Из Чернобыля с любовью

вскружило ненадолго головы, всё-таки сухой закон соблюдали строго. Закружилось всё перед глазами, заплясало.
   Закурили мужики и усилился эффект опьянения.
   Пока докурили, пришли в норму.
   - В колонну по два становись! - приказал Семён Михайлович Свободин.
   Бойцы быстро разобрались в две шеренги.
   - Шаго-о-ом марш! - скомандовал привычным командирским голосом.
   Отряд дружно в ногу зашагал. Ощущение подъёма и радости наполнило мужчин. И вдруг Демьян Кочет запел.

                                     Солдатушки, бравы ребятушки,
                                           А кто ваши отцы.
   Сориентировались в ситуации не все, но многие подтянули.

                                    Наши отцы русски полководцы,
                                          Вот кто наши отцы.
    Рефрен повторяли вместе, кто имел голос и пел дома во время праздничных застолий, и даже те, кому медведь на ухо наступил, старательно выводили хриплые рулады.

                                    Наши отцы русски полководцы,
                                          Вот кто наши отцы.  
   И проснулось эхо.
   На протяжении многих лет скучало оно по живому человеческому голосу! В большинстве случаев, дремало, тревожимое залётной птахой или заблудившимся длинноухим боязливым косым. Ощутимо грустило затяжными осенними дождливыми вечерами и зимними бесконечными студёными ночами преимущественно пряталось далеко-далеко среди подвалов  и полу-обвалившихся междуэтажных перекрытий.  И, наконец, закончилась безысходная тоска. Звонкими и глухими звуками, высокими и низкими тембрами реагировало эхо на песню. Бились слова о руины и разлетались мелкими серебристыми колокольцами, то громко заявляя о себе, то звучными волнами с крикливой, кривляющейся тенью. Многолетняя тишина, привыкшая к своему безраздельному господству, с неохотой отдавала свои позиции смелой мелодии, звучавшей простыми и трогательными словами.

                                    Наши деды славные победы,
                                          Славные победы.

