сложна для нашего понима-ния, и мы не будем её обсуждать, поскольку можем наговорить глупостей.
Прошли годы. И четыре короля, озарённые сиянием великих знаний, вернулись держать ответ перед строгим Императором.
Послушать просветившихся королей пришло всё население страны; благо, идти было недалеко. Только выжившие из ума старички и совершенные младенцы не покинули своих палат.
Тут как раз и Тарталья с Труффальдино подъехали.
– Всё отпущенное мне время, – начал свой рассказ Бубновый король, – я учился понимать, что такое время.
Глаза молодого человека беспокойно косили в сторону, словно он опасался погони.
– Любопытно и нам узнать, – сказал Император, – что такое время.
– Да, – стали говорить люди, – если мы поймём, что такое время, мы сумеем лучше освоить тео-рию относительности.
– Сейчас я вам всё объясню самым понятным языком, – сказал Бубновый король. – Мне очень хотелось бы представить вам подлинное научное растолкование, но боюсь, что вы его не поймёте.
– Наверняка не поймём, – сказали люди, – потому что темны мы и необразованны. Так что го-вори попроще и не греши эвфемизмами, гиперболами, метафорами, аналогиями и всем остальным в таком же духе.
– Это можно, – сказал поумневший король. – Первыми привожу не вызывающие сомнения фак-ты с целью, чтобы и последующие мои слова вызывали у вас полное к ним доверие. Начнём с того, что отсюда, с вершины холма, где мы с вами сейчас находимся, хорошо видна река. Вас не удивляет, что вода в ней всё время течёт только в одну сторону?
– Ещё как удивляет! – сказали одни.
– А что тут необычного? – спросили другие.
– Истоки этой реки, – продолжал молодой философ, – кроются где-то высоко в горах. Я сумел разыскать надёжных свидетелей, которые отчаянно клялись, хотя и путались в своих рассказах, что когда-то встречали тех, кто видел всё собственными глазами. Там, где кончается ледник, говорят знающие люди, вода начинает своё движение, а завершает она свой путь далеко от этих мест, слива-ясь с океаном, растворяясь в нём. И только так, а не наоборот. Всё это очень похоже на правду.
Все ещё раз внимательно посмотрели на реку и убедились, что Бубновый король ни на волос не уклонился от истины. Вода, как и несколько минут назад, текла в ту же сторону, а не наоборот.
– Созерцая, – продолжал новоиспеченный мудрец, – я предался размышлениям о времени. Оно, как река, тоже течёт в одну лишь сторону. Это поразительное наблюдение показалось мне хорошей подсказкой, и тогда я стал искать ответ на неразрешённый вопрос: где время начало свой бег и где конец этому неудержимому движению?
Это движение – так я прочитал в книгах – уносит с собой и первые шаги ребёнка, и гордую сво-ей силой недолговечную молодость, и обширные знания, которыми не успели поделиться. И саму жизнь тоже уносит. А с последней уходит и память о делах человеческих, о великих державах, без-мерно раздувавшихся от побед. Теперь останки их столиц с трудом выкапывают из-под песка.
Так и не сообразив, какую практическую пользу можно извлечь от течения времени (что же ка-сается недостатков этого движения, то я их когда-нибудь тоже назову), стал я расспрашивать своих наставников: в чём отличие движения во времени от движения в пространстве?
– Те, кто силён и дерзок, – объясняли они, – вольны идти, куда им угодно. Они имеют возмож-ность даже пространство сделать своим собственным: для этого нужно всего лишь завоевать пригля-нувшиеся земли. Самый большой океан покоряется могучему кораблю. Можно бросить вызов богам и овладеть небом, построив летательные аппараты. Но даже самому великому из цезарей, равно как последнему из нищих, не дано подчинить себе время. А всё потому, что сегодня никто на свете не ведает, что такое время. Каждый из нас хотел бы стать господином времени, но здесь каждому суж-дена лишь доля бессильного раба, низко склоняющего свою голову и шепчущего проклятья.
Бубновый король окончил свою бестолковую повесть. Ответом ему было молчание.
Когда народ ничего не понимает, он всегда молчит. Когда народ понимает, что всего безопаснее молчать, тогда он особенно впечатляюще молчит.
Даже Туз был явно озадачен. Он так и не понял из всей этой галиматьи, что такое время. Ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил его непонимание. Поэтому он решил молчать с умным видом.
– Я никогда раньше не задумывался о времени, – шепнул Тарталья. – Оно представлялось мне настолько простым, настолько очевидным, что тут и думать нечего. Теперь я начинаю догадываться, что здесь всё не просто. Но на большее я пока не способен.
– Я тоже, – тихо ответил Труффальдино, – начинаю думать о том, что никогда меня не задевало прежде. Ведь если все события, которые мы наблюдаем, происходят во времени, почему не заподоз-рить, что и само время каким-то образом зависит от этих событий. Если время влияет на нас, прибав-ляя морщин старикам, то, быть может, и мы оставляем рубцы на времени. Бросьте в реку небольшой камень, и потревоженная вода вскоре сомкнётся над ним. Но большой камень может стать основой непреодолимой плотины. Дерево, упавшее в воду, зацепившись за мель, заставит в этом месте изо-гнуться поток. Но, если повезёт, может ведь так случиться, вода и пловец дружески обнимутся и де-рево, проделав долгий путь, без задержки доплывёт до конца. Я спрашиваю себя, кто мы: ничтожные бесформенные обломки материи – им суждено покоиться на дне, – или могучие скалы, отражающие грудью набегающую волну, или, и такое возможно, гибкие ветки, отдавшиеся потоку времени и ставшие частью его?
– Не следует задавать вопросы, на которые нет ответа, – негромко бросил кто-то из стоявших рядом.
