты на нижний выступ шкафа. Наутро мать сказала:
    — Не знаю, откуда взялись мыши у нас в гостиной. Взгляни-ка, Мари, они у тебя, бедняжки, все конфеты поели.
    Так оно и было. Марципан с начинкой не понравился прожорливому мышиному королю, но он так обглодал его острыми зубками, что остатки пришлось выбросить. Мари нисколько не жалела о сластях: в глубине души она радовалась, так как думала, что спасла Щелкунчика.
   
    Как видим Богиня Мари (Марена) ради спасения своего рыцаря Щелкунчика - Дроссельмейера (будущего Спасителя мира) готова пожертвовать материальными ценностями этого Мира. Но далее семиглавый мышиный Король требует ещё и человеческих жертв (сахарных кукол богини Марены).
    Как видим, Мари идет и на это, ибо время Щелкунчика ещё не настало. Он обездвижен чарами семиглавого мышиного Короля и, следовательно, легко уязвим.
    Продолжим далее.
   
    Но что она почувствовала, когда на следующую ночь у нее над самым ухом раздался писк и визг! Ах, мышиный король был тут как тут, и еще отвратительнее, чем в прошлую ночь, сверкали у него глаза, и еще противнее пропищал он сквозь зубы:
    — Отдай мне твоих сахарных куколок, глупышка, не то я загрызу твоего Щелкунчика, загрызу Щелкунчика!
    И с этими словами страшный мышиный король исчез.
    Мари была очень огорчена. На следующее утро она подошла к шкафу и печально поглядела на сахарных и адрагантовых куколок. И горе ее было понятно, ведь ты не поверишь, внимательная моя слушательница Мари, какие расчудесные сахарные фигурки были у Мари Штальбаум: премиленькие пастушок с пастушкой пасли стадо белоснежных барашков, а рядом резвилась их собачка; тут же стояли два почтальона с письмами в руках и четыре очень миловидные пары — щеголеватые юноши и разряженные в пух и прах девушки качались на русских качелях. Потом шли танцоры, за ними стояли Пахтер Фельдкюммель с Орлеанской Девственницей, которых Мари не очень-то ценила, а совсем в уголке стоял краснощекий младенец — любимец Мари…
   
    Пахтер Фельдкюммель (Pachter Feldk?mmel) – буквально «Арендатор полевого тмина (нем.)).
   
    Слезы брызнули у нее из глаз.
    — Ax, милый господин Дроссельмейер, — воскликнула она, обращаясь к Щелкунчику, — чего я только не сделаю, лишь бы спасти вам жизнь, но, ах, как это тяжело!
    Однако у Щелкунчика был такой жалобный вид, что Мари, которой и без того чудилось, будто мышиный король разинул все свои семь пастей и хочет проглотить несчастного юношу, решила пожертвовать ради него всем.
    Итак, вечером она поставила всех сахарных куколок на нижний выступ шкафа, куда до того клала сласти. Поцеловала пастуха, пастушку, овечек; последним достала она из уголка своего любимца — краснощекого младенца — и поставила его позади всех других куколок. Фельдкюммель и Орлеанская Девственница попали в первый ряд.
   
    Показаные Гофманом пастушок со стадом белоснежных барашков – это ничто иное как пастырь с паствой, символ христианской церкви. Посему все эти жертвы семиголовому Королю Мышей (Машиаху) принадлежат к христианскому народу.
   
   
    — Нет, это уж слишком! — воскликнула на следующее утро госпожа Штальбаум. — Видно, в стеклянном шкафу хозяйничает большая, прожорливая мышь: у бедняжки Мари погрызены и обглоданы все хорошенькие сахарные куколки!
   
    Заметим, что все куклы  Мари стоят в стеклянном шкафу (Glasschrank), где Schrank – означает «шкаф» на немецком. Ближайшее к нему Schranke – переводится, как «барьер». Таким образом, ближайшеесловосочетание к слову Glasschrank , Glas Schranke можно перевести как «стеклянный барьер». Однако реальным «стеклянным барьером» в шкафу является «стеклянная дверь», о которой мы уже говорили, и осколком которой была ранена Мари в своём первом видении. Это Glast?re, которое может быть переведено, как «стеклянная дверь», и как «стеклянная Тора».  Кроме того, как мы уже выяснили , стекло Glas (нем.) происходит  от латинского  hyalus, что очень созвучно Галлу.
    Hyalus переводится с латыни как:
   
    1) стекло: color hy?li цвет стекла (зеленоватый);
    2) зеленоватый цвет.
   
    Также Hyal? - Гиала, одна из нимф богини Дианы.
    Возможно, это и есть истинное имя нимфы Кристаллины из «Четырёх факардинов» Антуана Гамильтона?
   
    Отсюда мы приходим к важнейшему выводу – В гофмановской символике Галлом, основой и колыбелью иудаизма, является еврейская Тора, и чтобы подчеркнуть это Гофман показывает чернильный орех с надписью на китайском МОШИЗИ. Слово это почти эквивалентно словосочетанию на иврите МОШЕ ЗИИВ, что в переводе означает «Блеск Моисея», автора пятикнижия.
    Теперь, кажется, становится ясно, почему куклы неподвижны в таком стеклянном заточении. Весь христинаский мир словно зомбирован Торой. Ведь одна из книг, на которой, как на фундаменте, стоит Христианство, есть Ветхий Завет, который, по сути, является чуть переделанной еврейской Торой.
   