                                                          ***
       Стенд, размерами полтора на два метра, казался только что вышедшим из-под кисти художника-оформителя из художественной мастерской. На белом поле в окружении по периметру чёрной краской ярко-красный текст гласил: «Стой! Опасная зона! Проезд и проход запрещён!» и, ниже синими буквами «Предъяви пропуск!». С ним контрастировали бетонные столбы ограждения с отшелушившейся посеревшей краской и с натянутой, местами изъеденной ржавчиной колючей проволокой. Местами столбы были повалены, будто недавно здесь проехал массивный каток.
     Будка КПП разрушена, провалена вовнутрь кровля, выбиты стёкла, искрошился кирпич ступеней. Одна половина ворот сорвана, лежит на земле, припорошенная пылью, вторая, покачиваясь и скрипя, чудом держится на полусгнивших петлях.  
     Пронзительная тишина висела в воздухе, согретом солнечным теплом.
     Свободин поднял вверх правую руку, и отряд прекратил движение.
     - Толик! Крапива! - зычно выкрикнул он, - иди сюда и скажи, той ли згой идём.
     Толик прибежал во главу колонны и охнул. Застыл, как вкопанный. Лицо потихоньку вытянулось, отвисла челюсть, и маленькая капелька слезинки предательски потекла по щеке.
     Увидев его состояние, Семён Михайлович задал вопрос, Толик, сынок, всё ли с тобой в порядке. Срывающимся голосом Толик сообщил, такое ощущение, будто в прошлое на миг окунулся. Всплыл перед глазами давно забытый эпизод, когда вот так вот стояли перед воротами части в гражданской одежде и смотрели страшно выпученными глазами на новую армейскую жизнь, которая разворачивалась во всей своей непредсказуемой красе перед юношеским взором.
     - Получается, ты служил в этой части? - спросил Прокопий.
     Толик отрицательно покачал головой.
     - Наша часть находится в паре сотен метров. Это та, секретная, про которую рассказывал.
     Осторожно ступая по покрытой битым кирпичом, осколками стекла и прочим мусором земле, мужчины вошли на территорию части.
     Справа от КПП сохранилась бетонная стела с надписью бронзовыми буквами «Доска почёта», на потрескавшемся сером фоне сохранились фотографии офицеров и солдат, молодые симпатичные лица с улыбкой смотрели с выгоревших фотографий.
     Дальше стояло огороженное деревянным штакетником одноэтажное здание, время его не пощадило, сквозь осыпавшуюся штукатурку смотрелся красный кирпич с белой прослойкой раствора, окна без стёкол, истлевшие двери или лежат на земле или висят на петлях наполовину вынутых из косяков гвоздях.
      Не перелезая через забор, мужчины рассмотрели нехитрое убранство, но так и не смогли определить хозяйственной принадлежности помещение.
     Далее был плац. Пробившаяся сквозь асфальт трава взломала и изуродовала покрытие. Слабо просматривались следы разметки. От трибуны сохранился металлический остов. Три мачты, на которых когда-то развевались знамёна государства и части.
     Широкий тротуар с зелёной зоной, где разрослись тополя и клёны, отделял плац от двух Г-образных четырёхэтажных зданий. Как и  другие строения, время тоже их не пощадило.
     Сохранились уцелевшие таблички «Штаб» и «Столовая» на одном; другое было отведено под казарму.
     И сохранившиеся деревья с разросшимися кронами и листвой ослепительно-изумрудного цвета.
    Свободин посмотрел на часы и распорядился сделать всем по глотку спирта. И добавил под общий смех, это чтобы у кое-кого морковка не завяла.
     После завершения экскурсии по территории, Свободин и другие обратились с вопросом к Толику Крапиве, мол, если это та самая секретная часть, тогда где расположен вход в подземные коммуникации. Где суровые катакомбы, где линии протянутых силовых кабелей, где, в конце концов, ангары с танками.  
     Толик разведя обескуражено руками, состроил удивлённую мину, ну а я то откуда знаю, что от меня хотите, я служил в охране и сведения о секретности и прочих чудесах почерпнуты мною из рассказов сослуживцев, которые питались ими из слов таких же пребывавших в неведении солдат. Повторюсь, завёлся не на шутку он, покраснев лицом, я обещал привести к части и привёл, но не клялся показать, где находится этот долбаный вход в подземелье. Не зная на чём выместить досаду и раздражение, Толик обратил внимание на торчащие из земли три металлических в рост человека толщиной с кулак шеста выкрашенных в белую краску с черной поперечной полосой. Приблизился к ним, сгоряча пнул правый, затем левый, напоследок схватил расположенный посередине ближе к верхушке и, напрягшись, дёрнул на себя. Шест неожиданно легко поддался и наклонился к земле под острым углом. Следом произошло невероятное. Крайние шесты завертелись вокруг оси против часовой стрелки. Затем начали  медленно погружаться в грунт. После того, как они вошли наполовину, выровнялся средний  и тоже начал вращаясь опускаться в землю.