Один глаз у него был синий, а второй зелёный.
– Где-то я уже видел такие глаза, – подумал Тарталья. И Труффальдино тоже так подумал.
На следующий день после очень лёгкого завтрака настала очередь Червового короля. Новая пи-жама была ему явно к лицу.
– Весь минувший год, – сказал он, – я посвятил высоконравственным размышлениям о том, что при близком знакомстве всё выглядит хуже, чем на расстоянии.
– Вы имеете в виду супругу тарантула, которая вывела на прогулку своё многоногое потомство? – дерзко спросил кто-то из толпы.
На всякого философа найдётся свой остряк.
– Будем смотреть на вещи шире, – укоризненно сказал король, – и иметь в виду только общий принцип.
То были очень удачные слова. Они всегда годятся как хороший ответ на любой вопрос.
В этот момент к Императору подошёл придворный и что-то шепнул на ухо.
– Это просто замечательно, – громко сказал владыка. – Попрошу всех присутствующих дружно похлопать в ладоши, потому что наше собрание удостоили свом присутствием Тарталья и Труффаль-дино, величайшие мудрецы из процветающей Страны Несравненных Глубокомыслящих, а попросту СНГ.
«Никто никогда не слыхал о такой стране, – при этом думал хитрый Туз, – но сейчас это не имеет большого значения».
Тарталья выпучил глаза и с недоумением посмотрел на Труффальдино. Тот ответил ему самой широкой ободряющей улыбкой.
Народ, опупевший от невразумительной философии и скучных процедур и оттого способный ра-доваться любой свежей диковинке, весело похлопал в ладоши, после чего няньки принесли сверхдо-рогим гостям два стула и поставили совсем недалеко от трона.
Такой чести, видно, удостаивали немногих, потому что все остальные, кроме Императора, стояли.
Когда овации утихли, все с надеждой уставились на величайших мудрецов.
Мудрецы оказались настолько молодыми, что в другом месте такое явление могли бы посчитать совсем нетипичным. Но только не здесь.
Нужно было хоть что-то сказать.
Нужно было хоть что-то сказать.
Первым слово взял Труффальдино.
Слушайте те, кто достоин меня слышать, сказал он.
Слушаем откликнулась толпа.
Освещайте дорогу мудрецу и останавливайте глупца, готового свалиться в пропасть.
Светлые мысли дороже каравана верблюдов, навьюченных золотом.
Угодливые речи льстеца позорят того, кто терпеливо внимает им.
Не подавай руку недостойному: его прикосновение оскверняет.
Не слушайте песни глупых, от них случаются бородавки на носу.
Лучшие петухи поют для того, кто готов трудиться спозаранку.
Не воздвигай дворец, украшенный цветным мрамором. Наглый раб выгонит тебя и со смехом сядет на твоё место.
Не обвиняй дождь и не благодари его: он не ради тебя пролился.
Не обвиняй ветер: он даже не успел тебя заметить.
Не обвиняй волну, опрокинувшую твою лодку: ведь ты не спросил море, когда можно прийти к нему в гости.
Труффальдино говорил бы в таком стиле до утра, если бы его не остановил потерявший терпе-ние принц.
– Вы были совершенно правы, когда сослались на общий принцип, – устремив свой взор в беско-нечность, важно сказал Тарталья Червовому королю и попробовал изобразить на своём лице как можно больше несравненного глубокомыслия. – Мы все, и выдающиеся деятели науки, питомцы Сорбонны и Гарварда, и простые люди, мало знакомые с трудами Декарта и Гоббса, должны в пер-вую очередь заботиться о принципах, принципах и снова о принципах, потому что они для всех нас – всё равно, что собака-поводырь для слепца.
– Дорогой мэтр,– возликовал докладчик, – наконец-то я слышу милые моему слуху умные слова, а не глупые замечания мелких завистников.
– Не обращайте на замечания никакого внимания, – посоветовал Тарталья, наклонившись к само-му уху обрадованного короля. – Людям свойственно ошибаться. Но многие ошибки поправимы. Сде-лайте своим принципом равнодушие к мнению толпы, и вы сразу же обретёте полнейшую душевную усладу.
– Если стать на точку зрения моего любимого министра, а я на неё становлюсь, – присоединился строгий Император, – толпа и впрямь лучше выглядит издали, чем вблизи.
– Политики говорят прямо противоположное! – бросил Труффальдино.
– Слава богу, я не политик, – отрезал Туз.
– Это превосходно, – фамильярно похлопал его по плечу оруженосец (согласитесь, необычный жест для несравненного мудреца). – В нашей стране всех, кто увлекается политикой, лечат пиявками. Некоторым помогает.
– Чтобы избавить себя от непереносимых мук, вызываемых созерцанием человеческих недостат-ков на близком расстоянии, – продолжил свой рассказ Король червей, – я с утра забирался на самое высокое дерево. И там вдали от суеты и мелких земных страстей я создал довольно совершенную фи-лософскую систему, основанную на целиком правильных началах. Первым делом я пришёл к заклю-чению, что ничто не бывает хорошим во всех отношениях. И нашёл тому много убедительных дока-зательств.
– Вот в этом вы абсолютно правы, – сказал вконец развеселившийся Труффальдино. – Когда мой школьный учитель задавал мне хорошую трёпку, то в отличие от его ощущений мои ощущения не являлись хорошими во всех отношениях.
– У каждого своя мера, – с быстро нарастающим чувством превосходства сказал представитель негативного взгляда на близкие нам предметы и явления. – Понятия не имею, что более всего ценится в вашей стране Неизмеримых Талантов, или как там ещё, и почему там практикуют телесные наказа-ния. Я же, поднявшись на самую верхнюю ветку, способную