    Мари, правда, не могла удержаться и заплакала, но скоро улыбнулась сквозь слезы, потому что подумала: "Что же делать, зато Щелкунчик цел! "
    Вечером, когда мать рассказывала господину Дроссельмейеру про то, что натворила мышь в шкафу у детей, отец воскликнул:
    — Что за гадость! Никак не удается извести мерзкую мышь, которая хозяйничает в стеклянном шкафу и поедает у бедной Мари все сласти.
    — Вот что, — весело сказал Фриц, — внизу, у булочника, есть прекрасный серый советник посольства. Я заберу его к нам наверх: он быстро покончит с этим делом и отгрызет мыши голову, будь то хоть сама Мышильда или ее сын, мышиный король.
    — А заодно будет прыгать на столы и стулья и перебьет стаканы и чашки, и вообще с ним беды не оберешься! — смеясь, закончила мать.
    — Да нет же! — возразил Фриц. — Этот советник посольства — ловкий малый. Мне бы хотелось так ходить по крыше, как он!
    — Нет уж, пожалуйста, не нужно кота на ночь, — просила Луиза, не терпевшая кошек.
   
    Здесь и ранее Гофман скептически относится к идее о простом физическом истреблении мышей (евреев). Вместо котов-антисемитов «Mouses hunter» он предлагает иное, по его мнению, более радикальное средство. Согласно мысли писателя главной задачей является уничтожение (разгрызание) галла - Кракатука «Мошизи»
   
    — Собственно говоря, Фриц прав, — сказал отец. — А пока можно поставить мышеловку. Есть у нас мышеловки?
    — Крестный сделает нам отличную мышеловку: ведь он же их изобрел! закричал Фриц.
    Все рассмеялись, а когда госпожа Штальбаум сказала, что в доме нет ни одной мышеловки, Дроссельмейер заявил, что у него их несколько, и, действительно, сейчас же велел принести из дому отличную мышеловку.
    Сказка крестного о твердом орехе ожила для Фрица и Мари. Когда кухарка поджаривала сало, Мари бледнела и дрожала. Все еще поглощенная сказкой с ее чудесами, она как-то даже сказала кухарке Доре, своей давней знакомой:
    — Ах, ваше величество королева, берегитесь Мышильды и ее родни!
    А Фриц обнажил саблю и заявил:
    — Пусть только придут, уж я им задам!
    Но и под плитой и на плите все было спокойно. Когда же старший советник суда привязал кусочек сала на тонкую ниточку и осторожно поставил мышеловку к стеклянному шкафу, Фриц воскликнул:
    — Берегись, крестный-часовщик, как бы мышиный король не сыграл с тобой злой шутки!
    Ах, каково пришлось бедной Мари на следующую ночь! У нее по руке бегали ледяные лапки, и что-то шершавое и противное прикоснулось к щеке и запищало и завизжало прямо в ухо. На плече у нее сидел противный мышиный король; из семи его разверстых пастей текли кроваво-красные слюни, и, скрежеща зубами, он прошипел на ухо оцепеневшей от ужаса Мари:
    — Я ускользну — я в щель шмыгну, под пол юркну, не трону сала, ты так и знай. Давай, давай картинки, платьице сюда, не то беда, предупреждаю: Щелкунчика поймаю и искусаю… Хи-хи! .. Пи-пи! … Квик-квик!
    Мари очень опечалилась, а когда наутро мать сказала: "А гадкая мышь все еще не попалась! " — Мари побледнела и встревожилась, а мама подумала, что девочка грустит о сластях и боится мыши.
    — Полно, успокойся, деточка, — сказала она, — мы прогоним гадкую мышь! Не помогут мышеловки — пускай тогда Фриц приносит своего серого советника посольства.
    Как только Мари осталась в гостиной одна, она подошла к стеклянному шкафу и, рыдая, заговорила со Щелкунчиком:
    — Ах, милый, добрый господин Дроссельмейер! Что могу сделать для вас я, бедная, несчастная девочка? Ну, отдам я на съедение противному мышиному королю все свои книжки с картинками, отдам даже красивое новое платьице, которое подарил мне младенец Христос, но ведь он будет требовать с меня еще и еще, так что под конец у меня ничего не останется, и он, пожалуй, захочет загрызть и меня вместо вас. Ах, я бедная, бедная девочка! Ну что мне делать, что мне делать?!
    Пока Мари так горевала и плакала, она заметила, что у Щелкунчика на шее с прошлой ночи осталось большое кровавое пятно. С тех пор как Мари узнала, что Щелкунчик на самом деле молодой Дроссельмейер, племянник советника суда, она перестала носить его и баюкать, перестала ласкать и целовать, и ей даже было как-то неловко слишком часто до него дотрагиваться, но на этот раз она бережно достала Щелкунчика с полки и принялась заботливо оттирать носовым платком кровавое пятно на шее.
   
    ????? - (КЭЛИС)
   
    1) пятно;
    2) перен. пятно, позор, бесчестие;
    3) мор, погибель.
   
    Любопытно, что слово «пятно» (КЭЛИС) опять же родственно по произношению слову «ГАЛ».
    В оригинале кровавое пятно у Щелкунчика на горле (шее).
   
    Кроме того, мы видим, что в указанном фрагменте девочка Мари жалеет свое красивое новое платье, которым она должна пожертвовать во имя спасения Щелкунчика.
    Любопытное совпадение! Девочка на английском - Gal, а Gala - праздничный, парадное платье! На немецком платье – kleidung, что опять же по костяку первых согласных KL созвучно GaLa! Позже мы ещё вернемся к этой теме.
   
    Als die kleine Marie so jammerte und klagte, bemerkte sie, da? dem Nu?knacker von jener Nacht her ein gro?er Blutfleck am Halse sitzengeblieben war. Seit der Zeit, da? Marie wu?te, wie ihr Nu?knacker eigentlich der junge Dro?elmeier, des Obergerichtsrats Neffe sei, trug sie ihn nicht mehr auf dem Arm, und herzte und k??te ihn nicht mehr, ja sie mochte ihn aus einer gewissen Scheu gar nicht