     Мужчины, раскрыв рот, смотрели на происходящее.
     - Толян, - отозвался Андрей Заднепровский, - ты уверен, что не служил в секретной части и не был внутри подземного сооружения.
     Не оборачиваясь, Толик замотал головой, смотря с удивлением на манипуляции шестов.
     Когда средний шест выровнялся с крайними по высоте, раздался громкий сухой треск. Он вызвал некоторый переполох среди мужчин не ожидавших ничего сверхъестественного.  Вздрогнули и огляделись, ища напрасно источник шума.
    После полного погружения шестов в почву, треск тотчас же прекратился.
    Снова наступила тишина. Но, уже наполненная предчувствием тревоги и беспокойства. И, тем не менее, не подтверждённое ничем опасение и волнение зародилось внутри у каждого мужчины.
     Мелкая дрожь прошлась волной по почве. Вздрогнули деревья, затрепетала листва. Где-то громко взвизгнула кошка, и послышался шум обвалившихся досок.
     - Мужики, чо это, блин? - завертел головой по сторонам Иван Матвеевич, - муторно, аж мурашки по коже побежали...
     Шутка Саньки Ерёмина разрядила атмосферу страха:
     - Мурашки не букашки, пусть бегают!..
    Напряжение спало. Хохот поднялся со всех сторон и мужчины стали беззлобно бросать едкие словечки и замечания в сторону оппонентов, подтрунивать и шутить, приправляя к месту и не к месту «ну, ты и юморист!».
    За совместным пикированием и громким раскатистым смехом  и Свободин с Краснопольским, стоявшие рядом, и остальные мужчины, пропустили момент, когда дальняя сторона плаца незаметно для глаз опустилась ниже уровня земли на несколько сантиметров и замерла на месте. Вслед за тем по периметру плаца из-под земли через узкие щели полетели тонкие струйки пыли, сопровождаемые тонким свистом.
     Смех оборвался моментально.
     Внимание устремилось в сторону плаца.
    Там происходило невообразимое.
     Дальняя сторона продолжала опускаться ниже уровня земли, освобождая взгляду серую полоску бетона.
    Внезапно плац разрезали поперечные линии с повторяющимся выбросом пыли и свистом воздуха. Каждая полоса опускалась и замирала на определённом уровне. Это продолжалось до тех пор, пока из поперечных полос не образовалась лестница с длинными и широкими, сантиметров пятьдесят ступенями.
     Самая нижняя, бывшая дальняя часть плаца упиралась в бетонную стену с массивными металлическими воротами.
     По-прошествии первых минут замешательства, все без исключения пришли в себя.
     - Колись, Толян, - обратился к нему Афоня Кривоход, - после всего этого театра ты будешь утверждать про свою непричастность ко всему этому в далёкие годы солдатской молодости? А?!
     Заворожённый увиденным, Толик отреагировал не сразу, но, очухавшись, ударил себя в грудь, крикнул, мля, мол, буду, браты, в первый раз … ё-моё … Не подозревал даже! Ну, клянусь!..
     Краснопольский остановил Толика.
     - Чо ты так раздухарился? - спросил он, тихим тембром голоса успокаивая мужчину, - понятно, от волнения, но после сотворённого чуда  мы вправе тебя называть чудотворец. - Указывая рукой вниз к металлическим воротам, добавил, - ты кашу заварил, ты и заканчивай. Смело вперёд!
      Толик спускался быстро, ноги, будто сами несли его к заветной цели. Следом за ним устремились остальные.
     Окрашенные в тёмно-свинцовую краску, массивные ворота размером внушали трепет и уважение.
    Петька Кузьмин сильно постучал кулаком по створке. Звук исчез, глухо растворившись в металлической толще.
    - Сколько же твоя толщина? - произнёс Петька, стал спиной к воротам и постучал каблуком. Ответ был прежним — глухой, быстро гаснущий звук.
    Пройдясь от стены к стене, поглаживая то бетон, то шероховатую поверхность металла, Свободин произнёс вслух:
    - Есть вход, как войти, неизвестно. Насколько понимаю, открывались они не ключом.
    - Согласен, - добавил Краснопольский, - должен быть или рычаг, или кнопка запуска механизма открывания. Давайте искать.
     Более получаса исследовали бетонную стену и ворота, но так и не обнаружили ни рычага, ни кнопки.
     - Картина Репина приплыли, - резюмировал бесплодные поиски Свободин и обратился к Крапиве. - Ну, раз уж ты один раз нашёл что сделать.
      Толик решил было возразить, но Свободин рукой остановил не начавшийся лить поток его слов.
     - То ты должен и открыть эти бисови ворота!
     На этот раз Толику высказаться позволили.
     - Семён Михайлович, это случайно